Декоратор. Часть 2. ОН продолжение

***
«… я увидел ее на одном из концертов, куда смог выбраться, солгав жене, что задержусь на очередном объекте. Полутемный зал, бесконечное мелькание красных, синих, желтых огней. Площадка перед сценой заполнена изнывающей от сексуального напряжения разнополой толпой. Преобладают молодые мужчины, и их взгляды прикованы к девушке, обвивающей руками микрофонную стойку. Она в облегающем платье, подчеркивающем крутой изгиб бедер, совершает резкие, эффектные движения в такт музыке и произносит в микрофон слова, смысл которых все равно ускользает от публики.
 
Еще бы, такое зрелище!
 
Несмотря на почти интимную обстановку и наряд девушки, музыка, рвущаяся из динамиков, далека от легкости и почти навязчивого эротизма. Барабанщик забивает резкий рваный ритм, ему вторят гитары, клавишник пытается втиснуть в эту какофонию звуков мелодию. Сколько драйва, яркости, сексуальности и любви к жизни было во всем происходящем вокруг! Но поверх всего парила она, как древняя богиня, валькирия, ведьма – без нее все это не имело бы смысла. Я еще раз присмотрелся к ней и понял, что это лицо я уже где-то видел, оно показалось мне знакомым. Что ж, надо будет найти ее. Оказалось большой удачей, что она выкрикнула в зал название своей музыкальной группы…

Уже через несколько дней, обзвонив репетиционные студии города (музыкальная группа ведь должна где-то репетировать), я знал, где и когда они собираются. Выследить ее после репетиции и узнать, где она живет, также не составило труда. Однако пришлось дождаться удобного момента, а тем временем, я подготовил ей новый дом, обставив его в знакомом и приятном ей стиле. На самом деле, я, конечно, не знал, что она любит, что ей нравится или не нравится, поэтому действовать пришлось, исходя из собственных представлений. Дождавшись удобного во всех отношениях момента – она шла после репетиции, одна, по глухой улице, я затащил ее в фургон и отвез в наш новый дом…»

Прочитав эти строки, я вытащил из глубины сейфа пачку сигарет и закурил на кухне, предварительно открыв шире форточку. За окном снова лил дождь и, несмотря на ранний час, серость, сырость и тьма сгущали воздух до состояния полужидкого киселя. В серой дождливой дымке соседнее здание казалось еще ближе, чем это было на самом деле. Узкий двор между домами заставлен автомобилями, нигде нет ни деревца, ни куста. Настоящие бетонные джунгли.

Несложно догадаться, что ожидало девушку в конце этой истории. Внимательно посмотрев на кожаный браслет, я провел пальцем по его шипам. На сцене она казалась прекрасной, но в обычной жизни была груба и бестактна. За что и поплатилась. Тут я вспомнил, в каком бешенстве он пребывал, когда узнал все подробности, и неожиданно для самого себя расхохотался.
 
Он думал, что я попросту заведу интрижку на стороне, но я пошел дальше. Мне не хотелось одноразовых свиданий, мне нужна была женщина, с которой я мог бы быть твердо уверен в завтрашнее дне.

Оказалось, что я безумнее собственного безумия.

В конце концов, ему пришлось подчиниться моей воле, и дальше мы действовали сообща. Я опускаю здесь подробное описание наших бесед и некоторых мелких проделок.

Сразу перейду ко второй главе, из которой я узнал, что мы крупно поссорились. Там также фигурировала девушка –молодая художница, которую я встретил на ее дебютной выставке…

***
«… Ее картины не понравились мне, в отличие от нее самой. Утонченное, хрупкое создание, она так громко плакала, когда я критиковал ее работы, развешанные на стенах нашего с ней уютного дома. То, что снаружи это был заброшенный цех какого-то старого предприятия, мне представляется абсолютно не имеющим значения. Ведь важна не форма, а содержание, так?
 
Уж с ней я постарался на славу! Приобрел разные краски, кисти, поставил в углу нашей с ней комнаты мольберт и попросил ее нарисовать для меня картину. Глупая кукла отказалась, но я заставил, и она дрожащими руками начала водить кистью по холсту.

