В дороге
Солнце, пылающее в вышине, жжет асфальт и волнистое море песка. Зной, невыносимый снаружи, в машине отдается тяжестью и звоном в голове. Пот льется ручьями. Из одежды оставлены майка и шорты. Тело мокнет от пота.
Несколько раз вдали виднелись верблюды – медленно брели по одному. Мой штурман замечает в небе орла. Что может высмотреть птица в плавящейся от зноя пустыне…
На небольшой возвышенности мелькнул белесый бугорок. Делаем минутную остановку – устороженный редкими кустиками верблюжьей колючки, выбеленный солнцем и свирепыми ветрами, сросшийся с песком – остов корабля пустыни.
Со всех сторон обдает жаром, сравнимым с жаром открытой топки плавильной печи. Hи ветерка, ни облачка. Кажется, всё живое зарылось в песок. Нет и без того редких машин. Всё и все пережидают несколько послеобеденных самых знойных часов.
И снова спидометр наматывает километры. Наконец, местность скорее ощущаемо, нежели заметно глазу, начала сменяться сыпучими песками. Первые его намёты на дороге афганцем. И первый значительный бархан. Из-за его края мелькнули верхушки растений.
Оставив машину, обходим холм. В небольшой лощине, вопреки всему, десяток необычных деревьев. Растут отчужденно, по одному. Странная роща. Корявые, изогнутые, вероятно, по частым ветрам, небогатые ветками, с палочками-спичками вместо листьев, гладкие стволы. Зелено-черные кроны почти просвечивают, под ними неровные пятна призрачных теней. А вокруг море раскаленного солнцем песка.
Дохнул ли незаметный ветерок или лишь колыхнулся воздух в чаше ложбины – еле-еле качнулись кроны косматых существ.
Я отщипываю кончик ветки и уношу в машину. Затем она на десятилетия перекочевывает на полку в гостиной.
Саксаул – частица Черных песков.
1990
Свидетельство о публикации №221022801602