Лейтенанты

         Посвящается Анатолию Степановичу Цветаеву, — моему первому замполиту.               

                1.               
          
              Лесная дальневосточная глушь. Серые паутинистые дороги, с глубокими лужами, кривыми шатающимися мостками, и редкими знаками, кланяющимися всякому, кто скучно тянет нелегкий ухабистый путь.  Войсковая рабочая часть, сборно-деревянно-щитового вида, убогим зрелищем предстала перед Богом, перед галактическим царствием, готовая с ранья уже выдвинуться на ломовые земляные, грунтово-скальные работы.

За кривым деревянным забором, слабенько шумят редкие худые деревья, огрызками торчащие из кочкастой мари. Под её пахучим слоем — вечная мерзлота, где ещё возможно, со времён плейстоцена, мамонтов — тьма, юрского и мелового периода — сохранившиеся рептилии.

В автопарке стоят дымы, там трудно заводят дежурную «убитую» технику, там жутко матерятся, слабого, не злобно бьют, послушанью и навыкам учат.

Каркают, прыгают, ругаются горластые огромные вороны. Филигранно обдалбливая помойку солдатской столовой, отгоняя одиноких бродячих собак от своего сытного пропитания.

Давно из-за сопки выкатилось глазастое новенькое солнце, с любопытством рассматривает чёрную бушлатно-шинельную массу, коя поротно и повзводно упёрлась сапогами, характерами в БАМовскую земную твердь.

Стоят, мнутся, от спокойного неба греются, шепчутся, — сурового начальника ждут. А вот, и он, монументально вывалился из штаба. Подтянут, крепок, длинноног, тонко перетянут скрипучей новенькой портупеей. Скрипят начищенные «хромачи» — от чёткого шага, от власти, от уверенности в себе, от очередной звезды, по заслугам зацепившейся  за крепкое плечо, в непременном ожидании — ещё большей!

«Батальо-о-он!.. Равняйсь… Смирна-а-а! Равнение-е на пра-а-а-ВО!» — Это начальник штаба, строевым отчеканил подход к «хозяину». Звучит короткий доклад. Содрогнулся воздух от рёва-приветствия его «орлов», и в конце, конечно, от команды  –  «Вольна-а!», напугав брехливую сороку на рогатой антенне раритетной радиостанции.

Комбат сух, глазаст! Долго не говорит, лишним не засоряет мозг своей рабочей силе, своим «рабам», своей доблестной «орде». Больше даёт высказаться своим «замам», оловянными солдатиками застывшие рядом. Отговорили заместители. Вновь берёт слово подполковник, всё чаще искоса поглядывая на край строя, где все офицеры части  небольшой «коробочкой» замерли.

Он хорошо видит, как отдельными военными особями замерли два поджарых загоревших «гончих» лейтенанта. Это новенькие! Начальник продовольственной службы и начальник «вещевой», прибыли к нему, свой боевой путь военного начинать. Отдельными гордыми цветными «перцами», замерли самодовольные служаки–холостяки, нынче Вольское училище тыла только окончив. В «тьму-таракань»  в «глухотень» — их родина бросила карьеру начинать, делать, расти. В их глазницах самоуверенности через край! На губах лёгкая усмешка призрения к этой пахучей, грязно мазутной разно-народной массе, где «чёрнобровое» явно доминирует.

Голяшки сапог со вставками, ни одной «хромачинки», вытянуты  в струнку, отглажены, до блеска начищены, хоть брейся! Не чета, сморщенной, помятой, через  «три», не глаженой, общей звёздопогонной колонне «по четыре» Стоят соколики, а на головушках фуражечки новенькие, с высокими тульями, ну хоть сейчас на бал, на первый лист глянцевого журнала.  У всех офицеров и прапорщиков, рядом, чёрные – как тоска, измученные фуражки, с засаленными макушками, с устоявшимся внутри, душком. От тягловой работы, от пота, от лишений, как и полагается землеройным, мало кому известным шпало-забивочно-рельсовым войскам.

А у молоденьких  «перцев» – малиновые, яркие, новенькие, так сказать «нульцевые!» Красуются, контрастно выделяются, в эту чёрно-серую толпу, вызывающе вроде кричат: «Вы черви навозные, а мы элита!» Мол: «Вы без нас никуда!» И, правда, какие «кубы» ты дашь, если некачественно одет и обут будешь. А голодным вообще, лом с лопатой не подымешь, костыль не забьёшь, шпалу не подымешь…

С подобными «высокими» мыслями, и слушали наши лейтенанты ладного наставника. Комбат был потомственным военным, уважал всякую личность напротив. Поэтому, никогда не хамил, не унижал, тихо презирая слабаков, кто такими методами «рулит», подымается, растёт. Комбат знает: с ним, за одно, его помощник, —  товарищ замполит. Редкой души и воли человек.