В это время мы обсуждали с ним вопрос о том, как на ее творчество повлияла безбедная и относительно богатая жизнь. Он пытался убедить меня в том, что в каждом человеке присутствует творческое начало. Но кто-то не дает ему развиться, заглушает творчество бытом, не верит в себя…

Порой, слушать его болтовню было невыносимо, поэтому я на некоторое время отвлекся и, подойдя сзади к девушке, из-за ее плеча наблюдал, как она рисует. Ее руки дрожали, на краски, смешанные в палитре, щедро падали слезы. Вообще она оказалась довольно плаксивой и подчеркнуто вежливой даже в тот момент, когда я притащил ее сюда. Воля практически сразу же покинула ее, и она была готова сделать все что угодно. Однако я видел, что наш дом ей не нравится, а сам я ей омерзителен. Ну что ж, насильно мил не будешь…

Тут до меня снова донесся его голос. С общих, пространных рассуждений об искусстве он переключился на меня.
 
 «Что ты видел в своей жизни, – говорил он мне, – кроме своей квартиры, кроме очередного стола или стула, которые твоя благоверная расставляет с точностью до миллиметра в вашей вылизанной квартирке. И не пытайся вновь все свалить на свою болезнь, что, мол, тебе нельзя волноваться, врачи запретили и все прочее… Ты просто сам не хочешь что-нибудь поменять в своей скучной жизни, проще подчиниться, плыть по течению, грызть себе туннельчик в яблоке, даже не представляя, что яблоко висит на ветке, а ветка – это дерево, а дерево находится в прекрасном огромном саду…».

Он кричал на меня, пока она стояла и, заливая все вокруг слезами, пыталась изобразить хоть что-нибудь достойное тем усилиям, которые я на нее затратил.
«Разве ты не видишь, как я стараюсь? – я указал пальцем на девушку, которая, казалось, сейчас грохнется в обморок.  В прошлый раз меня постигла неудача, да и сейчас ничего не получается,… Они не хотят со мной жить». 
В его голосе звучало плохо скрываемое презрение. «Это потому, что ты буквально заполняешь все вокруг себя банальностью и бесталанностью. Ты так и останешься навсегда обывателем».

Тогда я решил показать ему, на что способен. Видимо, прошлого раза ему оказалось недостаточно. В ярости я разнес мольберт, на котором она намалевала какое-то очередное творение, которое они относят к современному искусству, и создал свой шедевр. Использовал все цвета, которые были под рукой, в упоении водил кистью и штрих за штрихом создал картину, которую никогда не забудут все, хоть раз ее увидевшие.

Холстом мне послужило тело девушки, к концу процесса успевшее остыть и превратиться в кусок мертвой, истекшей кровью плоти…»

***
Так вот откуда взялись очки в золотой оправе! Разглядывая их, я вспомнил, как стоял над трупом девушки и прислушивался к своим ощущениям. Должен признать, внутри меня не было ничего. Ни жалости, ни удовлетворения. Абсолютная пустота. Может быть это связано с тем, что я никогда не любил живопись. Да и сама она уже не казалось такой привлекательной. Я пожалел лишь о том, что не воспользовался ее услужливостью и беспомощностью.

Достаточно много времени я потратил на уборку помещения. Можно было бы, конечно, избавиться от трупа, разобрать всю обстановку, мебель, сжечь или другим способом уничтожить. Но мне почему-то хотелось оставить все как есть. После убийств я отправлял в полицию координаты мест преступлений – просто чтобы позабавиться. Полицейские, приехавшие на место, оказывались как будто среди декораций театрального представления. Художественным руководителем и декоратором спектакля был я.

Это требовало серьезной подготовки и полного уничтожения всех следов и возможных улик. Я ни в коем случае не хотел, чтобы полицейские вышли на след и смогли доказать мою вину. После и первого, и второго убийства я потратил много часов на уборку помещений, включающую в себя удаление отпечатков пальцев, мойку всех поверхностей, с которыми я так или иначе контактировал, уничтожение всего, что могло навести на меня. Орудия преступления – собственноручно заточенные ножи, изготовленные из пластинок самой обыкновенной стали я растворял в разбавленной серной кислоте. Так орудие преступления исчезало навсегда.

