Памяти сестры

Посвящаю памяти сестры Веры Тихоновны Агеевой
Солнечный май, зеленевший за изгородью лес, открытие дачного сезона и праздник Победы – все радовало и располагало к доброй встрече, долгожданной и волнующей. В этот раз Любаша очень переживала, собирая застолье. Муж, переворачивая готовившиеся на огне шашлыки, посматривал на дорогу.
Наконец, гости прибыли. Люба пожала руку мужчины, кивнула его жене. Не сдержалась, обняла, как казалось со стороны, абсолютно незнакомого человека, остановила взгляд на его костылях, вздохнула. Когда-то он слал письма ее сестре, а сегодня она не сможет смолчать, не признаться, что помнит его молодым лейтенантом, пришедшим в их дом в надежде на счастье. Выберет минуту, поговорит с ним, обязательно поговорит. Не забыл ли он фронтовую любовь за давностью лет?
Ее муж, командир войсковой части, и Владимир Николаевич, директор завода, познакомились на одной из встреч в подшефной школе. Военным людям было о чем поговорить, Виктор пригласил Владимира на дачу. А тут вдруг Люба с глазами, полными слез и онемевшая от волнения, и история первой любви в солдатских треугольниках, о которой  она помнила всю жизнь… Накатила война, налетела, растревожила память.
***
В Победном мае Любаше исполнилось пять лет. Она жила с мамой, тремя братьями и тремя сестрами. Отец ушел на фронт в самый первый призыв, в 1941 году. Старшая сестра Вера, невысокая и худенькая, как воробушек, оставила учебу в школе и работала медсестрой, помогала маме, заботилась о младших. Всей семьей они следили за передвижением войсковой части отца, жили от письма до письма. Получая, читали вслух. Отец погиб в сорок четвертом. Семья ждала чуда, его письма, вдруг ранен, а не убит.
Однажды почтальонка, протянув маленькой Любе треугольник, наказала передать матери. Обрадованная девчушка прибежала в хату, мама с замиранием сердца начала читать. Письмо прислал незнакомый лейтенант призыва сорок третьего года, вчерашний мальчишка. Он благодарил за посылку, которую им с солдатами доставили к Новому году. В ней оказались шерстяные носки и рукавицы, бинты, сухари, даже сдоба, заботливо обернутая в лоскуты материи, полотняные мешочки с листьями табака, выросшего в огороде. Женщины готовили пряжу и вязали вечерами после работы, понимая, как мерзнут зимой в окопах бойцы. Отправив посылку, всем миром собирали следующую.
Вера, связав пару теплых носков, вложила в них записочку с пожеланием Победы и своим адресом. Ее подарок достался Володе, и теперь вся семья жила его фронтовыми письмами. Иногда он писал только Верочке, обещал вернуться с Победой, отыскать ее. Они были ровесниками, юношей и девушкой, которых соединила война. Из фронтовых треугольников родилась их любовь. Это бережно хранимое первое чувство давало силы жить, согревало души, дарило надежду на счастье. Вера, а с нею и вся семья, ждали лейтенанта с войны.
«Володя, здравствуй! Письмо от тебя шло очень долго. Ты пиши, как только сможешь. Хоть по три строчки. Я буду знать, что живой, что мстишь врагу за нашего тятю»…
«Здравствуй, Воробушек! Я сегодня получил твое письмо, перечел несколько раз. Пока затишье, сразу пишу ответ. Но не знаю, когда отправлю»…
«Зажила ли рука? Как ты воюешь с ранением? Следи, меняй повязки. Очень за тебя переживаю. Люблю и жду. Вера»…
«Я сегодня самый счастливый человек. Воробушек, ты меня любишь. Вера, дождись меня. Я везучий, вместе со мной воюет твоя любовь»…
«Пишу с ночного дежурства. Дети, про которых рассказывала, поправились. И дома все здоровы. Ждут твои письма, как и я. Молимся за тебя»…
«Часто поем «Землянку», песня душевная. Думаю о тебе, как в землянке зимуете, чем топите. Только скоро зиме конец, и войны немного осталось, мы все время наступаем. Обнимаю тебя и всех твоих младших. Передавай поклон маме. С фронтовым приветом, Владимир»…
 «Сегодня был первый дождь, потеплело, совсем весна, и всем будет легче, когда сойдет снег. Все наши тебе кланяются. Твоя Вера».
Переписка прервалась неожиданно. Верочкины письма оставались без ответа. Девятнадцать лет. Победа. Только ни отца, ни любимого. Узнать бы, что жив, но запросы в часть ничего не дали.
После войны легче жить не стало, еды не хватало. Младшие подрастали, не во что было одеть-обуть мальчишек. Для школы мать перешивала им отцовскую одежду. Встретиться с Володей Вера уже не чаяла. Когда посватался парень из их деревни, согласилась – чтобы пережить еще одну зиму, сберечь ослабленных постоянным недоеданием детей, семье была нужна опора, крепкое мужское плечо.
***
Как-то утром старшая сестра спешила на дежурство в больницу. Младшенькая Люба проводила ее за калитку и увидела, как Верочку остановил военный на костылях, без ноги, с вещмешком за плечами. Что-то спросил, а сестра, едва ответив, побежала прочь. Опрометью побежала… Понятно, опоздать нельзя, ее ждут больные и строгий главный врач.
– Дяденька, ты нашего тятю не видел? Он пропал на войне, –  подошла к инвалиду девочка.  – А кого ты ищешь?
– Девушку ищу, Верой зовут, она живет на этой улице, –  ответил незнакомец и уточнил. – А как фамилия вашего отца?
– Веру? Ты с ней и говорил. Она в больницу ушла, –  объяснила Любаща. – Мы Антоновы. Ты к нам приехал?
