Девочка и война

Грозовой сорок первый

В феврале тысяча девятьсот сорок первого года Раечке исполнилось два годика, а в июне началась Великая Отечественная война. В октябре, после завершения уборочной страды, отца призвали в Красную Армию.
«Дети войны» – особое поколение нашего народа, лишенное ребячьих радостей, испытавшее вместе с родителями и старшими братьями и сестрами все лишения и тяготы военного времени. События первого года войны Рая почти не помнила, слишком была мала. Они слились в одно долгое ожидание маленькой девочки, одиноко сидевшей на подоконнике, потому что тятя (папа) воевал, мама работала, старший брат Андрей, оставив учебу, тоже работал, а брат Коля и сестра Аня учились в школе. Врезались в память проводы отца, он уехал из дома на рычащем чудище – грузовике.
…Осень плакала проливными дождями. Пришли первые морозы, и наступила зима – первая зима без отца. Мамины слезы в грозовом сорок первом году, тревогу, застывшую в ее глазах, Раечка не запомнила. Чувство беды придет позже, когда вместо письма в бумажном треугольнике, подписанном отцовской рукой, почтальон принесет похоронку. И будут горькие слезы, много слез боли и отчаяния в их доме и в соседних домах тоже. Война сиротила семьи, навсегда забирая взрослых мужчин и совсем молодых ребят.
Много лет прошло со дня победы в той войне. Все, что запомнилось Рае из детства, живет в ее памяти все эти годы.

Без отца

Рае пошел четвертый год. Зима все тянется и тянется, нет ей конца-края. За окошком белым-бело и морозно.
Просыпается Раечка посветлу. Бледное солнце освещает землянку, в которой никого из старших уже нет. Земляной пол холодный и, нырнув ногами в валеночки, перешедшие ей от старших детей, девчушка добредает до кухни. Велики валенки, идти в них весело, то и дело «спрыгивают» то с одной ноги, то с другой. На самом краю  печки стоит чугунок с теплой водой – и умыться хватит, и лепешку, оставленную ей под полотенцем, запить. Теперь у Раи одна забота – ждать брата Колю, который придет из школы с друзьями.
С лежанки русской печи хорошо видно, как мальчишки, склонившись над столом, вырезают и разрисовывают карты, а потом сражаются, шумят и спорят проигрывая. Рая переживает за брата, чтобы он не остался «дураком» или «пьяницей». Она помогла бы, только в игру пока не берут. А вот через год Раечка будет обыгрывать друзей-картежников, которые старше нее на десять лет, и никак не ожидают таких талантов у Колиной сестренки.
Отца нет, и, пока он на войне, мешочек с табаком, выращенным на огороде и высушенным мамой, подвешен под потолком в сенцах. Когда тятя вернется, порадуется, табачок для него готов. Рая знает, что ребята «шкодят» и берут оттуда по горсти пахучих листиков, сворачивают самокрутки и учатся курить. Табак дымит и, когда довольные приятели расходятся по домам, догорает в печке.
Вечером девчушке очень хочется рассказать маме все, что увидела и услышала за день. Только нельзя, иначе достанется от мальчишек, будут прогонять и дразниться, и дружить с ней не станут, и в карты играть не позовут, и разные интересные истории при ней рассказывать не захотят, а других друзей или подружек у нее пока нет, все малыши зимой сидят по домам.
Мама с работы приходит очень уставшая, одну лишь минуточку отогревается у печи-голландки. Рая, закутанная в шаль, подобрав ноги, сидит возле нее на лавке как нахохлившийся воробышек. Зимний вечер короткий, а дел у мамы много, она спешит все успеть.
Рядом с горячей печкой сушатся одежда и обувка. Мать, подоив корову, готовит ужин. Коля негромко рассказывает о сводках, прочитанных по радио диктором Левитаном.
После ужина недолго горит керосинка: Аня учит уроки, Андрей и Коля читают, мама штопает одежду. Рая тоже у стола, вместе со всеми, изо всех сил старается не уснуть. В землянке тепло и уютно, прожит еще один день войны. Сколько их впереди? Война, как лютая зима, длится и длится… Но придет то утро, когда наступит весна.
Все ждут весну, добрых вестей с фронта и письмо от отца, после которого становится радостно – он жив и вернется, и победа будет за нами!