Во время слежки и похищений я соблюдал предельную осторожность. Места преступлений находились на глухих заброшенных объектах, которыми никто никогда не заинтересуется – уж это я знал, работа позволяла. Так что детективам было не за что зацепиться.

Лишь одно не давало мне покоя. Давно, около пятнадцати лет назад, я уже один раз сорвался. Меня пытались привлечь за сексуальные домогательства, но я позаботился об отсутствии доказательств, и им пришлось отпустить меня. Таким образом, я уже попадал в поле зрения полиции, и это очень нервировало.

Но, в тоже время, добавляло остроту той игре, которую я затеял.

После второго убийства я понял, что ищу не в том направлении. Представительницы творческой богемы не могли понять тот пожар, который полыхал внутри меня. Огонь требовал новой пищи, новой жертвы. Как и следовало ожидать, я встретил ее случайно. Однажды в косметическом отделе одного из крупных магазинов я увидел девушку, которая раздраженно выговаривала продавцу.

Одетая дорого, но абсолютно безвкусно, она производила впечатление недавно разбогатевшей девицы, до этого подсчитывающей каждую монету. Случайно упавшие в руки деньги не принесли ей счастья, зато позволили выйти на новый уровень потребления. Украдкой разглядывая ее, я отметил, что она недурна собой, привлекательна, но не от природы, а в результате косметических операций и ухищрений. А еще ее лицо мне показалось знакомым, я как будто уже где-то видел его.
Насладившись своим надуманным триумфом, девица вышла на улицу, я же последовал за ней. Она вызвала такси, и я, аккуратно вырулив со стоянки, поехал за ними. Дождь заливал все вокруг и стекал ручьями по лобовому стеклу. Мы двигались по центральному проспекту города, освещенному неоновой рекламой, сияющими вывесками магазинов, кафе и баров. Остановились у небольшого отеля, спрятавшегося в переулке, примыкающем к проспекту. Девица прошла через вращающиеся двери отеля, я же остался ждать и пока что рассматривал улочку, на которой мы остановились.
Весь вечер я следил за ней. Помимо отеля она побывала еще в одном доме и везде задерживалась не более чем на пару часов. Я понял, и впоследствии мои догадки полностью подтвердились, – она была проституткой.

Вот что мне нужно!
Наглая, отчаянная сексуальность, вся пропитанная грязью, деньгами и развратом. 
Такого я еще не пробовал.
Он молчаливо одобрил мой выбор.
Последующие события подробно описаны в дневнике. Подготовка к этому делу отняла у меня много времени и сил. Пришлось даже брать отпуск на работе, о чем я, естественно, не сообщил жене. Периодические долгие отлучки объяснял неожиданными командировками.

Из всей третьей главы я процитирую лишь один отрывок, описывающий, по моему мнению, современное общество. Лицемерное общество поклонения деньгам и надуманной силе.

***
«… я думал, что похитить ее будет проще всего, однако мне пришлось попотеть. Оказалось не так-то просто проникнуть в ее дом или подловить на безлюдной улице. Мне пришлось разработать детальный план. Через некоторое время, не без моей помощи, источники ее доходов серьезно сократились. Ее услугами пользовались в основном постоянные клиенты, которых я вычислил в результате практически круглосуточного наблюдения. Далее я подкинул некоторым липовые медицинские справки, свидетельствующие о наличии у нее дурных болезней, а женам других – фотографии их мужей в обществе моей предполагаемой жертвы.
Количество ее встреч резко сократилось.

Я выждал немного, чтобы она успела заскучать, а затем позвонил и предложил не баснословный, но очень хороший гонорар за банальные вообще-то услуги.
Как и следовало ожидать, она согласилась. Чуть потянула, понабивала себе цену, но все-таки согласилась. Как легко сейчас, имея деньги, купить некоторых людей. Все имеет свою цену, пусть высокую, но вполне определенную. Я в очередной раз неплохо подготовился. Место как нельзя подходило ее образу жизни и роду деятельности – бывший доходный дом, в подвале которого я, как смог, воссоздал «уют» гостиничного номера.