                2.

             Вроде всё! Батальон с музыкой должен, под марш из динамиков строевым рвануть, а «хозяин», честь своей братве в смирной стойке отдать. Так и произошло!

Только перед этим, последний раз он глянул на ярких «типчиков», и с улыбкой, громко выдал, приказал: «Офицеры-тыловики! Цветные вы мои петушки, соколики, богатыри! Будьте добры, к следующему разводу, в черненьких, как у всех вояк фуражках перед ним предстать. Есть толковый и мудрый прапорщик, (ещё участник войны) вот он вас и «причешет» под общий, военно-трудовой народ. Увы, ребятки! Со своей яркой «малиной» придётся навсегда уже расстаться, на грешную землю опуститься, неприятностей случайно не заработать».

Парни гордые были, самовлюблённые, не податливые какие-то лапти! Не то ума в училище не набрались, не то его совсем не имели. Только они «забили» на указания «хозяина», посчитав оскорбительным, приравнивать элиту к этой креозотной черноте. У коих задача, только кубы, планы, подвиги на железнодорожной трассе выдавать. Ну, прям, те же «пиджаки», только в форменной одёжке, два раза в год, видя стреляющее оружие и допотопный противогаз, в неудобно болтающей сумке на боку.   

У ярких лейтенантиков особая миссия, — посчитали отчаянные хлопцы, разместившись в первобытном убогом вагончике, на краю топкой болотины, где мошки, комарья летом будет: «Во-о-о!» Со всеми удобствами на воздухе, и в ливень и в минус 60-т!

Дело было в пятницу! Пренебрежительно слушали всякого, кто учил, как надо жить, служить, в нужную струю, самое «масло» сразу попасть. Дополнительно вняли, как при лютых морозах здесь быстренько не сгореть, воду добыть, в общем, сохраниться, выжить, не пропасть! Правда, с ходу запомнили только-то, что рядом, в пяти километрах сейчас находится ресторан, под названием: «Сказка Ургала».

Этакий островок барачной цивилизации! «И это… в такой глуши, в таком бичарнике!?» — возбуждённо мыслили молодые офицеры, до блеска начищая сапожки, отбивая высокие тульи, заливаясь одеколоном после гладкого лоснящегося бритья. В воображении воспроизводя местных свободных красоток, себя – неотразимыми «гусарами», погибающими в их жарких объятиях, сумасшедшей любовной глубине…

Перекусив жареной картошки с тушёнкой, при полном параде, словили из части попутку, совершенно удовлетворёнными — выдвинулись на многообещающие позиции. «Парад» этот, и переспелая сильная молодость, должны были сработать безошибочно! Так всегда было в большом городе! А в этой «глухоте», и подавно выстрелить! Наповал сразить всякую накрашенную красу, желательно в её постель «нырнуть», полегчавшим к понедельнику только, вынырнуть. С этими городскими «лекалами» в мозгу, «перцы» переступили покосившийся вход «Сказки», где чудилось уже липко-сладкое счастье, конкретный сказочно-былинный толк.

Козырными «тузами» ввалились «снабженцы», надолго напялив на лица-маски добросердечные улыбки, давая всей публике понять, что они расположены к любви, к веселью и обязательной взаимности! Закружилась гульба, заиграла иностранная модная музыка. Запрыгал, заскакал, запил, весёлый местный народ, желая душу по-всякому развеселить, расслабить, пытаясь с ходу правильно понять настрой публики, сердечно выбранного партнёра.

Те, кто в части инструктаж из «бывалых» за бутылкой проводил, забыл напомнить, что в эти места за длинным рублём, приехало много «бывших за колючкой». На мордобитие, на травмоопасное искривление всяких лиц, – простые совсем ребята. У них в памяти ещё свежи краски и эмоции от «пережитого там»

Отдельный «бородатый» столик «бичей» богато веселился. Только с «объекта» на побывку приехав, соря чувствами, деньгами и матами. Быстро узрели двух, молоденьких «цветных» — кои «рамсы» совсем попутали. Галстуки, попустив, девчонок самых красивых за талии смело хватают, в танце кренделя ещё те выделывают, крутят, заметно забирая внимание от терпеливых  строителей, надёжных мужиков, трудяг.

