Бабье лето

   В советских вузах был славный обычай – помощь сельским труженикам в уборке урожая. Проще говоря – «поездка на картошку». Студенты перед началом занятий выезжали в колхозы, месяц там трудились куда пошлют. И за это колхозы нам обеспечивали какой-никакой ночлег, питание и кое-что платили.

   Мы уже ждали автобуса, когда Серёга Ройтман нас весьма удивил тем, что тоже явился и изъявил желание поехать вместе с нами «на картошку».

- Серый, да ты никак с нами собрался. Там же в колхозе работать надо, а ты разве умеешь? – стал подначивать его Валерка Порядин.
- Чему вы удивляетесь, ребята? Третий курс, последний раз едем, не хочу отрываться от группы.
- Не заливай! Не поэтому едешь. Ты узнал, что на этот раз едем в колхоз-миллионер и там хорошо платят за работу, – не унимался Порядин.
- Не без этого, - согласился Сергей, - но самое главное – хочу честно выполнить свои общественные обязанности!
- Это какие же? – мы стали гоготать, так как почувствовали, что Серый сейчас что-то ляпнет смешное.
- Ребята, вы вероятно забыли, что сами выбрали меня профоргом, и я должен проследить, чтобы вы честно уплатили профсоюзные взносы со своего заработка, один процент от зарплаты если заработок будет выше семидесяти рублей, - с серьёзным видом сообщил Сергей, но даже это было смешно.
 
   Мы вообще уже тогда начинали подсмеиваться над лозунгом «Профсоюзы – школа коммунизма» на профсоюзном билете, так как никакого смысла в существовании студенческого профсоюза вообще не видели, хотя на деле самые наглые и обессиленные "непосильной учёбой" студенты на кафедре иногда выстраивались в очередь из одного – двух человек за талонами на «диетическое питание», состоящее обычно состоящее из дополнительного бутерброда с докторской колбасой, иногда булочки с изюмом и стакана сиропа шиповника.

   А «измученные» жизнью доходяги, типа прижимистого Лёхи Белова, или же некоторые студенты, пострадавшие от ночной игры в преферанс, не стеснялись брать в "Школе коммунизма" иногда даже десятку материальной помощи "на улучшение условий". Советские профсоюзы предоставляли им такую возможность.

   Но для получения профсоюзных льгот надо было знать систему студенческого профсоюза изнутри и быть его активистом. Серёга был профоргом, значит считался активистом, частенько заходил в кабинет «школы коммунизма», но как можно было получить далеко не лишнюю десятку объяснял далеко не всем: парень он был вроде бы свой в доску, но не простой. Серый нам даже марки для вклеивания в профсоюзный билет об уплате членских взносов ленился раздавать, ссылаясь на совершенную бесполезность оных.

   Нам его пассаж про «свои общественные обязанности» показался странным:

- Ой, да ладно! Приехали бы и заплатили.
- Ага, потом лови вас, - и мы стали хохотать, так как это было правдой: добровольно мы свои студенческие копейки отдавать никогда не хотели.

   Подъехал автобус, мы с шутками и прибаутками погрузились в него, и уже в автобусе Ройтман удивил нас ещё раз. Он достал из своего рюкзака оплетённую пузатую бутыль вина, вынул зубами пробку, достал маленький стаканчик, стал аккуратно разливать вино по полстаканчика и подносить каждому. Такой щедрости от него никто уж точно не ожидал.

- Это вино моего деда. Дед уже умер, а его вино я в подвале нашёл. Его выдержка 30 лет, а может и больше, - стал рассказывать Серый, а мне подумалось, что он, как всегда, заливает, но на всякий случай решил вино попробовать, и свою дозу выпил.
 
   В вине не было ничего особенного. Вино как вино, какая-то, из чего не знаю, мутноватая жидкость, на мой взгляд гораздо хуже дешёвого и популярного в нашем общежитии сухого прозрачного «Ркацители», которым баловались студенты.

