Служи Отчизне 5

                ОТЧИЗНА - ЭТО МЫ, ОТЧИЗНА ЭТО - ТЫ,   

                СЛУЖИ ОТЧИЗНЕ!

   
На следующий день, освободившись от занятий, Рябинин зашел в бытовую комнату, чтобы пришить свежий подворотничок. Он уже приступил к делу, когда услышал за спиной слова.
  - Эй, рядовой, ты, наверное, стихи читаешь?

Рябинин, не веря своим ушам, недоверчиво посмотрел: перед ним стоял рядовой, прослуживший не менее года, о таких говорят «Котел». Был он среднего роста и хорошо сложен, темноволосый и широкоскулый, с высоким лбом, мечтательные карие глаза смотрели с интересом и в тоже время с вызовом, словно  приглашали на поединок. До сих пор Рябинину приходилось сталкиваться с более простоватыми типами. Спокойно оглядев его, Рябинин произнес:
  - Нет, я не люблю стихов.
  - А я думаю, что ты как раз подходишь – у тебя лицо такое, э... одухотворенное!
  - Какое это еще, одухотворенное? - возразил Рябинин и  подумал: «Наверняка смеется. – До сих пор ко мне с подобными вопросами не обращались, тем более старослужащие».
  - Так что, попробуем? Если не пойдет, я настаивать не буду.
  - Ну, я не знаю, - уже не так категорично произнес Рябинин. – А когда начинать то будем? – неожиданно для себя поинтересовался Ваня.
  - Да, хоть сейчас. Зовут меня Равиль Истомин.
  - Редкое имя, красивое!
  - Это в честь деда, он у меня татарин.
  - А меня Ваня Рябинин.
  - Ну, вот, у тебя не только внешность, но и имя с фамилией сочетаются, и звучит красиво, даже поэтично - ИВАН РЯБИНИН, - уже нараспев произнес Истомин. – Давай-ка, уединимся в актовом зале на часок-другой, там нам никто не помешает.
  - Вообще-то, у меня проблемы и если...
  - Ничего не бойся, со мной тебя никто не тронет, с некоторым пафосом произнес старослужащий.
  - А ты кто?
  - Я-то? - И Истомин рассмеялся. – ОТЧИЗНА - ЭТО МЫ! Служи Отчизне! Таков наш с братом девиз... Не бойся, рядовой, тебя никто не тронет. 

Они прошли к самой сцене, прежде чем Истомин указал на место в первом ряду.
  - Здесь нам будет удобно, но ты должен привыкнуть к виду сцены, чтобы в решающий момент не спасовать. Так, а сейчас ты мне прочтешь по листку вот это.
Рябинин  бегло пробежал глазами по строчкам, где четкими столбцами выстроились колонки четверостишья.   
  - Вслух читай! 
Уткнувшись в текст, Рябинин скороговоркой начал:
      
                Я новый год! Друзья кругом,
                Стою у очагов домашних,
                Хочу, чтоб счастье полной чашей,
                Входило в сени, в каждый дом!

  - Стой, не так! Выдели: «Я – НОВЫЙ ГОД! И, вообще, не спеши, стихи неторопливость любят, вдумчивость. Послушай. - И Истомин уже медленно, с выражением, вкладывая особое старание в каждое слово начал читать.
  - Понял, а теперь ты... Ну, вот, совсем другое дело, уже лучше. Но это ты для меня сделал, а теперь представь: собрались люди, твои сослуживцы, офицеры с женами и ты со своим бормотанием под нос.
  - Нет, мы так не договаривались, и вообще, все это не для меня, да и потом, Новый год уже прошел. Я, пожалуй, пойду, - засобирался Рябинин.
  - Иди, только не пожалей потом.
   
Дойдя до дверей актового зала, Рябинин представил свою прежнюю солдатскую жизнь, бесконечно однообразную с вечными нарядами, построениями и конфликтами. Постояв в нерешительности у дверей, он вернулся назад.
  - Давай! – решительно произнес Рябинин.
   
