Юродивая. Глава 19

В степных краях октябрь странен. Неверен, как шаловливая красавица - то жаром любовным обожжет, вроде июль вернулся, то захолодит душу ледяными ветрами, сыпанет крупной солью на поля, заиндевеет травой на крутых речных берегах, засуровеет промерзшей землёй, захрустит стеклянными лужами. А потом бац - и опять жара-жарой, вот только темень ранняя, да холодная, вода в реке студеная, руку не удержишь, да травы жухлые, а так - лето летом. А в этом году особенно - Покрова снегом не порадовали, все тепло да тепло, октябринки в палисаднике буянили, бередили сердце пышным цветом, ласкали да ранили. Но уже семнадцатого вдруг полыхнуло с северов морозом, да так, что на двор не выйдешь, не задохнувшись, а к утру девятнадцатого замело село выше завалинок, а поутру белоснежная скатерть, сияющая бриллиантово, сравняла улицы и проулки с безоглядной кружевной степью. И следов-то у заборов не было, все по домам с испугу засели, только редкие песьи дырявили ровные тропки, да цепочки заячьих тянулись с полей к огородам.


В то утро крошечные Лушины следы были единственными из человечьих, и каждый бы понял - шла она от дома до Колькиного двора. На крыльце Луша обмела валенки (в жизни так рано не надевала), стянула шаль с головы (взмокла, тяжело уж с таким пузом, да с такой корзинкой), с трудом взобралась по обледенелому крыльцу в сени и лицом к лицу столкнулась с Колькой, вышел встречать.

-Куда ж ты прешь сама, дурында. Сказал - не таскать. Сам приду, заберу, мужик твой придёт, что я ему скажу, не дай Бог чего. Давай сюда.

Он отобрал у Луши корзину, ласково толкнул её на лавку, присел, стащил с её ног валенки, сунул поближе тапки. Потом глянул под толстую тряпицу, накрывающую корзину, потянул носом, закатил от удовольствия глаза.

-Там борщ, Коль. И пельмени, они подморожены, сваришь сам. Ну и, в бутылке настойка, по столовой ложке в чай, знаешь сам.

Луша прошла в комнату, придирчиво осмотрелась, улыбнулась - порядок Колька поддерживал. Да его и самого уже было не узнать - откуда взялся в опустившемся пьянчуге с серым лицом и пустыми глазами этот крепко сбитый голубоглазый мужичок, с русой непослушной, спадающей на лоб прядью не очень густых волос, с оттопыренными розовыми ушами и смущенной ухмылкой, смешно морщившей курносый нос.

-Ты б, мать, к такому закусону не настойку свою противную, вонючую принесла, а самогоночки чуток. Полька, то, свекруха твоя, как её на травках настаивает - мммм. Стакашек хоть. А она - лоооожку. В чаааай. Эх ты, нелюбовь моя. Пузааатенькая...

Луша шутя хлопнула Кольку ладошкой по лбу, отняла пустую корзинку, хихикнула

-Я те дам самогонки. Такое наварю, от запаха только будешь бежать куда глаза глядят, петлять, как заяц. Ишь ты, самогонки ему. Я те дам, самогонки. Битых два месяца на тебя убила.

-Да ладно, не журысь. Андрюха когда вернется? Дом пора рубить, зима на носу. Иль погодить решили?

-Через дней десять обещался. Как раз успеете срубить, да под крышу. Остальное по весне. Не торопимся, жить есть где. Спасибо тебе, Коль. Пошла я.

В сельпо пахло хлебом (только привезли с хлебокомбината, свеженький, аж горячий, дух сладкий - не вздохнуть), мылом, селёдкой и, почему-то, мороженым). Верка, тряся отвисшими бордовыми щеками, развешивала селёдку, вытягивая её жирными короткими пальцами из бочки с проржавевшими ободами и брезгливо швыряя в пакеты. Иногда она замедляла темп, вытирала пальцы о грязный, как портянка фартук, отламывала здоровенный ломоть от макового калача, сорвала его в рот и, хрюкнув, запивала какой-то коричневой бурдой из чашки.

-Какао, растворимое, в кубиках, седня привезли. Возьми, хорошее, прям, как шоколад. Так можно жрать. Все бабы взяли.

Луша качнула головой, попросила муки и подушечек, уж больно любила она эти дешевенькие конфетки с кисленьким повидлом, хотела взять селёдку, но, глянув на сардельки Веркиных рук, передумала. Сложила покупки в авоську и было пошла, но Верка её окликнула, гавкнула хрипло, как лиса, забежавшая на птичий двор

-Слышь, Лушк. Ты Кольку чем опоила? Прям мужик стал, куда деваться. Моему б сварганила, совсем ополоумел, каждый день поллитру жрёт, не подавится, скот безрогий. А, Луш? Я заплачу. Вон, хочешь деньгами, хочешь продуктами, хошь коляску малому подарю, у меня новая. А?

-Ты, Вер, ко мне приходи, поговорим. Дело не простое, с налету не решишь. Давай, завтра. А денег не возьму, я за это не беру. Приходи, придумаем чего.

-Ага... Приду. Ты, кстати, Нинку видала? Объявилась, не запылилась. Вчера с Надькой её дом топили, прибирали. Насовсем, не иначе. Злая, худая, да с брюхом. Месяцев пять, не меньше. Ты... Того... Поосторожней с Колькой..как бы не от него она...