Первая, Белая, и Всея. глава 27

                Глава 27. Крысолов.   
*С проникновенной усталостью по пустынному полю шёл растянувшийся отряд передовых людей - необыкновенное очарование. Откуда-то издали доносилась гарь сожжённой стерни. Ученики сняли лишние одеяния, лениво несли в руках устоявшееся лето. Раскалённое солнце жгло вспоминания Учителя. Высунувшись из сухих нор, одинокие суслики нюхают шорканье обуви давних пионеров, которые когда-то, такой же безобразной толпой ходили по колхозным полям с вёдрами и мешками, травили сусликов, чтобы потом в школьной стенгазете были отмечены показания самых ярых борцов с вредителями колхозных полей. Лишнее тепло залазило в нутро забытых достижений. Шаги учеников, теребившие уныние, вяло ступали обутыми ногами по измученному полю, слушали притихший ветер и писклявый свист сусликов, смотрели на греющихся ящериц, на убегающий косяк серых куропаток, на блёклые перекошенные щиты, когда-то отмечавшие центнеры урожайных достижений колхозных полевых звеньев. Учитель ощутил призыв омытых дождём линялых, оставшихся без цифр плакатов, улыбнулся мгновениям старой памяти, и лично товарищу Брежневу. Пятна спаленной стерни, словно упавшие облака, неохотно и лениво вползали в трещины пересохшей земли, обнимали топотню угнетённых подошв.   
- Учитель, - Увалень приблизился к Учителю, - вдали просматривается утерянная энергия, старый ветряк виден, там наверняка спит тень, давайте разместимся в скрипящую старину, пусть Булгак нам былину расскажет, а мы отдохнём. - Затем Увалень отстал, шёл последним, все кто опережал наступивший строй в этом пустынном поле, услышали в его отсталых словах прихоть и шёпот обычной мольбы, повернулись, чтобы высчитать взвешенные частицы всё ещё стелящиеся по изумлённой земле.   
Толпа учеников искрила золотыми серьгами под высоким солнцем,  направилась к ветряку слушать ветер отдыхающий в перекошенных крыльях ветряка; трудно определить, сколько пятилеток отделяли их желание дойти до бывшей колхозной мельницы, каждый порылся в кармане, достали прямоугольные матрицы, забили в микросхемах оставшееся расстояние, и все одновременно разочаровались, убедились что тут нет покрытия.
- Пора сваливать с искривленья этой переустроенной земной оси! - крикнул Пропадит, и затем, неожиданно пропали все сторонние звуки, затихло кругом. Приближаясь к ветряку, юноши почувствовали запах смолы в истлевшем дереве, одеревеневший  дёготь в ступицах ржавых механизмов, ударил в нос неразлагающийся дуст и навсегда пропавший труд, всё вместе вмещало скупую тень замшелой скуки. Одинокий человек лежал на старом потёртом тулупчике, сшитом из множества давно облинявших хомяковых шкурок. Было видно, то в чём он облачён, когда-то несло моду, давно состарилось, ждало окончательное разложение ниток. По человеку, нетрудно распознать, что имел какие-то прошлые заслуги, теперь они ему не нужны, без надобности валяются под ним.
Труженик! - обратился Учитель, - мы бродим по времени, но никогда не теряем своё положение и осведомлённость, я вижу, что вы заслуженный передовик труда, где спрятаны награды?
- Не только награды, и сердце моё спрятано, я был далеко, но вернулся здесь умирать, потому что прошлое превыше настоящего, кошачий характер всегда ищет укромное место, коты уходят с тихой тоской умирать в скрытное одиночество.
Человек рыхлил самочувствие унылыми мыслями.
- Разве одичалая одинокая смерть нуждается в крысиной попоне? – спросил Учитель, - можно было бы подстелить и саван для предстоящего преобразования материй, ветряная буря снова станет преобладать, скоро человечество ощутит вечность и перестанет нуждаться в чрезмерных запасах энергий, все будут беззаботно продлевать свою жизнь. Не подскажите, как нам выйти на передовой путь, один наш очаровательный юнец ушёл вперёд, захотел выкупаться в предстоящую эпоху, мы его догоняем.
- Намерения путника – покажет дорога…
- Своеобразное преткновение. И вы тоже оставайтесь бодро существовать, мы поможем преодолеть гнев затравленных под вами грызунов, пусть смерть перевоплотится в период вечности.