Репетиции продолжились и на следующий день. Прочитав стихотворенье, но уже с большим усердием, чем прежде, Рябинин замер в ожидании оценки. Истомин не спешил в этот раз.
  - Что я скажу, с дикцией у тебя все в порядке, немного торопишься. А ну давай еще и не забудь выделить заглавную строку. И еще, делай небольшие паузы, можешь даже жестикулировать. Тут же все написано: «Друзья кругом... Стою у очагов домашних...». И выброси из головы свою дурацкую мнительность. Ты даже не представляешь, как все соскучились по гражданке, за родительским очагом, за любимыми! Да тебе еще аплодировать будут и просить, что-нибудь свеженькое почитать! – убеждал Истомин. 
Прослушав очередной раз, Истомин заметил:
  - Ну, вот, я в тебе не ошибся, а то заладил: не буду, не хочу. Ну, а хорошее стихотворение ко Дню Советской армии, я тебе все-таки нашел. Смотри, Шандор Петефи, известный венгерский поэт. Стихотворение называется «Мужчина».
  - А как же быть с этим, новогодним?   
  - Ничего,  тоже пойдет! Новогодний концерт по ряду причин не состоялся, можешь и это прочитать. Так, рядовой Рябинин, получил задание? Свободен! Завтра придешь в это же время. Возникнут вопросы, обращайся. Знаешь, где меня найти. Обычно я тружусь в библиотеке, разумеется, когда в наряды не хожу.
  - А можно я возьму у тебя что-нибудь почитать?
  - Даже нужно!
 
Молодые люди прошли в библиотеку, которая находилась рядом. Увидев стеллажи с многочисленными стопками книг и, ощутив знакомый запах типографской краски, Рябинин заулыбался. Он уже потянулся за журналом «Вокруг света», когда Истомин заметил:
  - Я бы посоветовал вот это. - И Равиль протянул ему небольшую книжку в коричневом переплете.
Рябинин прочитал заголовок: «Обломов» Гончаров.    
  - Хорошо, я возьму это. 
Он уже собирался покинуть библиотеку, когда столкнулся в дверях с человеком поразительно похожим на Истомина. Остолбенев от неожиданности, Рябинин даже оглянулся назад, словно бы сравнивая оригинал с копией. Увидев растерявшегося Рябинина, Истомин заулыбался.
  - Познакомься, это мой брат, Кирилл. Мы с ним близнецы. 
   
На следующий день в это же самое время Рябинин направился в библиотеку. В библиотеке, кроме Истомина, он неожиданно застал замполита, лейтенанта Щедрова.
Никанор Ильич Щедров был невысокого роста, с мягкими, немного детскими чертами широкого лица, открытым лбом, обрамленным густыми рыжеватыми волосами. Этот дружелюбный, как виделось Рябинину, человек, располагал к себе своими располагающими к себе манерами и приятным тембром голоса.
Рябинин несколько стушевался, словно бы раздумывая, стоит ли заходить сюда в присутствии офицера, когда услышал:
  - Никанор Ильич, это Ваня Рябинин, он у нас стихи читает.
  - Добро пожаловать, Ваня, - и лейтенант неожиданно протянул Рябинину руку.
Засмущавшись, Рябинин, ответил на приветствие. - Наверное,  по ночам девушкам стихи слагаешь? – произнес замполит и тут же добавил: - Я когда «срочную» служил, тоже, как красная девица стеснялся. Ничего, это проходит.
  - Да я, на минутку зашел, - начал Рябинин и осекся.
  - Ну что, Равиль, не буду вам мешать. Продолжайте подготовку к празднику «23 февраля». Если нужна будет помощь, обращайся. Знаешь, где меня найти. Да, насчет музыкантов: я уже выписал на базе парочку новых гитар и ударник.
 