– Вон оно что, –  изменился в лице военный. – Ехал к вам. Только Вера не призналась, не захотела меня такого видеть.
И, тяжело развернувшись, уставший, измученный ранением и долгой дорогой, заковылял обратно. А Люба расплакалась, безутешно, не по-детски. Военный обернулся. Взявшись за рукав шинели, девочка привела его домой.
Мама встретила гостя радушно. Украдкой вытирая слезы, собрала на стол немудреное угощение. Любушка доверчиво льнула, обнимала Владимира за себя и за сестру. Он огляделся: в чисто выбеленной до Пасхи хате нищета –  нары вместо кроватей, стол да лавки, земляные полы. Посмотрел на мальчишек, на младших девочек, собравшихся возле стола, одеты плохо, питание скудное, непросто такую ораву накормить досыта. Сердце сжалось от бессилия вернуть им отца, от невозможности немедленно помочь этой семье.
–  Засватанная она, –  вздохнула мать. – Не держи на сердце зла, Володя. Все мы тебя ждали, и она ждала. А как плакала, когда не стало писем. Не верила, что погиб. Искала тебя, писала. Что ж ты молчал, не ответил? Одной мне детей не поднять, хоть и не война уже. Вера замуж идет от нужды. Двадцати еще нет. Парень наш, деревенский. Знает, не богачку берет. Любит.
–  Под конец войны взрывом оторвало ногу. Много крови потерял. Ребята не дали помереть, дотащили к медикам. Так и выжил. Ради Веры выжил, только запретил себе думать о ней, не написал – жених-то я теперь незавидный. Из госпиталя попытался разыскать своих, но деревни нет, и соседние сожжены, – рассказывал Владимир. – А уже когда выписывался, нашли меня Верины письма. Вот я и поехал к вам – решил хоть издали, одним глазком на нее посмотреть.  Обещал ей когда-то…
Вечером братья проводили лейтенанта на поезд, и Любаша с ними напросилась. Володя оставил для Верочки сложенный пополам листок. Мать убрала подальше от детей, чтобы передать, перекрестила его на дорожку, благословила, просила написать, как сможет, не чужие ведь. Он обещал.
Старшая дочь вернулась с работы заплаканная, ни о чем не спросила. Младшие сами рассказали о военном, что был у них весь день, а сейчас уезжает. Мама протянула письмо. Развернула Вера, а там: «Здравствуй, Воробушек! Шлю тебе «Землянку». Слезы закапали на листочек, поплыли песенные строчки:  «…До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага».
В ту ночь дочь с матерью не сомкнули глаз, плакали каждая о своей потере. Поезд увозил лейтенанта из уральской деревеньки в другую жизнь. Одну лишь минуточку Вера виделась со своей любовью и мечтой. Вскоре она вышла замуж и по первому снегу уехала с мужем. Ему, имевшему среднее образование, предложили хорошую должность в городе. Как только молодые устроились, забрали к себе маму и детвору. Вместе поднимали младших, выучили, вывели в люди. В семье Веры и ее мужа родилось семеро детей. Бог благословил их брак любовью и счастьем.
***
Поздним вечером, когда близкие уснули, они оказались на веранде вдвоем, им было что рассказать друг другу. В Любиных глазах стояли непролитые слезы. Она выплачет их ночью, в подушку, никого не потревожив.
Владимир молча курил в открытую дверь.
– Как ты жил, Володя? Узнал меня? Помнишь Веру? – наконец, решилась спросить Люба. – Всегда тебя вспоминали. Веришь? Ты писал, наверно, но мы той же зимой уехали в Казахстан. Хату продали.
– Хорошо здесь: лес, воздух, дом – полная чаша… А в моей памяти – ваша землянка, босые дети, степь осенняя голая, пыльная дорога... – на мгновение Владимир замолчал, смял папиросу. – Я выжил, Любушка. Воевал с верой и любовью в сердце. Когда оставляет вера, а любовь провожает с крыльца, остается только надежда. Я встретил ее в поезде, когда ехал от вас. Не зря, выходит, приезжал. Надежда не дала отчаяться, вместе за жизнь цеплялись. Она тоже фронтовичка. Надежда, Наденька, моя жена.
Они просидели всю ночь рядом, словно две большие, сильные птицы, неожиданно встретившиеся после долгого, тяжелого перелета и сложившие усталые крылья – высокая, статная, большеглазая красавица Люба и седой лейтенант из ее детства, солидный, крепкий мужчина, добившийся в жизни всего, что задумал.  Протез и костыли не стали помехой.
А Верочка, о которой с теплом и безграничной любовью рассказывала гостю младшая, рожденная перед войной сестра, и многие годы с болью и сожалением вспоминал Володя, скромная, худенькая медсестричка Вера так и осталась маленьким серым воробушком с огромным материнским сердцем в груди. Война познакомила и разлучила. Ломала, мучила, но не сломила их.
Над лесом всходило солнце. Рассвет разбудил все живое. К залитому светом окошку веранды слетелись птицы, радушная хозяйка привечала, подкармливала их. За своим угощением пожаловала рыжая белка с пышным хвостом и быстрыми цепкими лапками. Любаша насыпала в кормушку семечек, раскрошила краюху ржаного хлеба, вернулась в дом, обронив несколько зернышек на крыльце. По крылечку деловито расхаживали воробьи, собирая крошки и семечки, расчирикались, разгалделись в кормушке,  подвешенной у самого окна на ветке березы. Никуда от них не деться  –  где человек, там и они.
«Здравствуй, воробушек!» – улыбнулся Владимир пернатому смельчаку, залетевшему на веранду следом за Любой. Впервые за долгие годы ему не было больно от этих слов…