Гидрокортизон
Конец мая. Вся страна приходит в движение. Все куда-то едут, идут, плывут и летят. Огромная жажда новых приключений заставляет миллионы людей вспомнить то, что их предки были кочевниками. Эта жажда приключений заставляет поменять устроенный, уютный быт на сомнительное удовольствие гостиниц.
Вот и меня вызвал начальник отдела и сообщил, что я нестерпимо хочу поехать в командировку. Командировка сложная, надо из Алма-Аты долететь до Баку, из Баку до Еревана, из Еревана на автобусе доехать до Абовяна и в Абовяне сдать в гарантийный ремонт на завод-изготовитель вышедшее из строя оборудование. После этого, пока будут ремонтировать оборудование, на автобусе из Абовяна доехать до Кировабада – это в Азербайджане. В Кировабаде решить вопрос снабжения на местном электротехническом заводе. Вернуться в Абовян, забрать отремонтированное оборудование и через Ереван и Баку вернуться в Алма-Ату.
Сложность командировки заключалась в том, что было неизвестно, какое время займет ремонт оборудования в Абовяне. Это не позволяло заранее приобрести билеты на самолеты в обратный путь и делало командировку очень неопределенной по времени.
Приказ есть приказ, я поцеловал сына, пожал руку жене и полетел. Первая остановка в Баку.
Баку мне очень понравился. Старый город с мощеными камнем улицами, набережная, рынок, и как любой приезжий, я не мог не посетить Девичью башню. Но самое сильное впечатление на меня произвели чайные. В чайных не продавали спиртного, в чайных подавали чай в заварных чайниках, сахар и выпечку или бутерброды. Было очень необычно наблюдать, как за столиками сидят и разговаривают взрослые мужчины, а рядом сидят компании мальчишек, которые так же, как и взрослые пьют чай и трещат о своем. Но я ведь не турист, я командированный. Я не имею права целыми днями, по своему усмотрению, гулять и любоваться красотами города. Мне для этого необходимо придумать причину, почему я не могу улететь из Баку. А с причиной было сложно, билет Баку – Ереван был куплен еще в Алма-Ате. Поэтому утром следующего дня я уже летел в Ереван.
В день прилета Еревана я не увидел. Из аэропорта на автовокзал и оттуда в Абовян. Абовян расположен в шестнадцати километрах от Еревана, а доехать туда можно очень быстро по красивой горной дороге на автобусе. В Абовяне на заводе я сдал в ремонт оборудование и получил официальное разрешение гулять две недели, две недели – это минимальный срок ремонта.
На следующий день рано утром на автобусе Абовян – Кировабад я отправился в Азербайджан, в Кировабад. Дорога заняла шесть часов. Мы ехали по ущельям и перевалам, вокруг были виноградники и поля, на которых выращивали табак, автобус проезжал мимо жемчужины Армерии – озера Севан.
Через сутки я вернулся в Абовян, у меня было еще двенадцать дней свободного времени. Надо было их чем-то занять.
В Абовяне меня поселили в общежитие при заводе. В этом общежитии я познакомился с молодым человеком из Украины. При знакомстве он представился как Василий. Василий рассказал мне, что он закончил в Полтаве техникум и по распределению поехал на работу в Абовян на завод. Но, как выяснилось в дальнейшем, он совсем не хотел уезжать из Украины в Армению. В Армению он решил съездить как бы в туристическую поездку сроком на два – три месяца. Уезжая из Полтавы, Василий не снялся с воинского учета и ждал, что через месяц – два будет призван на воинскую службу Полтавским военкоматом. В этом случае дорогу в Армению и назад ему оплачивает государство, а он за два – три месяца может посмотреть природу, достопримечательности и быт Армении. Семьи у Василия не было, и в свободное от работы время он был свободен, как вольный казак. Я рассказал ему о своей поездке в Кировабад и о том, что по дороге видел озеро Севан.
От Абовяна до озера Севан каких-то пятьдесят километров. Но известно, что для бешеной собаки семь верст – не крюк. И мы с Василием решили в ближайшую субботу, благо она была через день, совершить пеший поход из Абовяна на Севан.
Для возвращения назад был выбран вариант пригородного железнодорожного сообщения (электричка).
На следующий день, ближе к обеду, я пошел на железнодорожную станцию посмотреть расписание электричек. Кассы и зал ожидания железнодорожной станции в Абовяне находились в небольшом, чистеньком одноэтажном здании. Возле здания на скамеечке сидел седой старик. Проходя мимо я поздоровался, он ответил, и мы разговорились.
- Ты куда собрался? – спросил старик.
- Хочу посмотреть на Севан. Решил узнать расписание электричек.
- Я тебе расскажу, записывай.
- Спасибо, зачем Вас утруждать? Я посмотрю расписание.
- Записывай, ты там ничего не поймешь.
- Спасибо. – я записал расписание и зашел посмотреть здание вокзала. Меня терзало сомнение:
- Неужели я такой тупой, что не смогу разобраться в расписании?