И лейтенант, еще раз взглянув на Рябинина, покинул помещение библиотеки.
  - Слушай, Равиль, у вас тут какие-то особые отношения, словно бы не в армии, а на гражданке. До сих пор поверить не могу, не сон ли это?
  - Отношения  нормальные, деловые. Я когда на тебя смотрю, себя вспоминаю: тоже начинал тяжело, часто с сержантами конфликтовал, справедливости искал. В наряды через день ходил, страшно не высыпался, думал, пропаду. Старики едва со света не сжили, хотел застрелиться. Но вышло иначе: мой обидчик в дисциплинарный батальон угодил, а я какое-то время ходил под надзором. Затем все нормализовалось. Сейчас у меня авторитет, даже офицеры за помощью обращаются. Я им тут на День Конституции концерт организовал по всем правилам: музыканты были, стихи читали, даже танцевали. А лейтенант Щедров погоны лейтенанта недавно одел. Сам он преподаватель истории, прежде в институте студентам лекции читал. Мужик положительный, но мягковат.
  - Это как?
  - Ну, в армии доброта чаще всего боком вылазит. С людьми нужно строже. Это не значит, что ругаться со всеми надо, но я на собственной шкуре испытал: стоит чуть расслабиться и сразу проблемы.
  - Даже с друзьями? – удивился Рябинин.
  - Даже! - категорично заявил Истомин. Доверяй, но проверяй! Человек от природы ленив и хитер. Ты, думаешь, я тут с тобой в панибратство играю, ошибаешься дорогой. Я с тебя еще спрошу, причем, по всей строгости. Так вот, если этой самой дисциплины не будет, наступит брожение, хаос; не будет армии, развалится государство. Да, собственно говоря, какое государство без армии?
  - На вид, ты, Равиль, не производишь впечатления взыскательного человека.
  - Вообще, оно так и есть, - и Истомин улыбнулся. - Отбросив ложную скромность, скажу, ты увидел во мне интеллектуала, а это в армии не всегда ценится. Здесь, как известно, на первом месте армейский порядок и беспрекословное подчинение, ну а потом уже все остальное. Ладно, хорош философствовать. Кстати, ты выучил стихотворение?
  - Да, выучил. Я еще хотел спросить тебя на счет...
  - Догадываюсь, насчет Кирюхи, брата. Несмотря на внешнее сходство, мы совершенно разные. У тебя еще будет время с ним поболтать, а сейчас будь добр, домашнее задание, читай стихи.
   
Этот раз Рябинин прочитал стихотворение без запинки и с выражением.
  - Прогресс на лицо и все-таки чего-то не хватает. Да, кстати, Гончарова читаешь?
  - Туговато идет.
  - А ты как думал, ко всему надо относиться с душой. Кстати, у каждого своя «Обломовщина», так что ломай свой стереотип и живи в полную силу. Результат не замедлит сказаться. Ну, ладно об этом, мне еще объявление написать нужно. Кстати, ты не мог бы взяться за это дело?
  - Перья и туш имеются? - поинтересовался Рябинин.
  - Ватман, перья, все как в лучших домах!
  - Ладно, давай показывай, что там у тебя. 
  - Ты просто находка, Ваня! Может, ты и на гитаре играешь? 
  - Могу на трех аккордах! 
  - Вот я и говорю, тебя ко мне сам Бог послал. 
   
До празднования 23 февраля оставалось еще немного времени. Истомин часто привлекал Рябинина в свою студию, где собирались музыканты, чтецы и просто творчески одаренные молодые люди. Порой приходилось освобождать Рябинина от нарядов, и когда сержант Башаров пытался возразить, Истомин тут же приходил на помощь: «Такова воля замполита и ничего с этим не поделаешь». Спорить с Истоминым было бесполезно и сержант, как правило, отступал.
 
С момента, как Рябинин попал под крыло Истомина, солдатские будни потекли быстрее, насыщеннее.  Меньше стало косых взглядов в его сторону, а некоторые даже стали проявлять к Рябинину неподдельный интерес: «И как это он успел так быстро найти общий язык с самим Истоминым, к которому даже замполит прислушивается?» И даже ворчание старослужащих не могло изменить привычного хода жизни: все знали - у Вани Рябинина появилась надежная защита.
 
