Ложечка

Тошка в который раз перебирала игрушки в своём уголке. Куклы,одёжки, сломанную кроватку с подушечкой и картонную коробку из-под обуви, служившую столом. На коробке стояла кукольная посудка: четыре блюдца, четыре чашечки и крошечные чайные ложечки. Ложек было три. Четвёртая исчезла.
Этот новенький пластмассовый сервиз появился совсем недавно, неожиданно, безо всяких дней рожденья и новогодних праздников. Мать просто отдала ей коробочку: "От крёстны".
Тошка застеснялась,взяла подарок несмело и, как только мать отвернулась к плите, ушла в свой угол.
Подарки всегда были событием. А купить игрушки девочка никогда и не просила. Она вообще не знала, что можно просить. Просить игрушку, подуть на разбитую коленку или взять на ручки, если уставали ноги. Обычно долгой была дорога от автобусной остановки, когда ездили в гости к Тётьнаде. Тётьнадя угощала Тошку огромными сладкими сливами из своего сада и разрешала брать блестящие белые фигурки балерин и птичек из буфета. Других игрушек в доме не было.
Однажды, сидя за столом и подперев щёку ладонью, Тётьнадя сказала матери:
—А зря ты мне не отдала её тогда... своей была бы!
И добавила с укоризной:
—Твой же всё равно пацана хотел. Помру— кому всё достанется? Пропьёт Борис...—и погладила Тошку по коротко стриженным волосам.
—Как отдать?—  возразила мать негромко, —А что люди скажут?
И потом, уже громче:
—Антошка, зови мужиков! Хватит им уже там курить...
Потом взрослые еще закусывали и пели "По диким степям Забайкалья" и ещё какую-то незнакомую долгую песню. Так, что Тошка даже уснула, пригревшись на дерматиновом валике дивана.
Так её, сонную, и нёс всю дорогу на руках отец. От него вкусно пахло табаком и одеколоном "Шипр", и было так хорошо прижиматься к гладко выбритой щеке носом и подбородком.
А Тошка притворялась до самого дома, что спит. Чтобы не пришлось идти самой по этим длинным-предлинным улицам.
На улице их, состоящих из двух десятков саманных и кирпичных домишек, почти не было детей. Поэтому в детский сад она пошла с удовольствием и охотой. Не нравилось только спать днем и когда на полдник был кефир.
—А ваша Тоня опять плачет!— наперебой докладывали ребятишки её матери, когда вечером  приходили родители.
Тошка поспешно вытирала слёзы и упрямо отодвигала ненавистный стакан с кефиром.
Мать никогда её не уговаривала: ни пить кефир, ни доедать до крошки, ни повязывать колючий шарф. Она молча смотрела на дочь, и всё выполнялось беспрекословно.
И вот  теперь... ложечка! Как сказать о пропаже? От одной мысли об этом сжималось горло и холодели руки.
В тревоге прошел вечер. А утром в саду Тошка с радостью увидела, что  в группе появился точно такой же чайный сервиз! Не долго думая, девочка взяла одну ложечку и опустила её в кармашек своего фланелевого платья.
Расплата наступила скоро. В субботу мать мыла пол и нашла злополучную пятую ложку. Она настояла, чтобы дочь сама отнесла украденное в садик и призналась в воровстве. Представить себе, как вся группа смеётся и показывает на неё пальцем, Тошка не могла. Это было слишком страшно и слишком стыдно. Но и ослушаться матери ей не приходило в голову.
В понедельник она шла в детский сад на ватных ногах и думала только об одном: "Только бы Наталя Василевна была... только бы Наталя Василевна!"
Была точно Наталья Васильевна. Девочка рванулась из рук матери и прямо в ботинках и пальто вбежала в игровую.
—Вот,— протянула она ложечку,— Я больше не буду,— и заплакала с надрывом, растирая липкие слёзы по лицу.
—Тоня! Тонечка...ты молодец, что призналась,— успокаивала воспитательница.
— За такое надо бы ремня всыпать,— раздался голос из раздевалки.
В дверном проёме стояла мать и с недоумением смотрела на происходящее:
— Или не всыпать?...