О курице-несушке

…Стояла летняя пора сорок третьего года. Нещадно палило солнце. У реки расположился цыганский табор. Рае четыре с половиной года, брату Коле – четырнадцать. Старшие дети – Андрей и Анна – работали. Семья жила в землянке за рекой, ограждение двора – несколько горбылей да калиточка.
Отец воевал, присылал письма с фронта, а потом случилась беда – пришла в дом похоронка. Мать горевала, дети страдали вместе с ней. Голодали, выживали, держались, как только могли.
Коля поливал грядки. Мама стирала. Маленькая Рая помогала ей, подавала мыло, приносила бельишко, уносила стираное, была на подхвате.
Во двор зашла цыганка, завела разговор. Слово за слово. Погадать хозяйка отказалась, боялась услышать подтверждение страшной вести о муже, в глубине души надеясь, что похоронка – ошибка. Такое случалось не раз.
Пришлая окинула цепким взглядом двор, неказистое жилище. Нищета. Выпросить нечего. По детям видно, что живут впроголодь, тощие, худые. Но все не торопилась уходить, словно выжидая чего-то.
И вдруг во двор выскочила курица, выросшая из цыпленка-одиночки и чудом уцелевшая голодной зимой. Свежеснесенное яйцо, одно в два-три дня, было на вес золота, мама очень дорожила этой курочкой-молодкой. Цыганка указав на нее рукой, играя на чувствах матери и детей, сказала: «Если хочешь, чтоб муж вернулся с войны, отдай курицу, а я помогу». Сын и дочь с мольбой уставились на мать, за надежду на возвращение отца не то, что курицу-несушку, кормилицу-корову готовы были вывести со двора. Хотя сами не дожили бы до победы, без коровы на селе – верная смерть.
Понимая всю абсурдность слов цыганки, ради спокойствия детей, мама уступила, курицу отдала. Молча ушла на кухню, расстроенная потерей.
Коля перехватил за калиткой младшенькую сестренку, которая, как зачарованная, семенила вслед за цыганкой, обещавшей показать ей настоящую куклу. Своих куколок у Раи не было, только выстроганная из дерева лялька, замотанная в тряпочки, с которой она нянчилась, кормила и обихаживала.
 «Это она тебе своего ребенка хотела показать. Видишь, у реки пеленки сушатся, значит, ребеночек в таборе народился. – объяснил брат. – Мама не велит иуда ходить. Слушайся ее, ты ж еще маленькая. Заманят, увезут и ищи ветра в поле. Тятя с войны придет, что мы ему про тебя скажем?»
Вскоре пришло письмо от отца. Врачи в госпитале прооперировали,  вернули его к жизни, и он поправился, пришел в себя.
«Хорошо, что курицу отдали, – сказал Коля матери, распечатывая солдатский треугольник. – Может, и вправду цыганка помогла, не обманула нас». Мама вздохнула: она вымолила мужа с того света. Господь Бог услышал и сберег. Добрые люди – врачи, медсестры, санитарочки – спасли от смерти, вылечили, поставили на ноги, и он догнал свой полк. Но ту цыганку дети и мать не забыли и благодарили каждый про себя, вдруг именно она совершила чудо…

