О новом русском замолвите слово-постперестроечная

   Наутро приехал Андрей, посвежевший после выходных, привез брата-повара. Пока мы собирались в подсобке, он с братом осмотрел баню и вынес свой вердикт. Вернее, нам его озвучил брат-красавец: «Шифер на крыше сменить!»
Шифер и вправду был старый и потемневший, но вместе с корявым срубом из осины это не бросалось в глаза. Однако рядом с новоделом – баней соседа-официанта – постройка являла собой настоящее убожество. Строение нищеброда: корявое, с потемневшей древесиной, со следами многочисленных переделок.  Ну никак не банька нового русского, даже на осиновую самобытность не спишешь. Плюнув под ноги, мы с Толяном полезли расшивать кровлю. Теперь уже можно было не беречь листы шифера, а просто скидывать.
   В обед приехал знакомый газик-погрузчик с пачкой нового кровельного материала, крашенного суриком: не то пластик, не то непонятно из чего. «Говно дело», – выразился плотник, увидев машину с пачкой новомодного шифера. Непонятно, что он имел в виду: материал или работу? Через два дня кровлю поменяли на новую, но строение лучше выглядеть не стало, даже наоборот.
   Мы сидели в подсобке, служившей кухней, и ожидали новых указаний.
«Генка, скажи брату, чтобы баню евровагонкой обшил. И все будет, как у Аннушки». Белобрысый и длинноносый Генка оценил мою идею и метнулся к машине богатого брата с рацухой. Мы с Толяном наблюдали из запотевшего окна подсобки немую сцену. Андрей выслушал доводы некрасивого брата из опущенного окна иномарки, потом посмотрел на баню халдея из Астории, газанул и уехал.
   «Ну что?» – в унисон спросили я и Толян. «Все пучком, посоны! – шутливо ответил Генка-ганс. – Вечером па коням и нахауз геен!»
«Как это?» – не понял плотник.
«Предложение принято, за зиму баня усадку даст, весной обошьем».
«Значит, все?» – спросили мы Генку хором.
«Вечером приедет брат Флегонт и отвезет вас на вокзал, а я завтра самоходом уеду на маршрутке». 
«А деньги?» – спросил Толян с вызовом.
«Все будет – и деньги, и бабки, – заверил Генка, потирая руки. – Садитесь жрать, пожалуйста».
«А почему Флегонт?» – спросил я у некрасивого брата.
«Для всеобщей гармонии», – рассмеялся Генка.
«Ну хоть не Акакий Акакиевич», – пошутил я.
«Вы же видите, мы с детства разные вышли: он красавец, а я урод, вот его и назвали таким нелепым именем для равновесия», – ухмыльнулся Генка.
«Эт ничаво, – пыхнул из своего угла огоньком папироски Толян – У нас в деревне одну девку Мокридой звали. Замуж так нехто и не взял, сердягу, яловой осталася».
«Ну ты, блин, Толян, горбухи лепишь! Страшная небось была мокрица-то ваша, а?»
«Ну, давно это было, я уж не помню, пацаном бегал с другими ребятам», – ответил плотник.
«А твой-то брат Флегонт женат?» – спросил он у Генки.
«Шутишь? Нет, куда ему, уж больно красивый, никак не остановится, пока всех девок не перепробует», – пошутил Генка.
«Значит, не жениться», – подытожил Толян, гася окурок о каблук сапога.
«Вот увидишь, а ты наперед его женишься, и детей много будет», – выдал свою версию философ из Мги.
«Почему?» – спросили мы с Генкой.
«Дурное дело нехитрое, – засмеялся плотник. – Я три раза был женат».
«А дети ?» – спросили опять мы.
«Что я, дурак, что ли!» – ухмыльнулся он.
«И то, зачем тебе дети, одна докука», – подначили мы его.
   Обед Толян есть не стал, а ушел в баню медитировать.
«Чего это он?» – спросил Генка, ставя сковородку на плиту.
«К выпивону готовиться, духовное очищение, пища заземляет ауру».
«Фигасе», – озадаченно присвистнул Генка-Ганс.
«А ты думал! Что немцу карачун, то русскому здорово», – не удержался я от красного словца.
«И вовсе я не немец, просто от другого отца, – меланхолично произнес Генка, поворачивая ножом картошку на сковородке. – И Флегонт тоже от другого».
«Сколько же у вас их было?»
«Неважно», – ответил он, стоя спиной ко мне.
«Как в индийском КЕНО, тока не поют. А кто же тогда настоящий?»
«Андрей, не видно, что ли?» – сказал Генка, ставя сковородку с дымящейся картошкой на стол.
   Вечером брат Флегонт забрал нас на машине-иномарке Андрея. Мы долго плутали по дачному поселку, прежде чем выбрались на загородное шоссе. «Взлет разрешаю», – сказал красавчик и втопил на всю катушку. Бэха взревела и мигом домчала нас до Питера, несмотря на темноту и огни встречных машин. В Питере водитель поубавил прыти. Толян таращился из окошка на рекламные огни баров и ресторанов. Наконец подъехали к знакомому Московскому вокзалу и получили расчет. Мы попрощались, и брат на Бэхе растворился в сумерках городского вечера.
«Не омманул. Офицер», – удовлетворенно сказал плотник из Мги, засовывая деньги за подкладку шапки-ушанки, в которой он ходил и зимой и летом. Нечего и говорить, что Толян сразу затарился двумя политровками водки в первом же ларьке у вокзала или в магазине, я точно не помню. Одну он сразу же всосал, сидя на деревянной скамейке пригородной электрички.
«Ты хоть билет купи», –сказал я ему.»
«А зачем он мне?» – ответил Толян.
Я представил, как контра подойдет к благоухающему алкоголем пассажиру без возраста в шапке-ушанке, сморщит лицо и отойдет. Я попрощался, но Толян уже поплыл по волнам и не замечал меня. Выйдя из вагона и отыскав взглядом вход в метро, я ушел из его жизни.
   Вернулся я домой последним автобусом. Картина «Не ждали». Через неделю знакомый доктор – бывший хозяин злополучной бани – устроил меня на железку художником-оформителем. Начался контракт рисовальщика длиною в пять лет, но это уже другая история. Преддверие Нового года я встречал в кабинете врача ж/д поликлиники с рулоном новогодней газеты, такое было условие трудоустройства на железку.
«За баню!» – шутливо отсалютовал я врачу Сергею мензуркой со служебным спиртом.
«Такую баню сожгли, суки», – поморщился Серега, выпив наркомовскую норму.
«Расскажи», – попросил я.
«Чего рассказывать! Бухали, обмывали баню, пускали салюты китайские. И загорелась, сухая была. Пыхнула, как спичка. Жар большой, не подойти близко. Снега нету, вода в колодце упала. Пока пожарка с города ехала, она и сгорела дотла».
«А рядом соседская?» – вспомнил я некстати.
«Не знаю, – сказал Серега, вертя в руках пустую мензурку. – Вот КАЗЛЫ, я эти осины сам в лесу выбирал, рубил, плотника этого нанимал. А он, сука, пока сруб рубил, всю картоху с дачи продал на водку свою».
«Не парься, Андрей же тебе заплатил. Новую себе купит, прям с завода – точеную, калиброванную», – утешил я Серегу, закусывая огурцом.
«Такую не купишь», – сказал Серега горестно.
«Такую – нет, а зачем продавал тогда?» – недоуменно спросил я.
«Жене не понравилась, у соседа красивше была. Теперь такая же покупная, как у всех – ей не обидно».
Он разлил, мы выпили.

 К О Н Е Ц . 9 ФЕВРАЛЯ 2021 г.