Отработка задания на радиостанции в ночное время, проходила в прежнем объеме, но уже на более высокой скорости. Рябинин и тут не упустил своего шанса, когда в очередной раз сработал на «отлично», приняв и передав за сеанс максимальное количество радиограмм.

Рябинин  регулярно наведывался к Истомину. Надо сказать, что Равиль сам проявлял неподдельный интерес к своему новому знакомому, пытаясь как можно быстрее приобщить его к творческой деятельности. На этот раз речь зашла о женщинах. Равиль хорошо рисовал, и даже находясь в наряде, находил время, чтобы отдаться любимому занятию. Порой он брался рисовать обнаженную женскую натуру, причем получалось у него это профессионально, со знанием дела. «Довольно точно и красиво, - однажды заметил Рябинин. - Но чересчур откровенно, да еще эти неожиданные позы...». Истомин с некоторым осуждением посмотрел на товарища.
  - А что тебе не нравиться?
  - Все очень правдоподобно, но...
  - Кажется, я понял. Да, брат, не готов ты к реальной жизни, сыроват, но это поправимо.  Видишь ли, еще до армии я сошелся с одной милой женщиной и, как понимаешь, страшно по ней соскучился. А еще у нас маленький сынишка, Тимуром назвали, - и Истомин извлек из тумбочки фотографию.
  - Вот это да! Это в честь какого-нибудь родственника?
  - Нет, я уже говорил тебе, что меня назвали в честь  деда.  А Тимур или Тамерлан, как известно, помог русичам монголов одолеть. Под началом Тимура состояло три тысячи прекрасно обученных воинов,
  - Всего лишь?
  - Да, военачальник считал это вполне достаточным, чтобы одолеть любого врага, ведь Тамерлан за все время не проиграл ни одного сражения! Похоронили его с великими почестями, и вот представь, в сороковом году кто-то из археологов решил потревожить прах великого полководца и сразу все началось...
  - Что началось?
  - Известно что – Великая Отечественная... И только когда старцы попросили вернуть останки на место, было это в 42 году, наши стали одолевать немцев. 
  - Прямо мистика какая-то! Слушай, ты сказал, что Тимур помог монголо-татар разбить, а разве Тимур...
  - Нет, Тамерлан к индо-европейцам ближе, хотя если судить по картинам и скульптурам что-то среднее между евро-азиатами.
  - А с этой женщиной вы расписаны?
  - Нет, мы в гражданском браке, вместе прожили около года. С отпуском мне не светит, вот я и рисую, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
  - Не рано ли обзавелся ребенком и вообще?
  - Нет, я ни о чем не жалею. Вот демобилизуюсь, приеду домой, а на пороге сын с любимой женщиной встречать будут. Это же мечта любого нормального человека!
   Рябинин задумался. Впервые в жизни он столкнулся с подобным и не знал, как на это реагировать.
  - Не напрягайся, всему свое время, брат, - словно бы читая мысли вслух, произнес Истомин. – Да, кстати, ты  прочитал Обломова?
  - Если честно, только половину романа.
  - Что, слабо, не потянул? Я тебе скажу так: есть люди, которые читали Обломова, а есть и такие, которые никогда за него не сядут, не дано. Так, что, иди и читай. Да, вот еще. Ты, Рябина, слишком стеснителен, это мешает. Пора тебе становиться на ноги и быть мужчиной. Я уже второй месяц за тобой наблюдаю, и должен сказать, что в тебе каким-то непонятным образом уживается два разных качества: с одной стороны ты гордый, а с другой робкий и стеснительный, постоянно испытываешь комплекс неполноценности. Ты, Рябинин, как бы тебе объяснить... Это, Белая ворона!
  - Это как?
  - Ну, не такой, как все, а потому уязвим. Это задевает толпу, и они начинают нападать, а иначе и быть не может, срабатывает принцип стадности, когда большинство требует подчинения у меньшинства, им ведь не в досуг разбираться в твоей тонкой интеллигентной натуре. Ты понимаешь меня, Рябина, о чем я говорю?
  - Вполне. От тебя, Равиль, ничего не скроешь.
  - Главное, чтобы ты от себя этого не скрывал, а то абракадабра какая-то получается. Посмотри на себя со стороны: ты же лучше многих, но не понимаешь своей выгоды. Надо быть проще с теми, кто тебя окружает. Одного похвали, другого покритикуй, но не заедайся, будь ближе к народу. Ха-ха! Уверяю, от тебя не убудет. Нет, это не панибратство, это жизненное правило, иначе сгинешь. Все-равно где, здесь или на гражданке. Все эти «зваруки», «рыленко» и «кусковы» просто издевательство над родом человеческим и дальше этой вот казармы им не светит, но они, как ты понимаешь, правят балом, а этого БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО! И еще Рябина, расслабься! Ты сейчас, как натянутая струна, чуть-чуть и порвешься, надолго тебя не хватит.
  - Так, что, я должен ко всему этому приспособиться?
  - Спокойней, не  кипятись, ты должен, во-первых, понять одну простую истину, даже в подлеце можно найти что-то положительное. Не брезгуй. И еще, не варись в собственном соку. Понял? Так или иначе, а эти два года ты себе не принадлежишь, отдайся на волю течения, но при этом не забывай о главном – КТО ТЫ НА САМОМ ДЕЛЕ. Постарайся извлечь хоть какую-то пользу и для себя. Армия, старик, не фунт изюму. Зато, когда вернешься домой, почувствуешь в себе такую мощь, такую любовь к жизни... Одним словом, СЛУЖИ ОТЧИЗНЕ! Понял?
  - Понял! С тобой, Равиль, поговоришь и легче на душе становиться.
  - То-то же! Ну, я надеюсь на тебя, - подмигнул Истомин, согнув при этом руку со сжатым кулаком.
  - Отчизна – это мы! – бодро произнес Рябинин.
  - Служи Отчизне!
   
