de omnibus dubitandum 119. 668

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.668. ОТ НЕЗАВИСИМОГО ЭКСПЕРТА…

    За спиной Петра Николаевича Краснова (см. фото П.Н. Краснов со своей женой в ложе театра) трудилась целая армия сплетников, иногда достаточно образованных и талантливых, стремящихся низвести их авторитет, смешать с грязью и внушить окружающим те мысли, которые были выгодны так называемым «народным комиссарам» (кавычки мои – Л.С.).

    Одним из таких «независимых экспертов» выступал автор «Русской Вандеи» полковник Иван Михайлович Калинин, бывший соратник Краснова по борьбе с большевиками, переметнувшийся к ним после поражения в гражданском геноциде…

    Когда-то и Скоропадский, и Краснов служили при дворе императора всероссийского. Теперь оба одинаково начали служить интересам императора германского, пишет этот шелкопер.

    — Я вошел в переговоры с германцами, — рассказывал Краснов 16 августа на заседании Большого Войскового Круга о своих первых политических шагах (см. Гл. 119.220). — Благодаря искусной политике ген. Черячукина в Киеве Н.Е. Парамонова и В.А. Лебедева в Ростове за шерсть и хлеб мы получили орудия, винтовки и патроны. И началась настоящая война с большевиками. Я обратился с письмом к императору Вильгельму. Я писал ему, как равный суверенный властитель пишет равному. Я указывал ему на рыцарские чувства обоих воинственных народов, германцев и донского казачества, и просил его содействия в признании нас самостоятельным государством, в передаче нам Украиной Таганрогского и Донецкого округов и в помощи оружием. Взамен этого я обещал, что Войско Донское не обратит своего оружия против немцев, будет соблюдать нейтралитет и продаст избыток своих продуктов. Письмо возымело действие. 27 июля был подписан договор между Доном и Украиной о суверенности обоих государств. Этим договором мы обязаны давлению германского командования [Газета «Приазовский Край», 1918 г., № 123].

    Новый вождь донского казачества принадлежал к числу далеко незаурядных натур.

    Будучи махровым черносотенцем, ген. Краснов очень ловко воспользовался извлеченной из преданий прошлого идеей казачьих вольностей для создания донского казачьего государства, нужного ему лишь как средство для борьбы с большевизмом в целях реставрации, наклеивает наш эксперт ярлыки на Краснова.

    При своем уме и разносторонних талантах, он ухитрился превратиться в самодержца «демократического» казачества, это выражение явно высосано из пальца, никаких самодержавных замашек за Красновым не числилось.

    Донская пресса не переставала петь дифирамбы казачьему характеру и нравам.
«От времени, когда с казачеством сочеталось представление о зипунном рыцарстве, до того момента, когда о казаках говорили в неизменном сочетании с жандармом, легло большое расстояние.

    Но на том расстоянии сложился хороший, здоровый, казачий тип, закаленный в лишениях, выносливый, утвердившийся в сознании долга перед родиной, не выносивший рабства или крепостного быта, дороживший своим человеческим достоинством» и т.д., и т.д.[Газета «Донские Ведомости», г. Новочеркасск, 1918 г., № 77]

    В Новочеркасске усердно создавали донскую государственность, на фронте же война велась очень вяло. Казаки докатились до границ своей области и глубоко задумались.

    — Зачем же нам итти дальше? Если переступим границу, нам же будет хуже. В России скажут, что казаки идут завоевывать русскую землю. Нам довольно своей! Только пусть оставят нас в покое.

    Первый порыв уже прошел. Притом настало лето, в станицах требовались рабочие руки. Невольно стало сказываться утомление гражданской войной, а кое-где и сознание в ее бесполезности.

    Для Краснова наступил опасный момент. Он отлично понимал, что от великого до смешного один шаг, и нажал все пружины. Круг тотчас же вынес постановление о том, что переход границы необходим в целях занятия некоторых пунктов, крайне важных для безопасности Дона.

    Это средство плохо помогло. Казаки инстинктивно чувствовали, что, перейдя границу, они уже сами обратятся в нападающую сторону, а это вызовет ярость в России.

    Они менее всего думали «спасать» русский народ.

    — С большевиками ведь можно договориться. Мы их не тронем, а они пусть нас не трогают. Чтобы все было по-старому.

