Рубикон

Боязно?
Комфортнее вдоль? Изредка косясь в Ту сторону?
Река извилиста. Под стать линии жизни на детской ладошке. А ближе к устью и вовсе разбегается морщинами усталого хлебороба.  Перепрыгнешь затерянную во времени змейку… одну, другую – ан, ничего особенного. Все та же рутина сомнений, тревог, робких шагов с оглядкой на уютное продавленное кресло.   
Где русло? Где оно, - подлинное Искушение? Да и существует ли?

Идешь, к примеру, на вальдшнепиную тягу: поскрипывает патронташ, шумят вдалеке автомобили. Выбрал место, обтоптался, унял дрожь, замер. Оттрещали дрозды, угомонились птахи, и… все! Тебя, уж, нет. Ни должности, ни звания, ни имени, ни плоти. Ровным счетом – ни че го. Растворился в хладных сумерках.
Когда нашел русло? Как перебрался на другой берег?
Спросить, увы, не у кого.  Ученные греки прошляпили гидрологию души, не удостоили вниманием; сановные клерикалы путаются в показаниях; жен и милиционеров лучше не беспокоить.
Дрогнул. Нажал на спусковой крючок. Пых! Вмиг отбросила назад. Пых! Пых! эхом пустотелого тщеславия в спину.
Стемнело. Вроде бы и тихо, и величественно. Под звездами боченятся снеговыми шапками холмики прошлогодней травы... Однако ж избавиться от ощущения - что вернулся на суетный берег, к изнывающим от рефлексии, ищущим себя «под фонарем» - не удается.

В лобовое стекло ткнулась птица, отлетела на обочину. Вышел. Подобрал. Странная какая-то. Шея длинная, клюв плоский, оперенье отливает синевой. Невольно огладил. Встрепенулась. Поднял вверх – полетела. Вот и ладно.
Сел в машину. Ближний свет выхватил тень, кружащую перед капотом. Словно звала за собой.
Не заметил, как проследовал за ней, пока не уперся в ручей. Так себе преграда, - встречал и покруче. Поводырь заметался впереди, силясь разогнать крылами мои сомненья.
Дрогнул. Развернулся.
 
Обратной дорогою старался не оглядываться, не смотреть в зеркало заднего вида.
И опять вдоль…
пых, пых, пых