- То-то, только навечно затравленный гнев и остался, если бы я не был когда-то назначен тут крысоловом, мне пришлось бы искать другое место для смерти. Здесь я ежедневно высчитывал силу ветра необходимую на помол валового сбора ржи и пшеницы в период самого большого нашествия крыс на отсеки и амбары с зерном. Перед самым началом несостоявшейся голодовки это было. Коты и кошки, зачисленные в штат мельницы, не успевали истреблять прожорливых тварей, хотя по предопределению животных видов, они изначально главные враги грызунов, но крысы размножаются быстрее магнитных волн, стаей нападают на котов, и пока те успеют загрызть их подставного вожака, остальные грызут тело зверя до сухоты костей. Из-за такой зоологий, мельница так и не смогла перевыполнить намеченный семилеткой план, постоянно отставала от показателей ползущей наверх кривой линий, самой главной программы тогдашнего строя.
Вначале я пытался отстреливать вредителей из малокалиберной винтовки, прямо в глаз бил, тут же снимал шкуры, засаливал и сдавал на мех в сыром виде. Когда у меня заканчивались пульки, я ловил крыс капканами, сдирал кожу у ворсистых не умертвляя их до конца. Вечерами вылезавшие из нор их резвые сородичи доедали однородно шатающиеся содранные кровавые хребты с нетронутыми чешуйчатыми хвостами. Тем я уберегал вес похищаемого зерна. 
 Количество грызунов не падало, геометрическая прогрессия не мной придумана, кладовщик и старший мельник написали жалобу в профком на наличие ежедневных потерь отрубей и муки, которые приходится списывать помимо увезенных центнеров.
Надо было как-то проявиться, и я немедленно зачислил себя в ударники стахановского труда. Все изгрызенные углы, изнутри мельницы обшили металлической сеткой, крысы и стальную проволоку перегрызали. Ночами у свечи огня, я с увлечением изучал опыт сохранности зерна в египетских силосных хранилищах.         
 Рассказывая про свои прошлые поиски и угнетающие муки, крысолов постоянно искал прохладу, пододвигал лоскутную меховую подстилку в убегающую тень. 
- Разве правящая партия мирилась с таким положением дел?
- Ничего не помогало, в темень одного праздника, крысы загрызли пьяного ночного сторожа, обглодали даже замасленный приклад его ружья. Меня поставили на вид, и я привлёк чужой опыт, стал выращивать крысоедов. Бросал в железной бочке двадцать крыс. Голод: им брат, сестра и тётка, сразу съедали самую слабую в бочке особь, через время оставалось несъедобная жесть и два крысоеда; затем побеждал кто-то один, после начиналось самое нужное. Отпущенный крысоед наводил ужас в колонии, съедал всех крысят, затем брался за созревший молодняк. Эти самые, однородные особи, после страшного замешательства, необычно коварного расстройства плодовитого ряда, тут же находили выход изумлению, выставляли крысоеду выкормленную необходимостью неимоверно привлекательную шёлковую самочку. Она влюбляла в себя прожорливого самца, и он переставал убивать всех крыс подряд, загрызал только подкрадывающихся к красотке самцов. Практика выедала теорию.
Приходилось изыскивать иное побуждение для неистребимых тварей, обмен опытом был тогда на слуху. Комбикормовый завод на окраине районного города, держал знамя передовика соцсоревнования, выход комбикорма на процент превышал тонны завезённого зерна, каждый день в обход большого веса заезжал самосвал с песком. Сыпучий карьерный стройматериал шёл как добавка для улучшенного травления пищи в желудках скота и птицы. Для нас этот весомый способ не годился, готовый помол для пекарни должен уходить чистым. Тамошний крысолов поделился со мной отменным методом борьбы. В спину под кожей крупной крысы впихивали длинную колющую занозу из дерева прочной породы, я брал акацию. Занозистая, задиристая перерождённая крыса в колонии творила ужас, происходило разложение совокупного соединения, численность грызунов падала. Тогда же «задиристую», колония, с намеченной надобностью начинала усиленно кормить зародышами, манкой, и молоком; заноза обрастала жиром и ленью, бедствия затухали, ожиревшая крыса ждала постоянный корм. Другой, тайно выращенный усиленным питанием зверёк, спрятанный в дальние дыры, вдруг выходил, набрасывался и загрызал ожиревшего задиру, освобождал родственный клан от бесноватого истребления.
Временами крысолов вздрагивал, казалось прошлый метод зудит у него под кожей, вроде из под колющей подстилки бывшая напасть вылазит.
 - Химия совершенно не помогает, открытый яд крысы тут же унюхивают. Пытался делать «недоступными» отравленные семечки или вареную конину, заворачивал приманку в партийные газеты, но у колоний есть «пищевые разведчики» если единицы умирают от спрятанной сладко пахнущей пищи, остальные уже не трогают смертельную еду. Пшеницу и муку крысиная напасть не проверяет, знает, что она не бывает отравленной. Колония имеет коллективный ум.