Ладушки-оладушки

Март сорок четвертого года был морозным и снежным. Бураны сменялись недолгими оттепелями. Ночами вьюжило, залепляя снегом окна землянок и засыпая сугробами домишки по самые крыши. С утра сыновья выходили с лопатами откопать тропинку от крыльца до дороги.  Все спешили на работу и в школу.
Растопив печку, мама поставила вариться целый чугунок картошки «в мундире». Оставила пятилетнюю Раю присматривать, подлить воды, если выкипит. Принесла из колодца ведра с водой, оставила в сенцах на лавочке да еще в сарае корове воды налила и, пока выдалась свободная минутка, ненадолго дошла до соседки узнать новости, у той болели дети.
Печка сильно разгорелась, пыхала жаром, вода быстро выкипела. Рая сидела у оконца, выглядывала маму, о ее поручении позабыла. Картошка в чугунке скоро запеклась и начала дымить. Черным дымом заволокло кухоньку и комнату. Рая, задыхаясь, прикрывая лицо руками, добрела до сеней. Захлопнула дверь в дом. Брызнула водой на лицо и волосы. Потянула ручку, но входная дверь не поддалась: мама закрыла ее на щеколду. Девочка спряталась под лавку.  Едкий, черный дым скоро проник и в сенцы.
Спас ее соседский мальчишка, который проходил мимо их дома. Увидев валивший из трубы черный дым, распахнул двери, прибежал к соседям, сообщил о случившемся. Уже через минуту мама затушила печь, плеснув воду, пожара не случилось. Больше малолетней дочке поручений не давала и к печке подходить не разрешала, подальше от беды.
Поутру мать с другими женщинами увезли в степь на снегозадержание. Чем больше снега на полях, тем больше влаги достанется земле перед предстоящей весенней пахотой, семена прорастут дружнее, урожай будет богаче. Раечка, нарушив мамин запрет, пошла на кухню хозяйничать. Очень хотелось блинчиков отведать самой, да еще и братьев накормить, и маму, ведь все вернутся домой усталые и голодные, обязательно ее похвалят.
Много раз Рая наблюдала, как ловко мама замешивает жидкое тесто на блины и погуще – на оладушки. В оладьи добавляет мелкую картошечку, сваренную в чугунке и слегка растолченную. Картошки в кастрюльках и в чугунках не оказалось, зато нужную сковороду Рая нашла сразу, водрузила ее на печь разогреваться. Принесла из холодных сеней глиняный горшочек с молоком, замесила тесто, как уж смогла. Получилось гуще, чем нужно для блинов. «Испеку оладушки! Ладушки-оладушки», – сама себе улыбнулась маленькая хозяюшка. Как же она хорошо придумала…
На край печки не забыла поставить большую миску, в нее она сложит готовые горячие оладьи. Пододвинула ближе к печи табурет, взобралась на него. Зачерпнула большой деревянной ложкой густоватое тесто, вылила на раскаленную сковородку. Оладушек растекся на половину сковороды, зашипел, зафыркал, как живой. Девочка знала, что надо его перевернуть и поджарить со второй стороны, только олад пристал к сковородке, переворачиваться не хотел, а скоро уже горел и дымился, как до этого чугунок с картошкой. Пришлось Раечке, вытирая слезы, сворачивать свои приготовления. Она убрала с печи миску с тестом, сгоревшую сковороду спрятала в сенцах под лавкой, налив в нее воды до самых краев.
Мать ругать не стала. Нажарила вечером оладьев из Раиного теста, как следует его размешав и добавив толченой картошечки, чтоб вышло и вкуснее и сытнее. Ели с Майкиным молоком, теплым, свеженадоенным, нахваливали.
Все дни, пока оставалась дома одна, Рая драила сковородку: наливала горячую воду, скребла ножом, чистила песочком. Через неделю трудов и стараний старая чугунная сковорода сияла так, что в нее можно было смотреться. Мама маленькую помощницу похвалила и жарила в ней кружевные блины и оладьи с начинками еще много лет.

Здравствуй, дочка!

А все случилось очень просто...
Открылась дверь, и мне навстречу
Девчурка маленького роста,
Девчурка, остренькие плечи!

И котелок упал на камни.
Четыре с лишним дома не был...
А дочка, разведя руками,
Сказала: «Дядя, нету хлеба!»

А я ее схватил — и к звездам!
И целовал в кусочки неба.
Ведь это я такую создал.
Четыре с лишним дома не был...

Виктор Гончаров, 1945г.