Когда мы приехали к старому, давно требующему ремонта дому недалеко от центра города, она с презрением осмотрела его, а затем, подозрительно покосившись на меня, поинтересовалась, что это и что мы здесь делаем. Я сказал ей, что снимаю здесь помещение, так как это близко от центра. Она скривилась, но часть денег уже грела ее банковский счет, и алчность затуманила разум.
Ты бы видел ее лицо!
Сколько презрения, гордыни в нем было!
Но я знал, что на самом деле она вспомнила тот дом, в котором выросла и который смогла покинуть только благодаря своему ремеслу. Она никогда бы в этом не призналась.

Мы зашли в подъезд, деревянная лестница с расшатанными перилами вела на второй этаж, в подвал же спускались выщербленные каменные ступени. В дверях я пропустил ее вперед, и она невольно замешкалась в узком пространстве перед лестницами. Платок, заранее пропитанный хлороформом, лежал в герметично закрытой банке на полке в тамбуре. Пока закрывалась дверь, я схватил банку, отточенным движением открыл ее, неслышно поставил на полку, снабженную резиновой прокладкой, подошел к ней сзади и прижал тряпку к ее лицу. Помещение еще даже не успело наполниться сладковатым запахом, как она обмякла и провалилась в сон. На все понадобилось не более пяти секунд.

Я потащил тело в подвал, дверь в который легко открывалась – я заранее смазал петли. Одна из тесных комнат в подвале представляла собой наш дом, пусть и похожий на номер в отеле, но кто помешает нам всю жизнь путешествовать? Позаботившись о ней, я быстро вышел из здания и отогнал фургон на безопасное расстояние, где оставил его на парковке. В последующие дни нам ничего не должно помешать. Обратно я вернулся пешком, и все это заняло не более пятнадцати минут.
Около входной двери я быстро огляделся и, не обнаружив ничего подозрительного, прикрепил большое объявление следующего содержания: «Вход запрещен! Идет дезинсекция!».

Она очень долго сопротивлялась. Вот уж, поистине, железный характер и воля, вплотную подходящая к наглости. Когда она все поняла, то попыталась наброситься на меня и длинными наманикюренными ногтями выдрать мне глаза. Я не без труда пресек ее попытки освободиться и пытался говорить вежливо. Но в ответ услышал только поток брани и ругательств, а также намеков на то, что я импотент и вообще ничтожество, неудачник…

В конце концов, мне пришлось показать ей, чего я стою, и, поверь мне, она постигла этого сполна. Это заняло ни час и не два, мне пришлось заниматься с ней на протяжении недели. Несколько раз я видел в отражении зеркала его лицо, он морщился и отворачивался. Думаю, ему это зрелище было противно. Что ж, не все новые эмоции отличаются легкомысленностью, а процесс подчинения себе чужой воли не выглядит как загородная прогулка.

Под конец она уже не представляла собой ту спесивую девицу, которой старалась казаться вначале. Она была покорна и соглашалась на все, я даже начал уважать ее, но конец оказался предсказуем.
Однажды я отвлекся, и она чуть не всадила мне в шею длинный гвоздь, который тайком выковыряла из деревянной перегородки…»

***
Итак, я полностью прочел дневник, и вспомнил все, что происходило. Несмотря на явные неудачи, я приободрился, и жизнь уже не казалась мне настолько скучной и безрадостной. Однако терзающие меня желания никуда не делись, и сознание все также разрывалось от непримиримых противоречий. А значит, нужно продолжать поиски своего идеала.
Но что же послужило причиной внезапной амнезии?
Все, что я прочитал, не вызывало шока и не потрясло меня.
Но вот все ли события описаны в дневнике? 

Ведь четвертая глава не дописана, а значит дело не завершено до конца. Тут до меня дошло. Я понял, что не могу с уверенностью сказать, уничтожил ли я следы и улики после четвертого эпизода. Убита четвертая девушка или жива и сейчас зовет на помощь.
Внутри все похолодело.

