пепел крестьянской души

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Проснулся он от мощного храпа лежащего рядом с ним на полу бородатого,
внушительных габаритов, мужика. Василий ткнул его локтем, и когда тот
зачмокал губами, тихо сказал: «Повернись на левый бок, а то оглохну от тебя».
Мужик что-то сквозь сон буркнул, но поворачиваться не стал. А ещё через минуту
его губы задрожали, и через них вновь стал прорываться скрежещущий
неприятный звук. «Во, самоход, даёт! Как будто один в своей мазанке спит», -
проворчал Василий и вновь ткнул соседа, но уже с силой и в живот. «Ты чо
толкаешься? По харе получить захотел?» - спросил тучный мужик, открыв злые
глаза. «Храп свой умерь, а то у меня уши от него закладывает», - добродушно
ответил Василий. «Вечно вам, чалдонам, что-то не нравится. Может, и правда
тебе по морде съездить разок, чтобы мне спать не мешал?» - зловеще произнёс
бородач. «Попробуй, может, что и получится», - подковырнул Василий и напрягся
в ожидании. «Губин, тебе кто спать не даёт? Самоход из Преображенки?
Так ты ему по сопалу врежь хорошенько и он успокоится», - послышался голос
Суздальцева Егора, который лежал по другую сторону от Василия. «Я сейчас
вам сам по сопалам надаю, жеребята необъезженные!» - огрызнулся бородатый.
Чем закончилась бы эта перепалка - сказать сложно. Но вдруг в избе появился
казак и зычным голосом рявкнул: «Подъём! Через полчаса выступаем
из Викулова. Кто не успеет собраться за это время - будет наказан!». «Повезло
тебе, хлопец, что небитым остался. Вовремя казак в хату влетел», - на ходу обронил
слова самоход. «Это ещё надо доказать, кому из нас повезло. А может
благодаря казаку твоя морда целой осталась», - не уступал Василий. «Губин, ты
чо застрял? Давай перекусим немного перед дорогой, а то когда ещё привал
объявят», - послышался раскатистый голос Степана.

После короткого построения на небольшой площади напротив дома старосты
и напутственной речи старшего офицера, два казацких эскадрона и около



полторы сотни человек мобилизованных покинули пределы села. Их путь лежал
вдоль левого берега реки Ишим, в сторону крупного поселения Усть-Ишим.
С трудом преодолевая снежные заносы и буреломы тайги, отряд медленно
продвигался вперёд. «И зачем нас гонят в такую глухомань? Неужели красные
партизаны на север подались? Вряд ли. Вчера подслушал разговор двух хорунжих,
которые рассказывали друг другу о боях с красными под Омском. Из их
разговора я понял, что основные силы красных партизан крутятся вокруг городов
и железной дороги», - делился своими мыслями с друзьями Суздальцев
Егор. «А, может, нас специально ведут северным путём, чтобы очистить волости
и уезды от красных вплоть до Омска», - высказал предположение Аверин Степан,
и однополчане замолчали, углубившись каждый в свои мысли.

Очередную остановку отряд сделал в небольшой деревушке Серебрянка.
Спешившись с уставших коней, казаки и мобилизованные поставили перед
ними торбы с овсом и стали разбирать походные мешки чтобы утолить и свой
голод. Дав возможность служивым подкрепиться и немного отдохнуть, старший
офицер зычно выкрикнул: «Всем мобилизованным встать во главе отряда
и шеренгой в три ряда выдвинуться вперёд!». Не успели ещё Василий и его
земляки определиться в конном строю, как позади себя услышали весёлый голос
Чикирева Петра: «Зазнаётесь, волостные! Своих однополчан не замечаете.
Нехорошо! Особенно тебе, братуха, должно быть стыдно. Как-никак, крови-то
мы с тобой одной». «А ты, как в отряде оказался? Вроде в Викулово я тебя в
числе новобранцев не видел?» - удивлённо спросил Василий. «Так же, как и вы.
Только прибыл в Викулово позже вас и на постой был определён в крайнюю
избу, к какой-то бабке. И не один я, а здесь и Афонька Стрельцов и Гришка
Знаменщиков. Так что судьба нас вновь свела, как и три года назад», - ответил
Пётр и засмеялся. «Ты чо ржёшь, как молодой жеребчик? Неужели тебе дюже
хочется повоевать с красными?» - спросил Степан. «Да на кой хрен мне эти
красные? Я радуюсь встрече с вами», - откровенно признался Пётр. Пока боевые
друзья разговаривали с Чикиревым Петром, к ним присоединились и его
спутники. «Ну, чо, чалдоны, вот мы и опять вместе оказались. Не знаю, хорошо
это или плохо, но всё веселей будет трудности переносить», - высказался Аверин
Степан, и в это время прозвучала команда на выдвижение колонны. Друзья-
однополчане, заняв в строю два ряда, дёрнули поводья и мелкой рысью
устремились вперёд