    Приказ о переходе границы привел к разложению восставших, которые видели, что в Новочеркасске мудрят, что стремления Атамана и правительства расходятся с желаниями станичников.

    3 августа, на Царицынском фронте, отряд полк. Антонова, не желая более сражаться с красными, сдал без боя станицы Нагавскую*, Баклановскую и Верхне-Курмоярскую.

*) Нагавская — станица в Котельниковском районе Волгоградской области. Административный центр Нагавского сельского поселения. Упоминается с 1672 года. Первоначально находилась на правом берегу Дона, между станицами Верхне-Курмоярской и Гугнинской. Известна как Нагавкин городок. В 1793 году казаки станицы Нагавской участвовали в восстании против переселения на Кубань.
Станица числилась в составе 2-го Донского округа Всевеликого Войска Донского В 1894 году станица перенесена на левый берег Дона, некоторое время называлась Ново-Нагавской, а оставшееся село на правом берегу Дона хутором Старо-Нагавский. В 1897 году население станицы составило 771 человек (369 мужского и 402 женского пола). В 1911 году открыто двухклассное училище. В 1915 году числилось всего дворов 267 с населением 1 312.
Советская власть установлена в марте 1918 года. Повторно установлена в 1920 году.
   
    В Усть-Медведицком округе 1-й и 4-й Донские полки и полки Усть-Бело-Калитвенской, Верхне-Кундрюческой и Нижне-Кундрюческой станиц мало того, что отказались воевать, но даже стреляли по тем, кто, во исполнение приказа, пошел в бой.

    Находились начальники, которые не хотели переходить границы. К числу их относился выборный командир полка Милютинской станицы войсковой старшина Коньков.

    Он еще до этого прославился своим непослушанием. Как-то раз ему удалось отбить у красных, на станции Арчеда, 60 ведер спирту. После этого уже никакие приказы правительственного начальника, ген. Фицхелаурова, не могли заставить его итти в наступление. Ослушника, наконец, убрали в тыл. Впоследствии он снова попал на фронт и пал смертью храбрых.

    13 августа в полках Трех-Островянской, Ново-Григорьевской и Сиротинской станиц состоялся митинг.

    — Воевать, братва, дальше али нет?

    — Будя… Замиряться надо.

    — Делегацию бы отправить к красным. Не желаем воевать, ни к чему!

    Выборные командиры не протестовали. Правительственный начальник пытался их облагоразумить.

    — Ведь мы же Всевеликое Войско Донское. Мы послали выборных на Круг. Круг, вместе с выборным Атаманом, правит нами. Сами же мы создали правительство, так как же ему не подчиняться? Оно знает, когда надо заключить мир.

    В конце концов, делегацию к красным не послали. Но утром полки разбрелись по домам.

    Дело принимало скверный оборот. Краснову приходилось волей-неволей раскрыть свои карты, объявить, во имя чего же ведется борьба, какова ее конечная цель, только ли освобождение Дона, как говорилось сначала, или какая-нибудь другая. Приходилось подумать и о помощи.

    16 августа, при открытии сессии Большого Войскового Круга, Атаман очертил в пространной речи свою правительственную деятельность и заявил довольно смело:

    — Мы победим, если не будет братания и преступной агитации. Россия ждет своих казаков. Близок великий день. Наступает славное время.

    В ту же осеннюю сессию Круга он потребовал себе чрезвычайных полномочий.

    — Обстоятельства таковы, что я должен быть «Атаманом военного времени», — говорил донской владыка.

    Круг расширил его права и разошелся.

    Краснов продолжал «спасать» Россию. Добровольческая армия, воюя на Северном Кавказе, конкурировала с ним.

    Чтобы сразу убить нескольких зайцев, т.е. усилить казачий фронт, подтолкнуть казаков на завоевание Москвы, а вместе с тем ослабить и Доброволию, в угоду немцам, изобретательный атаман, изощряется наш независимый эксперт, -  начал формировать армии Саратовскую, Воронежскую и Астраханскую. Цель их — освобождать от большевиков губернии тех же наименований.

    Краснов рассчитывал, что вслед за этими армиями охотно двинутся и казаки, сначала — просто по пятам, из любопытства или соревнования, а потом, увлекшись борьбой, воодушевятся и ринутся лавиной к Москве.