Причины провала в памяти быстро отошли на второй план. Сейчас нужно срочно позаботиться о собственной безопасности. Идея с отправкой координат полиции уже не казалась мне хорошей.
Проклятая память не возвращалась ко мне!
Что же делать?
Пока существовала хоть малейшая возможность угодить под суд, я не мог быть спокоен. Откровенно говоря, я понимал, что если копы схватят меня, шансы дожить до суда ничтожны. Записи в других дневниках свидетельствовали о том, что эти три убийства далеко не первые преступления, которые я совершил. Отсюда и периодические провалы в памяти.

Нужно в кратчайшие сроки вспомнить, где находится четвертая девушка, и добраться туда раньше полиции. Завершить дело и срываться с места навстречу свободе и новой жизни. Я чувствовал в себе силы разорвать порочный круг быта и уехать навсегда из этой квартиры, дрянного города и избавиться от брака, который разрушил мою жизнь.
Сжав руками голову, я чуть ли не воя, начал ходить по квартире из стороны в сторону.

Проклятье! Ничего не удавалось вспомнить!
Прибрав в квартире и удалив все следы учиненного обыска, я решил посетить те районы города, которые описаны в дневниках. Теплилась надежда вспомнить хоть что-то, хоть какой-то намек на нужное мне место. Выходя из подъезда, я увидел припаркованный возле дома фургон, который подходил под описание в дневнике. Открыв задние дверцы, я залез внутрь и тщательно обыскал его, но ничего существенного не обнаружил.

Дождь, который утром ненадолго прекратился, снова заливал город. На тротуарах пенились мутные, грязные лужи, а вдоль обочин дорог текли не менее грязные ручьи. Центр города пересекала темная река, вода которой практически не двигалась, и по ее поверхности расходились, перекрывая друг друга кольца от падающих капель дождя. Несмотря на кажущееся мелководье, я знал, что глубина здесь значительна. Районы города соединял старый мост, вдоль берега реки тянулась аллея, засаженная чахлым кустарником. Единственным достоинством этого променада являлись кое-как заасфальтированная дорожка и несколько чудом уцелевших скамеек. На ходу я оглядывался по сторонам. Людей на улице практически не было – всех прогнал бесконечный дождь. Горизонт тонул в мутной перспективе.

Среди всей этой серости на одном из рекламных щитов я заметил фотографию девушки, блондинки с миловидным лицом. Сверху над фотографией огромные буквы сложились в слово "пропала". Внимательно разглядывая черты лица и глаза девушки, я, к своему удивлению, вспомнил ее. 

Она та самая, четвертая жертва.
Воспоминания появлялись постепенно, короткими вспышками.

Я присел на одну из скамеек, с которых открывался вид на реку и противоположный берег, застроенный старыми, давно требующими ремонта зданиями. Закурил сигарету и, пряча еле тлеющий от сырости огонек в кулаке, осторожно, медленно и аккуратно попытался восстановить в памяти события, связанные с этой девушкой. Табачный дым рассеивался во влажном воздухе. Также рассеивались и обрывки памяти. Хоть убей, я не мог вспомнить место, где находится жертва, как и событие, которое привело к потере памяти. Произошло что-то явно неординарное, даже для меня.

Под фотографией помимо контактных данных ближайшего полицейского участка имелся номер телефона, по которому предлагали звонить тем, кто обладает информацией о пропавшей. Я ненадолго задумался. Созревший у меня план казался безумием, но мне нужно было позвонить по этому номеру. 

На другом конце провода представились детективом, что меня мгновенно выбило из колеи. Я-то думал, что это телефон родственников и совсем не ожидал такого поворота событий, противно засосало под ложечкой. После секундного замешательства я подумал, что смогу вытянуть из детектива информацию о месте, где она пропала, если прикинусь обыкновенным простаком. Я договорился с ним о встрече и даже назвал свой адрес. Это казалось пикантным и приятно щекотало нервы.