Уже в дверях Рябинин встретил Кирилла, брата Истомина.
  - Ты уже уходишь? – поинтересовался Кирилл.
  - Пойду, а то на меня и так косо сослуживцы смотрят.
  - Да, кстати, как у тебя обстоят дела с боксом?
  - Никак. Я легкой атлетикой занимался.
  - Ищу спарринг партнера, может, попробуем? – настаивал Истомин.
  - А не боишься?
  - Ну, салобон, еще посмотрим кто кого!..
 
В отличие от Равиля, Кирилл был вспыльчив, эмоционален и теперь, оставшись наедине, Рябинин мог поразмышлять о братьях-близнецах: «Странно, что я не встретил этих ребят раньше, вероятно все было бы по-другому».
По мнению сослуживцев, Истомины были одаренными молодыми людьми, этакий сплав молодости и житейской мудрости. Для них, казалось, не существовало авторитетов, и в различных дискуссиях близнецы неизменно брали верх не только над ровесниками, но и над старшими, включая прапорщиков и лейтенантов. Сила их убеждения поражала ясностью аргументации и какой-то внутренней убежденностью. Однажды Истомин рассказал Рябинину, как в детские годы, а позже юношеские годы, отец прививал сыновьям любовь к чтению, к труду, к жизни вообще: «Это помогло нам впоследствии, когда мы столкнулись с трудностями. У нас с Кирюхой было такое правило – никогда и ни кому, ни при каких обстоятельствах не уступать, стоять на своем. Разумеется, мы были уверены в своей правоте, а правота наша подкреплялась знаниями. Как я уже сказал, в юношеские годы мы познакомились с произведениями отечественных и зарубежных философов, известных классиков, просто выдающихся личностей; увлекались минералогией, медициной, изобразительным искусством и даже балетом. На первый взгляд это может показаться ерундой, тем не менее, все это пригодилось в жизни. Отец никогда не мешал нам поступать по-своему, оставаясь, как бы «сторонним наблюдателем», но при этом всегда мог что-то порекомендовать. Уже после окончания школы я поступил на заочный курс юридического, брат в это время постигал педагогику»...
 