Только тогда, когда Воронко стал увязать по шею в сугробах рыхлого снега,
Василий понял замысел старшего офицера. Отсутствие в приграничной между



двумя губерниями тайге даже слабого намёка на дорогу, заставило того выставить
вперёд мобилизованных, чтобы грудью своих коней они прокладывали
путь его эскадронам. Более пяти часов, выпрыгивая, спотыкаясь и падая, иногда
ставая на дыбы, обречённые на физические истязания, бедные животные
вынуждены были выполнить эту непосильную задачу. От жалости к своим четвероногим
друзьям у Василия и его товарищей сердце сжималось в комок, но
помочь им ничем они не могли - спрыгнув с их спин, они сами оказались в
снежном плену. И лишь когда впереди послышался лай собак, Василий с облегчением
выдохнул. А вскоре первые конные ряды, в составе которых были
и однополчане, вошли на территорию деревни, и их мучение закончилось. Но,
как оказалось, благополучным оно было не для всех. Более десятка лошадей
не выдержали физической нагрузки и в предсмертной конвульсии были добиты
пулями казаков. А их хозяева, следуя за кавалергардским отрядом, до
деревни добирались пешком.

Низко опустив головы, взмыленные и шатающиеся от усталости, кони останавливались
сразу же, как только получали на это команду. Спрыгнув с вершны,
Василий и его боевые товарищи привязали лошадей к коновязи, скинули
с них сёдла и поклажи и стали до суха обтирать мешковиной им шею, грудь и
спину. Только спустя два часа лошадей напоили колодезной водой и поставили
перед ними торбы с овсом. Но даже лакомство, приносящее животным
всегда радость, не разожгло в их уставших и слезящихся глазах былого огня.

Спать в эту ночь Василию и его товарищам пришлось в большом амбаре,
в котором командовали огромные крысы и серые мышки. Но не они мешали
отдыхать бывалым солдатам, а злой декабрьский мороз, который беспрепятственно
проникал под одежду и охлаждал все части человеческого тела. Несмотря
на это, непродолжительный сон все же позволил молодым и здоровым
организмам к утру почти полностью восстановиться. В течении ночи Василий
дважды выходил на улицу к Воронко и дважды подсыпал в торбу овёс. Друга
своего четвероногого он старался не обидеть.

В Усть-Ишиме отряд появился на следующий день, ближе к вечеру. Несмотря
на ранний час людей на улицах было мало. В основном это были престарелые
жители и детвора. Миновав центр, и повернув в первом же переулке
налево, отряд вскоре оказался в расположении воинских казарм, которые
наполовину были пустыми. Услыхав команду спешиться, Василий с товарищами
спрыгнули на землю и стали ждать дальнейших распоряжений. Осознание
того, что они находятся не в таёжной глухомани, а в городе, и что им будут



предоставлены вполне сносные армейские условия для проживания, немного
успокаивало парней и притупляло их переживания о доме. На следующий
день всех мобилизованных привели к присяге на верность Верховному правителю
Российского государства, Верховному главнокомандующему Вооружёнными
силами адмиралу Колчаку, распределили по воинским подразделениям
и выдали огнестрельное оружие. А Степана ещё и назначили командиром отделения,
в котором оказались все его бывшие сослуживцы. Поначалу Василия
слегка зацепило решение белогвардейского начальника назначить Аверина
главным над ним, но поразмыслив, он пришёл к выводу, что чем ниже должность,
тем меньше спрос. А ещё он втайне надеялся, что долго служить Колчаку
не будет и при первой же возможности сбежит домой. «Главное, чтобы
условия для этого были подходящими и дорога потвёрже. Вот закончатся зимние
морозы и снегопады, утрамбуется снег и рванём мы с Воронко отсюда не
оглядываясь», - рассуждал Губин Василий.