Нужно тщательно спланировать беседу и сделать так, чтобы детектив сам рассказал мне, где она пропала и другие важные обстоятельства. На плакате с ее фотографией эти сведения не указывались, зато было написано, в какой одежде пропавшую видели в последний раз. До встречи с детективом оставалось время, и к тому моменту, когда я открывал дверь квартиры, в голове созрел четкий план действий.

Проклятье!
Рыжая стерва оказалась дома.
 
Я про нее совершенно забыл, и теперь из-за нее все могло пойти не по плану. Как бы выпроводить ее из квартиры до приезда детектива? Я аккуратно поставил ботинки рядом с входной дверью. Когда я разогнулся и посмотрел на себя в зеркало, мое лицо уже превратилось в серую невыразительную тень. Жена не должна заметить происходящих со мной перемен. К счастью, что-то придумывать и не понадобилось – она собиралась то ли в фитнес-зал, то ли на какую-то встречу. После слов "буду через два часа" я перестал ее слушать. Через некоторое время она, стоя в дверях,  невзначай спросила меня, видел ли я каталог, который она оставила утром. Усилием воли я подавил резкую вспышку ярости. Стараясь не закричать, я уверил ее в том, что обязательно посмотрю, и она наконец-то ушла.
Я перевел дух и в очередной раз посмотрел на себя в зеркало – пожалуй, для детектива следовало добавить в выражение лица еще больше покорности. Он молчал уже довольно долго, и я не понимал, одобряет ли он мои действия. Он вернулся ко мне, когда я дочитывал дневник. Стоял и неопределенно хмыкал, а я зачитывал ему вслух целые абзацы, сопровождая их комментариями в стиле: "ну вот, а ты говорил".
Сейчас он молчал.

Ну и черт с ним!
В дверь позвонили.
Я впустил детектива в квартиру и предложил ему кофе. Воплощение картинной маскулинности, он, конечно же, согласился. Под длинным темным плащом я заметил костюм и светлую рубашку. Узел галстука болтался гораздо ниже шеи, да и рубашка была явно несвежей. Но, в целом, все это очень шло его лицу с резкими чертами, серой щетиной и глубоко посаженными глазами. Крупная голова с короткостриженными темными волосами скрывалась под видавшей виды шляпой. Вертя в пальцах сигарету, детектив осматривал обстановку гостиной.

Я не буду пересказывать здесь весь разговор, достаточно короткий. В ходе беседы всплыло одно слово, за которое мой мозг мгновенно зацепился.

Фабрика.

В голове поднималась волна пока что неясных образов и воспоминаний. Хорошо, что детектив направился к двери, и мне оставалось только проводить его. Я чувствовал, что могу потерять сознание, так кружилась голова. Круговорот странных видений плыл перед глазами. Уже в дверях этот ублюдок попытался подловить меня, но в результате ушел ни с чем. Следующие несколько часов прошли как в тумане.
Слово «фабрика» жгло мой мозг, напрягало память. Где находится это место? Что с ним связано? Почему оно привлекло меня? Помню, что я как будто провалился в транс и сидел посреди гостиной.

Перед глазами вставали изображения каких-то документов, чертежей и строительных смет. Давно заброшенная производственная площадка, практически разрушенная…. На одном из совещаний я узнал про этот объект и про то, что с ним не хочет связываться ни одна из строительных компаний города. Причиной этому послужила череда кровавых и необъяснимых событий, последнее из которых произошло относительно недавно. В заброшенном колодце около фабрики обнаружили несколько изуродованных трупов…  Общий ореол мистики и таинственности, а также некая непреклонная и разрушительная сила отпугивала всех потенциальных покупателей этой площадки.

Я, тем не менее, посетил это место и был поражен, насколько оно подходит для моего увлечения. Одно из зданий особенно понравилось мне – бывший лабораторный корпус, в котором было бесчисленное множество комнат разного размера, рядами тянущихся вдоль длинных коридоров. Я мог создать там свой некрополь, каждую комнату наполнить содержанием, превратить в маленький дом для очередной жертвы.
 