Сколько Рая себя помнила, война была всегда. Нет, рядом не свистели пули, не разрывались снаряды, но ежедневное ощущение беды висело в воздухе, окутывало удушливой паутиной тревог и потерь маленькое село – мирный, далекий от фронта уголок ее детства. Мужчин почти не осталось. Мальчишки, едва повзрослев, рвались воевать, помогать отцам. Старшего брата Андрея, как и всех ребят–его ровесников, призвали в армию в сорок четвертом. Он так и не подарил сестренке живую куклу, хоть и обещал.
Рая всегда ждала брата с работы, встречала у дверей. Но куклы в селе не продавались, взрослым не до игрушек: накормить бы, уберечь детей от болезней, одеть хоть во что-то, обуть, обогреть. Андрей работал на тракторе и мог привезти сестре только любопытного зазевавшегося малыша-суслика или не успевшего улепетнуть в кусты зайчонка. Девочка тут же отпускала их на свободу, ведь где-то в степи их ждали мамы.
Раина мама вставала затемно, уходила на работу, когда дочка еще спала. Анна тоже работала. Коля учился, заканчивал семилетку. Все свое детство девочка провела на подоконнике, в ожидании прихода кого-нибудь из старших. Если замерзала, пряталась на печи. Там, за шторкой, на лежанке русской печки, было уютно и тепло. Когда огонь в печи затухал, разогретые кирпичи остывали медленно и еще долго отдавали тепло, согревая запертую в доме младшенькую дочку. Зимой вместе с Раей оставляли маленьких козлят, сберегая их от мороза. А в кухне за дверью привязывали теленочка, чтобы не забрел в комнату в поисках мамы коровы. Вот тогда Раечке не было одиноко, и она покидала свой «пост» у окна, играла с веселыми озорниками козлятами.
Весной сорок пятого года мама работала в поле и угоняла с собой Майку. Тяжелую мокрую землю пахали тракторами, а когда изношенная техника отказывала, и ее отправляли в ремонт, запрягали коров и шли за плугом по старинке, сколько хватало сил. Лошадей в совхозе к тому времени не осталось, а перерывов работы посевная пора не прощала.
Погожим майским днем в село пришло известие о Победе, которого ждали, о котором молились несколько лет, до которого не чаяли дожить. Не все и дожили до победной весны.
Счастливую весть первым принес домой Коля: подхватил сестренку на руки, закружил. Мама, Аня пришли с работы заплаканные и счастливые. Конец смертям! Вернется отец! Вернется Андрей! И другие мужья, сыновья, братья, чьи-то будущие женихи, среди них тот единственный, кто подарит Анне семейное счастье.
Потянулись с фронта эшелоны, мужчины возвращались домой. Каждый раз, увидев незнакомца в военной форме, с вещмешком за плечами, Рая думала, что это отец. Помнила его смутно: высокий, широкоплечий, с большими и сильными руками. Когда он сажал ее на плечи или просто брал на руки, она оказывалась высоко над землей. На войну отца забирала железная машина. Вот этот грузовик, который страшно рычал, выпускал клубы дыма и надолго увез тятю, Раечке запомнился хорошо. Она ожидала, что отец и вернется домой на машине.
Прошли лето и осень. Девочка каждый день спрашивала, почему же тятя никак не приедет? Или он идет домой пешком, поэтому так долго не возвращается? Или заболел в дороге?
«Он вернется, как только отпустят со службы. Нужно еще подождать», –  успокаивал сестренку Коля, читая письма из Германии.
По первому ноябрьскому морозцу отец вернулся. Порог дома переступил совсем другой человек: худой, сутулый, контуженный, со шрамом на лице после ранения. Раечка не признала отца и заново с ним знакомилась.
– Здравствуй, дочка! Как же ты выросла, – он усадил девочку к себе на колени.
– Дядя, ты мой тятя? – недоверчиво спросила дочь, дотрагиваясь пальцами до приколотой к гимнастерке медали. – А скоро еще тот тятя вернется, который на машине уехал. Я его жду.
– Так это ж меня грузовик забирал на войну. Ты совсем маленькая была. Забыла меня? Ну, ничего, ничего, вспомнишь, привыкнешь. Больше я никуда не уеду.
– Никогда?
– Никогда!
Радость и гордость переполняли Раино сердечко: у нее есть отец! И больше он никуда, никогда не уедет, потому что победил всех врагов. И войны больше не будет. Так он сказал.
Раечка верила и в первый раз за шесть лет своей жизни обнимала отца: дождалась тятю с войны!