«О-о!.. Так, это ж, — краснопёрые! — рыкнул один из работяг, — глядя на малиновый околышек новенькой фуражки на вешалке, не вдаваясь в различительные оттенки ненавистного цвета. — А чёй-то, они здесь делают, а… мужики? — Неужели вновь свои колючие лагеря здесь будут ставить!??» Сказал, запросил к себе срочного внимания, вслух, сразу вспоминая похожих «вертухаев» на своей зоне. «Не дело мужики терпеть такую сытую и наглую молодцеватую наглость! Они видно не знают, кто мы здесь! А ну, Стас, Петро, Степан, на улицу! Я к ним! Попрошу выйти покурить… за обоссаным углом потолкуем… политику партии, разъясним!»
               
                3.

                Вороны, первыми встретили подъем личного состава. Как и солнца, жаркую величину из-за щетинистой сопки. За птицами, дежурный по части встретил уже комбата, отрапортовав тому, до дыр, «заезженный» доклад.

Помойку обследовав, «утрешним» объевшись, вспорхнуло крупноголовое вороньё, покидая сытную «столовку». Лениво потянулось куда-то к речке, к мощным одиноким ёлкам, покою, тишине, отдыху. Важные стройные караулы, сверкая штык-ножами, цепочкой по складам разошлись, чёрные трубы кочегарок вонючим углём задымили, вроде обещая настроение и тепло, в холодные казармы.

Чумазый солдат, похожий на одичавшее существо, показался из свинарника с лопатой, вывалив испражнения в душистую парящую кучу, глубоко серчая, что не закончил вчера письмо мамочке. Где он непременно ещё укажет; что вчера с парашюта прыгал, из пушки стрелял, нарушителя-китайца за ноги в часть с товарищами приволок, и он его первый, заметил.

А пока вонючая куча добреет, дышит, парит, небритый свинарь, облокотившись на родной инструмент, смотрит на плац, чешет грязную шею, трогая такой же подворотничок. Там понедельник, там обязательный очередной развод. Там где-то его ненавистный командир хозяйственного взвода, вставной челюстью гремит. Вот-вот… придёт… будет гундеть… строить, за поросят-деток больше беспокоясь, чем о его предстоящем дембеле, неясной судьбе…

Трудовые войска опять чёрными коробочками замерли перед штабом. Вот-вот, командование части покажется, выйдет, заговорит. День предвещал отличную погоду,  выполнение плана. Отдельным лицам, за это, скупую похвалу. Исключение будут составлять, наверное, только для наших двоих «героев»

Хихикает, потешается народ, зыркая на высокие потускневшие тульи, и избитые титульные фамильные «передки» под ними. Там, где офицеры отдельным табуном стоят, там освещения больше, там и веселье не стихает, подколки, ржачь. Это фиолетово-синие объёмные фонари под глазами гордых гуляк, дают всем свет «зависти» и потешных размышлений! «Добрэ погуляли хлопцы! С местными достопримечательностями и строителями БАМа, накоротке, контактно так лихо быстро познакомились!» — не выучив правильно комбата, «домашнее задание».
               
                4.

              «Батальо-о-он!.. Равняйсь… Смирна-а-а! Равнение-е на пра-а-а-ВО!» — Это привычно начальник штаба, строевым отчеканил подход к «хозяину». Звучит короткий доклад. Содрогнулся воздух, от рёва-приветствия его «орлов». Отговорил «сам», излили своё и замы. Заминка. Что-то решают, шушукаются, интригуют строй, шахматно-легионное столпотворение. «Ну, что ещё!.. Пора уже на объекты… машины зря бензин жгут!?» — ропщут самые ответственные командиры, мужья, непременно будущие комбаты и выше.

Замерли распухшие самцы-истребители, чужой любви-перехватчики! Молят святого Евдокима, покровителя всех заведующих и владельцев казенных богатств и снабжений, чтобы пронёс, перед строем, не вывел, не опозорил.  Вроде услышал Евдоким.  С ходатайством сунулся к всевышнему, к «самому»,  за тыловую глупую ещё поросль просить, унижаться, склонённым стоять…

Рявкнул колокол-динамик, взвинтив ввысь и ширь, – марш-славянку! «Там! Там! Пара-рам-рам! Та-та-та! Там-пара-рам!» — чеканят шаг строители, гордо вскинув подбородки к родному небу, к одинокому стервятнику, кружащему хозяином над легендарными отчаянными строителями, когда-то любимыми землями эвенков.

Еле сдерживается комбат, не желая улыбаться, созерцая изменённые формы телесных ликов его непослушных «пацанов». Но, что-то не так пошло у святого Евдокима. Рано зарадовались выпускники «Вольского», успевая только следовать, закруглять строй офицерской пачки. Которая, пройдя периметры, не рассыпалась, а вновь вернулась на круги своя, застыла, ничего ещё не понимая. И тут, приуныли парни… всё поняли! Евдоким, су…, не помог!