    Мысль была остроумная, хотя несколько обидная для казачьего самолюбия. Но в жизнь она почти не воплотилась.

    Крестьяне соседних губерний, частицы которых захватили донцы, не желали мобилизоваться и поступать в красновские армии. Они вообще ни с кем не хотели воевать, тем более наступать на свои же губернии в качестве казачьего авангарда.

    В Саратовскую армию (формированием ведал полк. Манакин) удалось навербовать не более сотни всяких проходимцев, до какого-то поляка Розалион-Сошальского включительно.

    Они поступили под команду известного авантюриста есаула Грекова, не из донских казаков, — хотя эта дворянская фамилия самая распространенная на Дону.
Греков — болезненный юноша, явный дегенерат. Ему было 23–24 года, но его волосы совершенно поседели от какого-то внутреннего недуга. За это его прозвали, или он сам себя прозвал для пущей важности, «Белым Дьяволом». В ноябре 1917 года он, по поручению Корнилова, вербовал казаков в Добровольческую армию. Так как вербовка дело небезвыгодное, то он и теперь, в 1918 г., предложил свои услуги Манакину, пишет далее наш рифмоплет.

    Отряд «Белого Дьявола», единственная войсковая часть, входившая в опереточную Саратовскую армию, расположился осенью в станице Бело-Калитвенской. Однако, после грандиозного дебоша и побоища со станичниками, в результате чего добрая четверть отряда попала под суд, это основное ядро «Саратовской армии» поспешили расформировать. Тем и кончилось ее существование.

    После этого «Белый Дьявол» подвизался где-то в Одессе, формировал какой-то отряд, растратил 60.000 руб. казенных денег, снова вернулся на Дон, в 1919 г. был нашим клиентом, пишет далее наш рифмоплет, подвизавшийся на ниве правосудия, при чем, для смягчения своей вины, доказывал свои заслуги, представив мандаты, за подписью Корнилова и Каледина, на формирование партизанских отрядов, и, наконец, закончил свою бурную и буйную жизнь в апреле 1920 года, в г. Екатеринодаре, по приговору ЧК.

    С Астраханской армией дело обстояло несколько лучше. Во главе ее Краснов поставил калмыцкого князя Тундутова, бывшего царского флигель-адъютанта. Астраханские калмыки, народ патриархальный, как и донские, посыпали к Тундутову, который сформировал из них особый полк. Донские калмыки, населявшие Сальский округ, еще при царях были зачислены в донское казачество. Теперь из них сформировали Зюнгарский калмыцкий полк, тоже влитый в Астраханскую армию.

    Зато формирование некалмыцких частей шло туго.

    Разного воронья налетело вдоволь. Титулованные вербовщики, с царскими вензелями на погонах, старались зашибить деньгу. Они начали формировать множество астраханских частей, — пехотных, конных, даже инженерных, но так и не сформировали ничего.

    Я сам неоднократно наблюдал, как обломки старой аристократии, запрудившие Новочеркасск, с трепетом ждали вестей из красновского дворца, куда они частенько заглядывали с предложением своих услуг по формированию. Больше всего волновались шикарные дамы, резко выделявшиеся своими породистыми лицами от грубоватых донских женщин.

    — Слышали, слышали? Гвардейская батарея будет формироваться в составе Астраханской армии?

    — Ах, какая прелесть. Мой Серж обязательно попросится туда в адъютанты.

    Из Новочеркасска, где титулованное воронье околачивалось в поисках теплых мест, оно перекочевывало в многочисленные штабы, расположенные на станциях между Ростовом и Великокняжеской. Здесь, в приспособленных для жилья теплушках и в полуразрушенных казачьих хатах, царил тон Павловска или Царского Села.

    Князь Тундутов, за невозможностью производить смотры войсковым частям, так как их, кроме калмыцких полков, почти не существовало, объезжал штабы. Его встречали оглушительной музыкой (оркестры формировали в первую очередь) и угощали обедами с шампанским, которое пили под крики ура и звуки гимна «боже царя храни».

    Немонархистов в штабы не принимали. Подвыпив, князь очень щедро производил подчиненных в чины, по вытрезвлении же спешил отменить свои приказы, так как Краснов не предоставил ему права на производство.