Надо отметить, Рябинина всегда поражало в Истомине, способность легко и просто говорить о самом сложном. Зачастую беседы затрагивали такие тонкости жизни, такие глубины человеческой души, что становилось жутко. Еще вчера он даже подумать об этом не мог, и теперь, оставшись наедине, лихорадочно перебирал в памяти все подробности последнего разговора с Истоминым.
Близнецы были заметными фигурами в части и производили довольно глубокое впечатление на окружающих: роста среднего, пропорционально сложенны, с насмешливыми карими глазами и высоким лбом; своей напористостью они напоминали  Рябинину известных литературных героев – братьев Карамазовых. Их раскованная походка, жесты, обаяние впечатляли скрытой энергией и готовностью побороться за «Правое дело». Тем не менее, сослуживцы относились к ним по-разному: кто с большей, а кто и с меньшей долей симпатии. Были и такие, кто не любил братьев, но таких было немного, и противники, как правило, быстро ретировались, уступая близнецам в бесконечных спорах.   


Празднование Дня Советской Армии и Флота проходило по тому же сценарию, что и празднование Дня Конституции. Лейтенант Щедров, ответственный за художественную самодеятельность, давал последние наставления:
  - Равиль, ты не забыл украсить сцену? Возьми с собой несколько человек и действуйте.
  - Я уже занимаюсь с чтецами и музыкантами.
  - Хорошо, передай дело Кириллу. Да, не забудь зарядить фотоаппарат, можешь поручить это Рябинину.
 
В шестом часу вечера, в прибранный зал, начали прибывать военнослужащие. Это был рядовой и сержантский состав. Затем потянулись офицеры и прапорщики с женами. Изголодавшиеся и соскучившиеся за слабым полом, военнослужащие таращили глаза на нежные «эфирные» создания. Надо сказать, что все женщины были модно и со вкусом одеты, к тому же, были молоды и привлекательны. Наконец, в зал вошли капитан Караев со своей черноглазой спутницей, темноволосой молдованкой Кариной. «Капитанша», была неподдельно хороша в своем укороченном лиловом платьице, модных в тон платью туфельках и капроновых чулочках, облегающих стройные немного полноватые ножки. Стильная прическа и крупные клипсы венчали аккуратную головку  этой модной и красивой женщины.
  Появление Карины вызвали всеобщее одобрение, что повергло капитана в сильное смущение. «Капитанша», в отличие от своего грозного мужа, слыла среди личного состава душевной и приветливой. Она сочувствовала новобранцам, понимая их непростое положение. Иногда Карина подкармливала новобранцев домашними вкусностями и даже подбрасывала «мелочь» на «карманные расходы». Офицеры, прапорщики и некоторые сержанты были осведомлены, что супруги Караевы не очень дружны, что капитан во многом не одобряет поведение своей половины, но ничего не мог с этим поделать. Разумеется, большинство личного состава было на стороне «Капитанши».    
 
Когда все расселись по местам, из глубины зала раздались первые недружные аплодисменты, на сцену неуверенно вышел конферансье. Это был рядовой Понченко, толстенький и маленький, под стать фамилии. В какой-то миг конферансье стушевался, словно забыл, все то, что должен был сказать. В зале раздался неодобрительный ропот.
  - Давай  Пончик, начинай! – раздался чей-то пронзительный голос и в зале снова зааплодировали, но уже дружнее.
Понченко немного стушевался, но собравшись, поправил микрофон, громко хмыкнул, произнес:
  - Дорогие земляки, однополчане, а также многочисленные гости, присутствующие на нашем торжественном вечере. Разрешите от лица нашей труппы и от моего лица...
  - Не тяни Пончик, про свое лицо потом расскажешь! – раздался голос из глубины зала и все засмеялись.
  - С праздником вас, дорогие сослуживцы! – произнес конферансье и уже торжественно продолжил: - А теперь свои поздравления вам посылает наш квартет «Комета»!
   