«Начальник продовольственной службы, лейтенант Мясников, и начальник вещевой службы, лейтенант Шапкин, выйти из строя» — рыкнул командир, снимая «лайк» с мощной лапы-руки. (Выходят, разворачиваются лицом к улыбчивому, ехидно сострадающему народу)

  — Вот, товарищи офицеры, — полюбуйтесь! Перед вами два самца! У них, видно гон сейчас, как у лосей. Не успели понять, где находятся, ещё не ведая, где знамя части гордо стоит, где пистоли с патронами лежат, где вверенные материальные ценности спрятаны, решили в первый же день, на случку рвануть! В «Сказке» пьяных сказок начитаться, заодно на члены удовлетворения поискать!

Побитые «Лоси» мраморно стоят, уронив головы на битые грудины, испачканными высокими тульями, будто присягают на верность боевому знамени. Разбитые синие губы, пухлые носы застыли на лёгком ветру, источают покорность и согласие с таким, оказывается обманчивым миром.
  — Не вняли моих мудрых слов, не поверили старому подполковнику. На три буквы выходит, — послали, свои алые цвета околышей, словно бодучие рога в ресторан занесли! И давай там танцы-шманцы устраивать, этими рожищами бичей бодать, тыкать…    
  — Мы не бодали… мы просто танцевали… и сё… — промычал кругломордый «лось», ответственный за пропитание в части, с разбитыми костяшками кулаков.   
  — Мы… мы, правда… никого не трогали… немного выпили… ну танцы… а как без них… а потом… — проблеял жилистый вещевик Шапкин, болезненно трогая распухшее ухо.
  — Запомните самцы! Это вам не Вольск, где лёгких девочек, как ромашек в том поле. Это всесоюзная великая стройка! Это БАМ! Здесь всё серьёзно, и такого добра, на пальцах пересчитать. Ишь, губёнки раскатали, языки и яйца вывалили. Сейчас долго закатывать будите!

                5.

                Строй оживает, раскрепощено ржёт, гогочет, хихикает, смеётся, с приколиста-хозяина, умиляясь его точными фразеологизмами. Комбату назидательно поддакивает, коренастый, сильный замполит. Поподробней останавливаясь на морально-политических и социально-психологических аспектах тутошней жизни. Рассказывая о бичах, напомнил: что возможно, у некоторых явно сложное было прошлое. Подтвердил: Только мир и дружба с ними, может дать нам гарантию достойного завершения строительства такой гигантской эпохальной стройки, протыкая и нанизывая чёрными цепкими глазами ещё пару нерадивых, слабо сознательных личностей в строю.

Комбат: в образе, в движении, горлом хватает больше кислорода, углекислый,  серьёзно выдыхает:
  — Если я сказал: «Прыгай!» — значит прыгай! Если я сказал: «Жопой воздух дуй, пропеллер ей раскручивай!!» — значит, и дуй и крути! Если я рыкнул на весь плац, при всём моём честном и послушном народе: «Красную тыловую кепи — долой!» — значит, немедленно долой! Она для некоторых «пиджаков» здесь, как красный кумач для безумного корридного быка! Уразумели самцы — сладенькой лёгкой любовки, — перехватчики, а? — Не слышу?!
  — Так точно! Всё поняли! Больше не повторится!
  — Ну, что… товарищи заместители… простим юных наших товарищей. Думаю, они, это урок хорошо выучат, нас с вами больше не подставят… (Пауза, комбат смотрит на ручные часы) — Как думаете, Анатолий Степанович. Не будем на первый раз их письменно наказывать за игнорирование моей просьбы-приказа. Думаю, сегодня «переобуются», станут «чёрненькие» как все! Разрешаю в «своих», за водовозкой с вёдрами стоять, мусор выносить, дрова в трусах рубить, картофан жарить, бормотуху под одеялом жрать… 
 
Строй вновь оживает, ещё слышно варианты расширяет, добавляет, веселя смущённых молоденьких лейтенантов, ещё соколиков-сопляков.
  —  Я с вами согласен, товарищ подполковник! Лейтенанты только на землю ступили…  постигают азы настоящей службы. Мы им должны быть с первых дней службы помощниками, опорой, надёжным плечом, подсказкой...
    
  —  Равняйсь! Смирно! За безупречное и достойное поведение в экстремально трудной сложившейся обстановке. За то, что в схватке с превосходящим противником, не уронили честь и достоинство высокого звания русского офицера, до последнего защищая себя и честь мундира, лейтенантам Шапкину и Мясникову, объявляю БЛАГОДАРНОСТЬ!      
  — Служим Советскому Союзу!
  — Вольно! Разойтись…

                27 февраля 2021 г.