- Звучит возмутительно, но правдоподобно, - заключил Пропадит, -   выходит невозможно практикой опыта побороть крыс, они как коррупция, для них нет мора, если придётся заселять чужие планеты, надо будет зачислить крыс в штат изучения; их стайной живучестью придётся начинать усвоение галактики.
- Думаю, им из лунного камня удастся извлечь кормовые единицы, - согласился крысолов, - гипс перемешанный с жареной в масле мукой, тоже мало помогает, косяк «разведчиков» умертвляет свой малый передовой отряд, затем схватывающаяся в желудках приманка, мхом обрастает, крысы к ней не дотрагиваются.
 У совестливых тружеников по-другому, у них отсталый образец взглядов, замеряют своё существование без учёта крысиного умения, ошибочно и уныло высматривают, какие им нужны перемены, потому избирают руководителями подставных деятелей лишённых управленческого умения, совершенно не пригодных для кадрового контроля. Народам свойственно колебаться в завлекательно обманчивую сторону, люди не понимают, где рождается и откуда приходит ураган коварной корысти, внемлют тем, кто умеет крысятничать, продвигаются по плакатному пространству, используя невидимые исчисления, опустошают урожай собранной жизни. Это очень опасное для земли время. Кланы имеют неверные представления об общественном устройстве, способны узаконить пыль гари и любой вздор. Для них личное обогащение выше общественной защиты, издают законы принуждающие к падению нравов, что противно природе, хотят задавленными сусеками уравновесить потустороннее наличие. Такой выбор превращается в неожиданный кошмар, выходит за пределы возмутительно невозможного желания. За то, что живут на всеобщей земле, не станем требовать от них платы, для них деньги, как для Хрущёва кукуруза, владея деньгами, эти особи хотят завладеть всем миром. Но такое невозможно. И тогда всё вдруг рассыплется. Неизвестно когда и как это произойдет.
 Изобретение повального избирательного мероприятия - хитрая уловка, условная постановка действующих театров, хотят живучие колебания старины вернуть обманным путём. Кто не имел равенство, а подсмотрел у других, придумывает, как устранить пользование одинаковым положением. Клан выдвигает вожака своих нужд, обнищание масс, его достижения, но высокомерие не даёт полёта, у высокомерия слабые крылья. Ни одно предыдущее обогащение не сохраняет конечное наследие, то же произойдет и с нынешними, но они пока об этом не знают, наследие родня дождю в пустыне, падает, где ему рассудится, и там же пропадает. Потоки зерна переправлены в мировые зернохранилища, это банки ощутимого значения, не пустыня Сахара, зерно ссыпается в чужие переборки, до времени можно по карточке получить муку в любой точке земли. Там же и крысы урядились существовать, они теперь хозяева помола, могут и всё съесть. Зерно в карточках - будет гнить. Люди давней памяти, воскресили передовым умом египетские главные сооружения пристроенные к современным дворцам, они имеют насущную важность. В период нехватки продовольствия, по своему усмотрению будут выбирать значимость жизни, вот вам и секрет крысиных поборов.    
Ученики не знали, вникать ли в гнев крысолова, и имеют ли его рассуждения отношение к мировой политике. Учитель посмотрел вдаль и сказал:   
- Мы, труженик, ищем не только пропавшего ученика, но и  затерявшуюся эпоху, которую он ушёл искать. Не видим, не находим, никак не можем установить связь времени, может быть для порядка, есть смысл замкнуть пространство и отделиться от остального мира. Мои ученики станут управлять мировыми зернохранилищами с упорством суверенного начала, не то сработают электронные замки на элеваторах, потухнет свет во всём мире и одновременный голод начнётся. Придётся атомом исправлять взаимосвязь чужих ошибок.
- Доброе начало всегда будет подвергаться нападкам, если оно зависит от одного правильного человека, например Ивана Грозного, хоть он ценнее миллионов не определившихся, и как-то угрожает равенству людей. Лютые высматривают такое качество и продолжают безнаказанно клеветать, хотят замаскировать своё истинное желание присвоить управление делами мира, желают прибрать все доходные имения и блага. В божественные перемены не верят. Это труднее борьбы с крысами. Накапливается огромное количество лишних бед. Нет выбора. Такое было и в период прошлого строя, одна истлевшая партия, в место, чтобы бороться с крысами, стала устранять крысоловов.