Старик был прав. Из расписания я не понял ни слова, оно было написано на армянском языке, а перевода не было. Для меня это был удивительно, в Казахстане, откуда я приехал, все вывески на государственных учреждениях были выполнены на двух языках.
В субботу утром два туриста вышли из Абовяна. Мы пошли налегке в полном смысле этого слова. Мы не взяли с собой ни еды, ни воды. Ясный солнечный день, июнь, тепло. На небе ни облачка. Вдоль дороги растут абрикосы и грецкий орех. С гор веет прохладой.
Первые километров двадцать были пройдены на одном дыхании, легко и весело. Но постепенно формировалось понимание того, что при подготовке к этой прогулке были допущены некоторые промахи. Самый главный был в том, что практически все время прогулки солнце, хорошее июньское солнце, будет светить с одной стороны. А, значит, загорать все время будет одна сторона тела и головы. В итоге правая рука и правая часть головы ко времени прихода на Севан были малинового цвета.
Через тридцать километров на изгибе горной дороги стояла чайная, в которой можно было купить чай с мятой и собрать в кулак силу воли для рывка на оставшийся кусочек. Последние километры нашего марш-броска выглядели менее оптимистично, нежели первые. И скорость перемещения была ниже, и сами движения были не очень грациозны.
Но вот вдали мелькнула гладь озера. До окончания пути оставалось еще километров пять. Дорога подходила к озеру и огибала его, заканчиваясь возле старой церкви десятого века. К церкви мы подошли одновременно с небольшой группой местных жителей. Они на ступенях церкви совершали жертвоприношение, а жертвенным животным был петух.
Посмотрев на обряд, мы пошли купаться. Вода теплая, берег чистый – здорово.
Через два часа мы сели в электричку и поехали в Абовян. Зайдя в электричку, мы сразу поняли, почему на вокзале все надписи выполнены на армянском языке, а перевода нет. Все пассажиры в вагоне – высокие, низкие, худые, полные, кудрявые, лысые, чернявые, рыжие- все были армяне. И только мы с Василием представляли не армянскую часть населения планеты.
Оставшиеся десять дней были потрачены на пешие прогулки по Еревану, на поездки в религиозный центр Армении, на посещение Ереванского рынка. Но обо всем этом необходимо рассказывать отдельно.
Закончился срок ремонта, и вот я уже в Алма-Ате. Приезжаю домой, а дома меня встречает сын, весь измазанный зеленкой. Пока я гулял по Кавказу, ему удалось заболеть ветряной оспой. Сам я болел ветрянкой в детстве, и помнил об этой болезни только то, что мне удалось ею переболеть. А вот при болезни сына я узнал насколько коварна эта болезнь. Сыну было три года. И у него была аллергия на пенициллин. Эта аллергия очень сильно повлияла на лечение осложнений после болезни.
Во время болезни одна папула появилась на барабанной перепонке. Это привело к тому, что на барабанной перепонке возникло воспаление. Это воспаление не поддавалось лечению. И сына положили в республиканскую больницу для лечения воспаления.
В 1981 году в больницы детей клали без родителей. Мы привезли сына в приемный покой после 18 часов, уже темнело. В приемном покое у нас мальчика забрали и увели, а нам сказали в какое окно на первом этаже смотреть в его палату. Мы побежали к окну и прибежали раньше, чем сына привели в палату. До сих пор перед глазами стоит растерянный, испуганный ребенок, оказавшийся в незнакомой обстановке. Вот его подводят к кровати, кровать не заправлена, на ней недавно кто-то спал. Ему что-то говорят. Он снимает тапочки, залезает на кровать и укрывается одеялом. И я слышу, как жена шепчет: «Белье на кровати не поменяли».
Лечение длилось восемнадцать дней. По окончании этого срока ребенка выписали из больницы и сообщили, что ничего больше сделать не могут. На пенициллин у ребенка аллергия, а других лекарств в больнице нет. Для устранения воспаления в ухе можно покапать спиртовые растворы эвкалипта, ромашки, шалфея. Но это все вряд ли поможет. И это была не поселковая амбулатория. Это была республиканская больница. Как мантру врачи, при выписке, повторяли незнакомое мне слово гидрокортизон. Гидрокортизон необходимо было купить в аптеке.
Я родился и вырос в Алма-Ате, и город знал неплохо. После выписки сына я каждый вечер оббегал пять – шесть разных аптек в надежде найти это неизвестное мне лекарство. Это длилось три недели. Участковый лор говорила, что улучшений нет, а я бегал по аптекам.
В тот памятный день я опоздал на служебный автобус и вынужден был добираться на работу на городском транспорте. От автобусной остановки до завода было метров пятьсот, и на этом пути была аптека. Обычно я забегал в нее во время обеденного перерыва. Но на этот раз я забежал по дороге на работу.
-Гидрокортизон капли есть?
-Есть.
Я купил три упаковки. Уже через два дня наступило улучшение. А через две недели ухо было здоровым, и мы приступили к длительному полугодовому восстановлению слуха.
Но этот подвиг целиком лег на плечи жены.
Свидетельство о публикации №221022701728