Итак, мозаика сложилась, и я вспомнил все. В том числе и то, где находится четвертая жертва. Ей суждено было стать и началом и концом воплощения моей идеи. Не оставалось никаких сомнений в том, что и детектив скоро обо всем догадается. Это стало понятным по его взгляду, который он бросил на меня на прощание. Нужно спешить.

Тут я словно выплыл из тумана и увидел перед собой лицо жены. Она щелкала пальцами, губы ее шевелились, и я не сразу расслышал ее слова. Видимо, я действительно пребывал в трансе.
 
– С тобой все в порядке? – спросила она меня.
– Да, – ответил я.

Она прошла в спальню переодеться. Я внимательно смотрел на нашу свадебную фотографию, стоящую на полке в гостиной. Странная догадка крутилась у меня в голове. Я уже точно знал место, где находится последняя жертва, но я не представлял причины последней вспышки амнезии. Почему я все забыл? Некая мысль никак не могла покинуть мою голову. Я мысленно сравнивал фотографии. Из нового транса меня опять вывел голос жены.

– Милый, ты посмотрел то, что я оставила? Ты обещал.
Она стояла передо мной в обтягивающей ночной сорочке.
Он стоял возле нее и насмешливо смотрел на меня.
То, что произошло дальше, можно назвать взрывом.
Или исполнением желаний…

***
На улице стемнело, парковку во дворе заливал тусклый свет. Мой фургон стоял в тени, подальше от света фонарей. Уже взявшись за ручку двери, я понял, что забыл наверху ключи от машины. Пришлось вернуться. Из глубины квартиры доносились слабые всхлипы и приглушенные рыдания, под ногами хрустели осколки стекла. Я нашел ключи и снова вышел на улицу.

Пришлось тут же метнуться в тень – возле колес фургона ковырялся какой-то мужик. Послышался негромкий чавкающий звук и шелест спускаемого колеса.
Я обошел фургон и подкрался к нему сзади.

Он выпрямился. В тот же миг я схватил его рукой за голову и со всей силы ударил лицом о металл фургона. Он не успел даже вскрикнуть и начал медленно оседать на землю. Я затащил его внутрь фургона, воспользоваться которым, мне этим вечером было не суждено. Изрезав ублюдка его же ножом, я, тем не менее, тщательно вытер отпечатки пальцев со всех поверхностей. В одном из карманов его плаща лежало удостоверение, но от трупа и так за версту несло полицией. Нужно срочно заканчивать с делом и уезжать из города. Без фургона это затруднительно, но на моей стороне пусть небольшая, пусть временная, но фора.
Нужно спешить.

Вместе с ключами от фургона, я прихватил ключи от машины моей жены. Она была припаркована рядом с подъездом, я завел двигатель и рванул вперед.
Оказавшись во дворе заброшенной фабрики, я некоторое время осматривался по сторонам. Огромная кирпичная труба, возвышалась над остальными строениями. Особняком стоял лабораторный комплекс, имевший в высоту шесть этажей. Лестница, ведущая на нужный этаж, оказалась завалена строительным мусором. Я медленно поднимался вверх, в голове у меня звучал его голос, упрашивавший не делать этого, а поскорее уходить из города. Недалеко есть железнодорожная станция, нужно спешить туда, а не терять здесь время.

Он затянул эту волынку, как только я вышел из дома…
Не слушая, я продолжал подниматься. И вот передо мной коридор, протянувшийся через все здание. Разгадка близка, осталось совсем немного. Странным образом я понимал, что причина, по которой я так рвался сюда, не в сокрытии следов и не в убийстве последней жертвы.

Я чувствовал, что именно здесь ко мне придет понимание истинной причины того, что со мной произошло. Третья дверь справа оказалась закрыта, и, выбив ее, я увидел небольшую комнату, не имеющую окон.

Я замер на пороге. Увиденное поразило меня.
Казалось, что я снова нахожусь в своей квартире. Обстановка давила буквально вылизанной стерильностью и светлыми тонами. На кровати, связанная, лежала девушка в изорванном белом платье. Бледность ее кожи подчеркивали рыжие волосы.


Продолжение следует...

Автор иллюстрации: Олеся Ткаченко карандаш/крафт-бумага/обработка

2020 г.