На сцену тотчас же вышло четверо военнослужащих. Это были рядовые Лукьяненко, Черных, Казанцев и Дружинин. В руках у первых были гитары, тогда как Казанцев и Дружинин заняли место у клавира с ударником. Минуты две музыканты подстраивали инструменты, а затем зазвучала знакомая мелодия. По залу прокатилась волна одобрения и на сцену вышел ефрейтор Старовойтов. Уверенным взглядом охватив собравшуюся публику, Старовойтов неожиданно для многих запел «Дубинушку», да так, что многие стали дружно аплодировать исполнителю. Это было приятной неожиданностью для всех. Когда Старовойтов закончил, раздался гром аплодисментов. Из глубины зала донеслось: «Браво! Повторить!» И Старовойтов вновь, уже на «бис», исполнил последние два куплета песни. На сцену снова вышел конферансье.
  - А сейчас дадим слово поэту. На сцену приглашается... В это время микрофон отключился и в зале засмеялись, но уже через минуту-другую неполадки были устранены и конферансье смог объявить очередной номер.
   
Когда на сцену вышел Рябинин, раздался легкий гул. Было ли это знаком одобрения или напротив, только уже скоро в зале установилась редкая тишина. Рябинин не спешил, этому его учил Истомин. Направив свой взгляд в глубину зала, он начал читать стихи известного венгерского стихотворца Шандора Петефи. Рябинин читал не громко, но каждое слово, каждая интонация воспринималась, как личное, выстраданное. Стихотворение он закончил следующими строчками:

                Мужчина, будь мужчиной,
                Отважен, будь в борьбе
                И не судьба, не люди
                Не повредят тебе.
                Будь словно дуб могучий,
                Попав под ураган,
                Хоть выворачен с корнем,
                Но не согнул свой стан!

В зале раздались дружные аплодисменты и отдельные возгласы.
  - Молодец, Рябина! Давай еще!..
   
Уже за кулисами Рябинина встретили братья Истомины.
  - Ну, Ваня, с тебя причитается. Смотри, что в зале творится!
И снова его заставили выйти на сцену. На этот раз он читал есенинское: «Не бродить, не мять в кустах багряных» и затем снова первое стихотворение. И только после этого, под бурные аплодисменты, Рябинин покинул сцену.
  - Это надо, такой талант проглядели! - неподдельно восхищался замполит роты — лейтенант Щедров, ему вторили сослуживцы.
   Услышав похвальбу в свой адресс, Рябинин оправдовался: 
  - Да какой там талант, это все Истомины.
  - Ну ты даешь, брат! И все время молчал, - нахваливали другие, будучи уверенными, что стихи написал сам Рябинин.
 
В программу концерта была включена миниатюра «Бравый солдат, Иван Готовкин», где трое рядовых показали довольно остроумную пантомиму. Большинству из присутствующих сцена очень понравилась, тогда как капитан Караев, равнодушно наблюдавший за выступлением, лишь в конце позволил себе немного поаплодировать. После исполнения знаменитой композиции «Яблочко» и наигрыша на аккардеоне, которые продемонстрировали рядовой Черных и Казанцев, замполит распорядился сдвинуть первые ряды кресел, освободив место для танцев. Раздались звуки вальса и первые пары, это были офицеры, прапорщики и их жены, легко закружились в танце. Рябинин уже хотел покинуть зал, когда к нему подошла жена старшего лейтенанта Щедрова, Анастасия Петровна - маленькая, светловолосая женщина с искрящимися серо-голубыми глазами, облаченная в красивое темно-серое платье с оригинальными вкраплениями и белым ажурным воротником.
  - Ваня, вас можно пригласить к танцу?
   