- Да, - согласился Учитель, - внутренний жар одно, а избирательная хитрость какое-то малое колебание установленного размаха. Если кто захочет отличиться возвышенным положением, для него всё закончится всемирным оледенением. Когда люди перестают ощущать разницу волнений, возникают беды. Всякое пресыщение утомляет властвующих людей, они начинают безвозвратно разогреваться, и тогда происходят события, которые и прежде были, но люди потеряли их уроки. Они могут научиться равенству обязанностей, это очень просто сделать, хотя уставшие умом не желают такое, им не дано, они наговаривают на уравнителей прав и постепенно раскрывают свою хитрость. Сами того не желая, исчезнут из-за ненадобности будущего. Так  высчитано. Родина – это тебе не манная каша.
Крысолов приподнялся, посмотрел вдаль, вдруг стал, любовался красотой горизонта, природа для того и утвердила землю чтобы восторгаться недосягаемым миром: - Как можно присвоить лучи солнца, или движение вечности, если они созданы без вмешательства людей, - спросил он всех; и себя тоже. - Мудрость породила людей, они придумали рассуждения, которые могут быть правильными или неверными, природа не обязан об этом знать. Если бы болото не породило людей, некому было бы рассуждать. Каковы мысли - таков и образ людской жизни. Любое желание иметь произвольное управление, исчезнет до того как утвердится. Большинство людей жившие при социализме сумели испортиться кажущейся дармовщиной и положением тогдашней запутанности.
Не поддавайтесь на укоры и подсказки хитрых и завистливых особей. Не надо бояться обидеть тех, кто оскорбляет ваш мир. - Ослабленный крысолов обратился исключительно к ученикам.
- Учитель мне кажется, что этот знаток жизни имеет нужные методы борьбы с нашими главными конкурентами, видно, что разбирается в травле грызунов, но это всё в прошлом. Мы не можем без патриотизма простор мировой системы обустраивать. Многомиллионным народам надо ответственно плотность населения вычислять, тут жизненная заинтересованность в этой самой геометрической прогрессий. Может, стоит перезаписать трудовой стаж этого важного человека, положить в носилки и носить с собой пока не восторжествует совершенно новый строй, - предложил Карлига, он даже стал искать согласие в равнодушных глазах Птенца.
- Похоже, кроме как бороться с крысами, этот дряхлый старик ничего больше не умеет, - заключил Птенец АД. – Послушаешь Карлигу, прямо умиление какое-то, тут же захочется демонтаж системы разлюбить.
Среди учеников пошёл шум, каждый хотел знать и ощутить каким выльется текущее лето. А лето стояло обыкновенное, вдали у горизонта показался одинокий образ идущий с блеском по призрачно кажущейся поверхности. Обзору мешали две стройные сосны, что переживали свою прямую высоту, колыхались, хотели дальше расти ввысь. И день тоже стоял высокий, весь чарующе сладкий, словно его в мёд майский макнули.               
- Сущий идёт! – все стали хлопать в ладоши. - Сейчас Сущий расскажет, что он видел в предстоящей эпохе.
Сущий шёл, имея при себе всегда истинный вид, шагал как агроном, как знатный земледелец по урожайному полю, нёс беспрерывную уверенность, было видно, что в его поиске скрываются труд и везение, такое впечатление, что сам Трофим Денисович Лысенко идёт. Его возвращение окружила плотная толпа учеников. Все стали спрашивать:
- Ну, что тебе сказала предстоящая эпоха?
Сущий стойким выражением показывал, что даже на протяжении одной человеческой жизни, могут произойти изменения, в которых вместится целая эпоха. Всякая эпоха несёт свой умысел.
- Она мудрее людей, что в ней живут, и там всего два вида человечества, - сказал Сущий, - одни имеют путь, а другие запутались в беспрерывных грехах. Потому, неся образ изначального существования надо провести раздел. Постоянная попытка сблизиться, мешает умиротворённым слушать струны небесных арф.  Другие унаследовали ярость, беспрерывно гневаются и не находят себя, это портит душу тех людей, меняет психику, они постепенно начинают входить в ряд стройного сумасшествия, это порождает животный страх. Для них жизнь без казни - становится невозможной. Сжигание людей, для грешных, самое успокоительное зрелище. Они начинают искать перерождение и невероятную месть широкому миру, стремятся изменить саму природу, но такое невозможно! Тогда начинают верить в искажения, ищут выход от несуществующего недуга и не находят; находят врага, это отвлекает от болезни, но не даёт успокоения. Есть восприятия, с которыми человек рождается, и подобной правдивости невозможно научиться.
- Может как-то им помочь?
- Зачем втягиваться в очевидную глупость, всё разумное уже создано, а такие ненужные движения закроют нам красоту мира.
- Так, где же искать выход! Что всё-таки сказала эпоха?
- Эпоха без нас знает, какой ей быть. Она идёт намеченным путём.
Эпоха нами переустраивает мир.*