- Ну как? - поинтересовался Ройтман у группы, когда в бутылке ничего не осталось.
И все стали нахваливать дедово вино, хотя я уверен, что никто толком в вине не разбирался, оценить Серёгину щедрость и дедову предусмотрительность мы не могли оттого, что вина было мало, да и что мы там тогда понимали в коллекционных винах. Но на халяву и уксус сладкий.

   То ли я тогда был слаб по части распития алкоголя, то ли винчик действительно было выдержанным, и имело особые свойства, но напиток подействовал. И не только на меня. Всем стало весело, и мы почувствовали очередную приязнь к товарищу студенту Ройтману. Он снова стал казаться нам своим в доску и рубаха-парнем.

- Вот здесь некоторые сомневаются, что я умею работать, - Серёга ткнул пальцем в сторону Валерки Порядина. – А спорим, с каждым на пятёрку, что я больше любого из вас сумею заработать!

   Никто, естественно, поверить в такое не мог, сумма была не чрезмерной, да и азарт имел для нас особое значение, поэтому прямо в автобусе мы всей группой, кроме прижимистого и неуверенного в себе Лёхи Белова и нашего старосты, который как член КПСС осуждал любые споры на деньги, но от халявного вина, предложенного Серёгой, отказаться так не сумел, побились с Серым об заклад.

   И наш староста, правильный студент и коммунист Кузнецов, переступив через себя, разбил  спор типа «один против многих», то бишь Ройтман против группы, по сути спора.

   Когда мы приехали в село, полным ходом шла уборка зерновых. Собрать полноценно налившиеся колосья колхоз успел за несколько недель. Но зерно ещё открыто лежало в огромных кучах на воздухе. Нам предстояла срочная эстафета по передаче мешков собранного урожая по всем точкам до погрузочного конвейера элеватора.  Поэтому возле правления колхоза в тот же день состоялась постановка задач, деление по бригадам и распределение работ.

   Самые крепкие ребята сколотили 3 бригады на тяжёлую работу по погрузке и разгрузке зерна, а остальные ушли на наполнение мешков с зерном и другие работы. Многими двигало то, что на погрузке и разгрузке зерна был строгий норматив с выработки – было обещано за каждую тонну платить почти рубль, а тоннаж перевезённого зерна определялся с точностью до сотни килограммов по разнице веса пустого и нагруженного автомобиля, который взвешивали на причудливой платформе весов с пристроенной будкой, на самом краю деревни.

   К нам в бригаду борцов напросился также чудаковатый теннисист Лёха Белов. Мы оценили его внушительный костяк, около метр девяносто, и в бригаду взяли.
Пытался к нам примазаться и Ройтман, но памятуя его прежние заслуги по отлыниванию от физического труда и невысокий росток, мы его отшили.

   Дальше для нас наступил тяжёлый, но конкретный труд по послеуборочной обработке зерна. Нашей задачей было грузить и разгружать мешки с зерном поначалу с открытого тока на зерносушилку, а потом с зерносушилки  к силосам элеватора.  Замечу сразу, что и Лёха трудился добросовестно, ни в чём не уступая амбалам с кафедры тяжёлой атлетики, а Серый слонялся по разным работам, то в сене полежит, то уже кем-то заполненные мешки помогает завязывать.

   Погрузку – разгрузку мы осуществляли бегом. Стандартный мешок сырой пшеницы весил 60-70 кг, сухая пшеница и ячмень весили уже около 50 кг, и овёс килограммов 40. Овёс грузить мы не любили: пусть он и легче, но главное –не вес, а беготня с мешками с машины на зерносушилку или выше, с сухим зерном по трапу на второй этаж в зернохранилище.

   С сырым зерном особых проблем не было: грузи мешки на машину, вози, да таскай в зерносушилку. А вот после зерносушилки иногда случался простой, так как частенько приходилось ждать, когда сырое зерно в коробах подсохнет до нужной кондиции.