Рябинин согласно кивнул: отказывать было некрасиво, да и потом, когда еще представится подобный случай. Похоже рядовой Рябинин усвоил первую заповедь, которую преподал ему Равиль: "Не стесняться и, по возможности, быть самим собой".
Когда  Рябинин со Щедровой вошли в круг, квартет заиграл «Шербургские зонтики». Знакомая лирическая мелодия напомнила Рябинину уютную маленькую танцплощадку в родном городе. Ему стало свободнее, как прежде, он даже позволил себе крепче поддержать партнершу за талию.
  - А где вы так проникновенно научились читать стихи? – поинтересовалась Щедрова.
Рябинин заулыбался.
  - Если честно, до недавнего времени я их вообще не читал. Это все Истомин.
  - Никогда бы не сказала! Видимо, все у вас впереди.
  - Спасибо!
 
Празднование Дня Советской Армии продолжалось до полуночи, и лишь затем, когда все покинули зал, взводные распорядились выделить несколько солдат для уборки помещения.
 
 *  *  *

Тем временем жизнь шла своим чередом. Весенняя распутица с ее оттепелями, первым майским ливнем и грозой напомнила, что впереди долгожданное лето. «А лето, - как говорил старшина Небогатов, - оно и в Африке лето. Теперь время, для вас сынки, пойдет быстрее. Наверное, соскучились по дому?» 
В  середине мае, когда зацвели каштаны, и нежная молодая поросль покрыла  многочисленные деревца парков, садов и скверов, взвода радиотелеграфистов, радиорелейщиков, курсантов «ЗАС» приступили к сдаче нормативов. В этот день вся рота в составе шести взводов была построена на внутреннем дворе воинской части. Пройдя перед командиром и его заместителем строем, рота замерла в ожидании очередных указаний. Немедленно поступила команда: «Приступить к сдаче контрольных нормативов!»
 
Рябинин одним из первых направился к аппаратной. Это был привычный ГАЗ-66 с унифицированным кузовом фургоном и вмонтированной в него радиостанцией. Включив передатчик и приемник, настроившись на заданную волну, не мешкая ни секунды, он приступил к выполнению поставленной задачи. Тотчас же в эфир полетели радиосигналы морзянки... Едва Рябинин успел покинуть аппаратную, как навстречу ему уже торопился Карпенко.
  - Давай Карпуха, ни пуха тебе, ни пера! – пожелал Рябинин, шлепнув по плечу.
Уже через минуту Рябинин доложил командиру взвода, старшему лейтенанту Ведунову, о выполненном задании.
   
В два часа дня, когда закончилась сдача нормативов, рота связи в полном составе вновь была построена на плацу. Вперед вышел командир части. Капитан Караев подвел итоги: говорил о недостатках, допущенных в ходе работы, затем объявил лучших. В список попал и Ваня Рябинин. Один из стоящих во втором ряду старослужащих, дружески похлопал Ваню по спине.
  - Молодец, Рябина! Не зря мы с тобой мучились.
  - Не зря, - примиренчески согласился Ваня и его лицо озарила счастливая улыбка.

Этого момента он ждал долгие шесть месяцев, и теперь позволил себе немного расслабиться, радуясь успеху. Грудь распирало, а голова была полна радостных мыслей и планов на будущее. Хотелось совершить что-нибудь хорошее, полезное, на благо всему Отечеству. Его уже не тянуло домой, как прежде. Надо отметить, что за последнее время отношения рядового Рябинина с сослуживцами заметно окрепли и среди однокашников оказались такие, что потянулись к нему за советом. Это укрепило веру Рябинина в свои силы: «Все трудности можно преодолеть, если имеешь в жизни цель, а она у меня есть!»
 
Ровно через три недели, в июне, Отдельная рота связи, была поднята по тревоге. Предстояли масштабные учения, где наряду со связистами были задействованы танкисты и мотострелки других частей и соединений. Командование еще накануне оповестило военнослужащих, что учения будут максимально приближенны к боевой обстановке, и пройдут на территории Германской Демократической Республики.
   
В жизни Ивана Рябинина начиналась новая страница, ему было доверено вести сеансы связи в качестве дежурного радиотелеграфиста при штабе тыла Северной группы Советских войск. Предстояли долгие, напряженные месяцы службы вдали от родной земли.