    Воронежская армия, позже переименованная в Южную, тоже служила убежищем друзей Краснова, прогоревших аристократов. Во главе ее стоял бывший главнокомандующий Юго-Западного фронта ген. Николай Иудович Иванов, царский генерал-адъютант, тот самый, который в начале февральской революции двигался с фронта на Петроград с полком георгиевских кавалеров спасать трон Романовых.

    Теперь Краснов возложил на него ту же самую задачу.

    Победное чело триумфатора к осени сильно омрачала оппозиция. Не оппозиция Круга, — тут она существовала в зачаточном состоянии и не стоила ломаного гроша. В самом деле, что могли возразить ему урядники, «хорунки», станичные атаманы, или люди и более грамотные, но заплесневевшие в своей глуши. Умственный кругозор первых не простирался дальше плетня своего огорода; образования и развития вторых хватало разве на управление полком или канцелярией.

    Председатель Круга, Василий Акимович Харламов, сподвижник Милюкова, как бывший член Государственной Думы всех созывов, бесспорно во многом мог соперничать с Красновым. Но его время еще не пришло. Он выжидал, чья возьмет, т.е. удастся ли Краснову двинуться церемониальным маршем на Москву или он сломит себе шею и уступит лавры Пожарского Деникину.

    Харламов, покамест вел себя осторожно в Новочеркасске. При посещении же Екатеринодара, центра Доброволии и кадетской партии, он нередко подражал ветхозаветному апостолу Петру, отрекаясь от Краснова.

    К великой радости «единонеделимцев», он говаривал иногда:

    — Дон нельзя смешивать с атаманом Красновым.

    «Отказываемся верить таким словам Харламова, — возмущенно писал в «Донских Ведомостях» ярый красновец, гвардейский полковник Г.П. Янов. — Еще не так давно он в составе всего президиума Круга ездил во дворец и настойчиво просил атамана не отказываться от атаманства, когда Краснов возвратил пернач Кругу и заявил, что слагает свои полномочия». [«Донские Ведомости», 1918 г., № 54]

    Другая оппозиция, не парламентская, нарушала покой донского самодержца. Она даже и не находилась в пределах его государства. Это были «степные генералы» — П.Х. Попов, В.И. Сидорин, Э.Ф. Семилетов.

    Выдвижение Краснова «черкасней» на пост атамана лишило их лавров, на которые они рассчитывали в награду за «Степной поход». С воцарением Краснова, гвардейца, друга аристократии, черносотенного зубра, эти сподвижники Каледина, ставленника донской «демократии», оказались не у дел.

    Их попытка агитировать против Атамана не имела успеха. Они проехались было по ближайшим к Новочеркасску станицам и кое-где внушали станичникам, что ими правит недостойный человек, где-то скрывавшийся в то самое время, когда «другие» освобождали Дон. Но казаки отнеслись отрицательно к этой агитации.

    Краснов возбудил судебное дело против «степных» генералов, и они поспешили ретироваться в Екатеринодар. Там Доброволия охотно принимала всех врагов донского властелина.

    «Потому что они приказчики души Каледина», — писал в ответ на эту речь Краснова в «Приазовском Крае» идеолог казачества, талантливый публицист Виктор Севский, [Это псевдоним. Настоящее имя и фамилия его были Вениамин Краснушкин, уроженец станицы Константиновской] друг «степных генералов».

    Казаки потеряли Дон. Сидорин, казак Есауловской станицы, не потерял головы. Заметала вьюга пути и тропочки маленькой степной армии Попова. Сидорин фонариком военного разума освещал ее путь.

    Сказочен был партизан Василий Чернецов, весь от ветра хмельной. А Семилетов спокоен и в отцы годится юному есаулу. Однако и к нему шла молодежь и за ним шла порывистая, бурная. В его отряде гимназисты плясали лезгинку под треньканье балалайки. У него в отряде были китайцы. «Шаиго, капитан!» — говорили желтолицые. Будущие диаконы степенные, иереи станичные, забыв о тропарях и кадилах, шли семинаристы к Семилетову.

    В чем же секрет очарования трех генералов? За ними шли тени старых атаманов, и они, эти тени, звали под знамена степных генералов всех вольных, всех смелых.
Ибо они были приказчики души Каледина». [«Приазовский Край», 1918 г., № 123]
Эти калединовские приказчики, в союзе с Харламовым и Севским, в конце концов одолели «атамана военного времени».