   Обычно наша бригада грузила тонн 20 зерна в день, но если случалась удача,то и 25 тонн зерна. Мы могли бы и больше, но многое зависело от дальности между точками разгрузки, выгрузки и временем простоя нашего ГАЗ-51 в ожидании своей очереди.

  Вне зависимости от того, сколько зерна мы таскали туда-сюда на своих плечах, к вечеру ребята едва волочили ноги, приезжали на базу и валились сразу после ужина отсыпаться. В село практически не выходили.

   Стояло чудное бабье лето, и однажды в погожий вечер, когда по воздуху на закате летали паутинки, а мы усталые вернулись с работы в наш лагерь налегке и невесть откуда заявился чтобы подбивать нас на любовные подвиги товарищ студент Ройтман.

- Ребята, там за деревней такие кадры ходят! – радостно сообщил Серый.
- Да какие у них в деревне могут быть кадры, одни толстые доярки, - заинтересовался вечно тоскующий по чистой половой любви мой дружок Сашка Раззорёнов.
- Саша, ты не прав. Да вот такие! – Серёга как мог руками в пространстве обозначил обводы прелестной женской фигурки, и Саша мгновенно воспылал.
- Смотрите, пацаны, как бы вас местные пуйки* кольями не отходили за своих девок, - предупредил Валерка наших искателей приключений.

   Для многих из нас предостережение оказалось лишним: мы валились с ног после ударного труда и по девкам ходить не собирались. Однако, несмотря на такое предупреждение, мой дружок Саша дрогнул, и парни вдвоём, двинулись в сторону деревенских огородов на окраине местечка.

   Первым из похода не солоно нахлебавшись вернулся Саша и хмуро рассказал, что у него случился полный облом, так как на огородах трудились одни старухи, а вот Серёга вроде бы селянку и закадрил.
 
- Правда, далеко не молода, но зато, - Саша повторил Серёгины жесты, обозначающие женскую фигуру, особенно в области крестца, подвздошных и бедренных костей, и восхищённо добавил. – Вот такой бабец с виду!
- А ничего себе! А сам-то ты чего? Как же это ему удалось? – поинтересовался кто-то из ребят.
- Да ему-то оказалось легко! Я постеснялся заговорить, как-никак она меня раза в два старше, а Серый внаглую попросил огурчика. Она заулыбалась и дала… - неловко высказался Сашок, а мы стали гоготать, так как живое воображение студентов мужской группы сразу нарисовало весьма пикантную картинку.
- Фу, как вам не стыдно! – возмутился из левого верхнего угла комнаты «князь Мышкин».

   Это был голос скромняги конькобежца Юры, который всегда совестил нас за скабрёзные анекдоты о половой любви и накрывался с головой одеялом, чтобы не слышать непристойности. Поначалу на нас его укоры действовали, но потом мы заметили, что накрывается он не наглухо, да так, чтобы иметь возможность дослушать до конца любой анекдот. За эту ханжескую привычку мы его с ехидцей и прозвали «князь Мышкин».

   Чтобы лишний раз не раздражать «князя» и не вступать в столкновение с его пуританской моралью, мы поставили разговор на паузу, разошлись по своим делам и стали ждать возвращения Ройтмана для того, чтобы услышать живописания его амурных похождений из первых уст. Серёга так к ночи и не появился, но зато колхоз -миллионер и близлежащие окрестности к вечеру накрыл такой густой молочный туман, каких я с той поры никогда и не видел.
 
   И героем того вечера стал не Серёга Ройтман, а Валерка Порядин. Он взял свою трубу и вышел на улицу играть тягучий и печальный вечерний блюз.
Я не раз копался в интернете, чтобы вспомнить название блюза, но так и не нашёл ничего подходящего. Самые близкие соло для трубы, которое мне удалось найти и прослушать в интернете, были три вещи - серенада Ф.Шуберта, соло Труффальдино на трубе, и мелодия из фильма «Долгая дорога в Дюнах». А вот какую мелодию играл Валерка, вспомнить так и не смог: как-никак полвека прошло.

   Сам Валерка, наш шустрый и весёлый товарищ, пока жив, но когда я узнал номер его телефона в Брянске и позвонил, т.к. уж очень захотелось узнать, какой же блюз мы слушали в его исполнении в тот вечер, то поговорить нам не удалось. Благодаря руководящей роли коммунистической партии, плеяде верных ленинцев - руководителей страны, и лично товарищам Горбачёву и Ельцину, Союз распался, и тарифы для телефонной связи с Брянском из Латвии взлетели на неподъёмную для меня, латвийского пенсионера, высоту. Только и хватило денег, чтобы узнать, что Валерка живёт, здравствует и плавает в бассейне Брянска.
 
   Но я отвлёкся. Любовники облюбовали себе местечко в стогу за окраиной села. В ноздри били возбуждающие ароматы сена, медоносов, сушеного клевера и цветущей вики, вперемежку с горьковатым запахом полыни, и многих других полевых трав, напоминающих любому русскому человеку детство в деревне. К вечеру пал густой туман, да такой, что издали только и и видно было как над полем торчат верхушки стожар, а самих стогов не было и видно.

   Валерка Порядин в тот вечер превзошёл себя, звуки трубы пробивали густой туман и проникали в сердце Серёгиной пассии, которую звали Байба, да так, что ей захотелось в третий раз…

   Но Серёга был сугубо городским жителем, никогда не бывал в деревне, сельской романтикой так и не проникся, и поэтому ради прихоти любвеобильной возрастной красотки ему корячиться не хотелось, и он тактично отказался, сославшись на чрезмерную дневную усталость при погрузочно-разгрузочных работах, в которых и не собирался участвовать, и повернулся к даме спиной.

   Байба отнеслась с пониманием, заботливо обняла своего молодого любовника, погладила по голове и дала ему уснуть, а сама стала вспоминать, каким горячим был её муж, когда был школьным учителем до тех пор, пока не стал председателем колхоза.
 
   А потом были заботы, с которыми муж хорошо справлялся, но времени на Байбу становилось всё меньше, и семейное счастье потихоньку ушло. Теперь, когда вырос и уже стал работать сын, Байба решилась подумать и о себе, а не только жить заботами мужа, и воспользовалась нежданно-негаданно подвернувшимся случаем. когда мужа по каким-то делам на две недели вызвали в Москву. В этот романтический вечер она и ускользнула на встречу с нашим товарищем, который был сверстником её сына. Этот факт придавал ещё большую пикантность проступку неверной жёнушки…

   Когда Серёга проснулся то обнаружил, что Байба после ночи пылкой любви уже ушла. Утреннее солнце разогнало туман и Серому пора было явиться на ежедневный утренний развод для получения дневного задания.
 
   Мы уже сидели на лавочках возле правления, когда появился Ройтман и хмуро сел рядом. Завидев его пожёванный вид, мы заулыбались, но острить не стали, так как ждали распределения работ и расспрашивать было некогда.

   Да и какие могут быть расспросы, если в этот момент мимо нас покачивая широкими бёдрами прошла в правление колхоза высокая белокурая женщина. Она наградила нас лучезарной улыбкой, а Сашка толкнул меня в бок и тихо прошептал:
 
- Смотри, это с ней он вчера был, - и глазами показал на Ройтмана, который единственный из всей группы не проводил женщину взглядом, а вперил очи в почву у скамейки, делая вид, что разглядывает какую-то букашку.
- Действительно стоящий бабец, - оценил я достоинства зрелой сельской красотки. – Но не слишком ли велика ростом для Серёги?
- Лёжа ростом не меряются, - мудро заметил мой приятель.

   Через какое-то время Байба решила какие-то свои вопросы и вышла из правления, одарив всех повторно, особенно Серёгу, улыбкой зрелой женщины. Через минуту в дверном проёме появился бригадир колхоза и стал распределять нас по работам:
 
- Который из вас Ройтман?
- Я Ройтман, - встрепенулся Серёга.
- Пойдёшь на зерносушилку, - строго велел бригадир. – А остальным дождаться машин и по прежним объектам. И не сачковать, лето кончается и пойдут дожди, надо успеть убрать зерно.

   Сачковать мы и не собирались, как-никак работали за деньги, да и здоровья было немало. Но уже со второго рейса произошла заминка у зерносушилки.
Обычно, когда приезжала наша машина, включался конвейер, и с него слетали мешки с зерном, только успевай подхватывать и грузить на машину. Простой бывал минут 10 не дольше. А на этот раз конвейер долго не включался. Мы стояли минут 25 пока не выдержали и не пошли вовнутрь узнать, в чём причина заминки.

   Несколько женщин в коробах сушилки постоянно ворошили зерно совковыми лопатами и подсушенным зерном наполняли мешки. Рядом с каждым коробом скопилось по нескольку полных, но ещё не завязанных мешков. Только и оставалось, что прихватить каждый из них нехитрым мешочным узлом и бросить на конвейер, но бабы и не собирались это делать. Выяснилось, что это дело поручили Ройтману, но его нигде не было видно.
 
- А где же наш студент? – поинтересовался Саша.
- Спит где-нибудь, -  засмеялись бабы. – Сами ищите.
Серёгу мы нашли не сразу. Он действительно дрыхнул поверх тёплого зерна в дальнем коробе, под которым струился тёплый воздух, и забил болт на свои несложные обязанности.
- Серый, ну ты и борзой! Вставай, мы из-за тебя простаиваем, - раздражённо толкнул его я.
- У тебя что, трудовой порыв? - недовольно поинтересовался Серёга и приоткрыл один глаз.
– Нам, что ли, за тебя мешки завязывать? – разозлился я. – Вставай, а то сейчас получишь.

   Моя угроза возымела действие, Ройтман нехотя поднялся, вылез из короба и без особой спешки принялся завязывать мешки.Чтобы не продлевать простой, пришлось ему помочь, да и на конвейер побросать мешки самим. Мы уехали, пригрозив Сергею намять бока в случае, если подобное повторится. А Саша подкрепил нашу угрозу, обозначив короткий, но не особо сильный удар по Серёгиному прессу.

   Воспитательная беседа возымела действие, время простоев по вине сушилки в этот день сократилось, но вечером Ройтман в лагерь не пришёл, а следующим утром Байба пристроила его помощником к весовщику.
 
   Старичок-весовщик взвешивание ему не доверил, но Серому работа пришлась по душе: он стал для нас как бы небольшим начальником: заставлял нас слезть с машины, чтобы не увеличить вес партии зерна, важно требовал выключить работающий двигатель, чтобы не повлиять на точность взвешивания, потом внимательно наблюдал за взвешиванием, а в конце рабочего дня подметал платформу. В лагере он больше не появлялся, пропадал ли он вечерами с зазнобой, или ночевал где-то в другом месте мы уже не знали.

   Но всё хорошее рано или поздно кончается. Закончилось бабье лето, стало заметно холодать, лили дожди, дороги превратились в жидкое серое месиво.. Подошла к концу и наша студенческая трудовая повинность. Пришло время расчёта. Мы были довольны: бригады грузчиков получили немалые для студентов деньги – от 110 до 120 рублей. А Серёга развернул веером несколько красненьких, синеньких и зелёных банкнот, сверху положил мятую серую купюру в один рубль, и сказал:

- А я, ребята, заработал меньше всех.
- Закон социализма - оплата по труду, как работал, так и заработал, - подвёл черту Валерка Порядин, и мы полностью с ним согласились  .
- Пацаны, а как же я с такими деньгами домой приеду, - грустно произнёс Ройтман. – Надо мной же все евреи Риги будут смеяться, скажут, а на фига ты, Серый, из Риги в колхоз попёрся на целый месяц за такими деньгами?
 
   Студенты – народ такой, что только дай повод посмеяться. Даже если нет повода, то причина-то всегда найдётся, а если нет и видимой причины, то всегда выручит живое воображение. И скорее всего не мне одному воображение нарисовало чинных евреев, которые в сюртуках сбились в кучку возле синагоги, размахались руками и крикливо на идиш осуждали Серёгу, забыв о всяческих своих делах по торговле оптом и в розницу. И мы стали смеяться.

   Но смех смехом, он бы и кончился, только Серёга вдруг выступил с неожиданным предложением:

- Пацаны, дайте и мне хоть чуток ещё заработать.
- Да как же мы тебе поможем, если вечером уезжаем из колхоза, - удивились ребята.
- А давайте я вас повеселю. Вы скиньтесь по трояку, потом сядете в грузовик, а я за вами по-пластунски до лагеря по дороге поползу. Только чур, быстро не ехать, и чтобы все сбросились. И можно только мне тренировочный костюм одеть, чтобы одежду не запачкать.

   Наше живое воображение и на этот раз нарисовало картинку гораздо смешнее первой. До лагеря было недалеко, но не менее полукилометра, деньги мы получили и по трояку сброситься ради такого зрелища нам было не жалко. С просьбой Серого по поводу тренировочного костюма мы тоже согласились, и со смехом скинули зелёные бумажки в шапку нашего старосты:
- Ползи, Серёга!- и с гоготом уселись на скамейки грузовика, и он медленно покатил по направлению к базе.

   Поначалу нам всем было смешно, а потом всем надоело смотреть, как Серый ползёт по-пластунски и барахтается в грязи. Захотелось побыстрее добраться до лагеря, и мы, вдоволь насмеявшись, уговорили его встать на ноги и остаток пути проделать пешком. Когда Серёга пришёл в лагерь, снял и выбросил грязный тренировочный костюм, наш староста торжественно вручил ему шапку с трояками:

- Держи, Серый, чтобы тебя евреи Риги не заклевали.

   Сергей аккуратно разгладил зелёные трояки, сложил их вместе со своей зарплатой и аккуратно пересчитал. В стопке оказалось денег около 130 рублей, и тогда Ройтман спросил:

- Есть в группе кто-то, кто заработал за этот месяц больше? – и таких не оказалось. Самую большую зарплату, 125 рублей, невесть за что выдали нашему партийному старосте, а у нас, рядовых студентов самыми высокими оказались зарплаты нашей бригады, по 120 рублей каждому.
- А теперь, дорогие ребята, позволю себе вам напомнить, - торжественно начал свою речь Серёга, - перед тем как сюда приехать мы побились об заклад, что я заработаю за этот месяц больше всех?
 
   Тут мы и вспомнили и Серёгино вино, и забытый спор, но только на этот раз нам почему-то стало не до смеха. Но проигрыш в споре «один против многих», да ещё и разбитый нашим единственным членом КПСС – дело святое. Чертыхаясь мы сбросили Серёге ещё по пятёрке.

   И уж совсем нехотя, после того как Серый потребовал честно уплатить долг перед «школой коммунизма» - один процент от зарплаты, если заработок оказался выше семидесяти рублей, мы заплатили и профсоюзные взносы.
 
   Так наш товарищ студент Ройтман легко и весело провёл время «на картошке» и умудрился снять самый большой куш среди студентов нашей мужской группы.


Начало:
http://proza.ru/2021/01/13/479
Продолжение:
http://proza.ru/2021/03/31/505