«Хороша я, хороша…»

Наступил сорок шестой год. Послевоенный, окрыляющий. Налаживалась жизнь. Отзвенело второе мирное лето.
В конце августа родилась сестренка, а через неделю брат Коля отвел Раю в первый класс. Никогда еще не была она такой нарядной: мама сшила кофточку из светлого ситчика, собрала колокольцем «юбку-татьянку» из темно-синего шерстяного платка с каймой. И отец позаботился: пошил добротные тапочки из фетрового берета и сумку с лямкой через плечо из предварительно отбеленной мешковины. В тоненькие дочкины косички мама вплела ленточки из остатков ситца, завязала бантики. В новой сумке у Раечки хранилось сокровище, подаренное соседом-учителем – чистая тетрадка в косую линейку и новенькое перышко на деревянной ручке, которым первоклассница будет учиться писать. Эта тетрадь оказалось единственной на весь класс.
Школьный двор, куда поутру 1 сентября привели детвору со всей округи, шумел, как растревоженный муравейник. Учителя встречали детей приветливо. В годы войны собрать ребят на учебу было невозможно, нетопленные классы наполовину пустовали. Приняв скромные букеты из полевых цветов, педагоги повели учеников на первый урок.
Раечка с восхищением смотрела на свою первую учительницу: какая же она красивая, с добрыми глазами и тихим голосом, и совсем-совсем не строгая. Она станет такой же! Непременно выучится на учительницу, непременно!
Мария Сергеевна неспешно знакомилась с учениками, поочередно называя имена и фамилии ребят. Грустно было видеть ей в этом первом послевоенном классе среди горстки малышей-семилеток мальчишек-переростков, на четыре-пять лет старше, которые помогали матерям, работали за пайку хлеба на совхозных полях, подпасками, подмастерьями, откидчиками угля на шахтах, бегали босые с апреля до самых морозов, а зимами были раздеты-разуты, не до учебы, когда одни сапоги или валенки на всю семью. Многие и после победы одеты во что придется. Нескоро жизнь на селе выправится, а время не ждет, ребята должны учиться.
«Дети, кто из вас умеет читать? Кто знает стихи или песни? Поднимите руки», – попросила Мария Сергеевна. Класс молчал. Читать никого дома не научили, далеко не все родители сами владели грамотой. Рая несмело подняла руку, ее мама часто пела, и многие песни девочка знала наизусть. Только вот боязно первой выходить к доске и петь перед классом. Но промолчать и подвести учительницу нельзя!
Мария Сергеевна ласково погладила смелую девчушку по русым волосам:   
  – Спой нам, пожалуйста.
На Раечку уставилось сорок пар незнакомых детских глаз, но она не испугалась и не растерялась, старательно затянула грустную мамину песню:
– Уродилася я, что в поле былинка.
  Разнесчастная я, божия кровинка.
  Хороша я, хороша, да плохо одета.
  Никто замуж не берет девицу за это…
Допеть песню до конца не дали: девчонки наперебой начали тянуть руки, каждая хотела постоять рядом с педагогом, что-нибудь спеть и показать себя во всей красе, мальчишки смеялись, даже Мария Сергеевна улыбнулась.
«Ничего, деточки, ничего, – думала учительница, оглядывая вмиг оживший и развеселившийся класс. – Кончилась война проклятущая. Все у вас будет: детские песни и стихи, сказки и рассказы. И утренники, и праздники. И читать научитесь, и писать. За то и воевали, чтобы детство вам вернуть, вырастить счастливыми людьми. Большая жизнь у вас впереди. Лишь бы не было больше войны…»
– Рая у вас красивенькая растет. Артисткой будет? – поглядывая на девочку, тоненькую тростинку семи годков, лукаво улыбнулась соседка. Пришедшие с занятий дети рассказали домашним, как на уроке Раечка пела у доски.
– Учительшей! – гордо ответила мама. На селе работать учителем значило быть грамотным и всеми уважаемым человеком. А у дочки появилась мечта работать в школе, о чем она и объявила с порога, едва вернувшись после первого школьного дня. Одобрил эту мечту и отец.
Второго сентября Коля вел сестренку в школу и тащил тяжеленную тыкву. Кто-то принес в класс узелок с картошкой, другие – свеклу, капусту, морковь. Кто-то – хлеб. Несли то, что выросло на огородах, чем могли поделиться с ребятами, отцы которых не вернулись с войны, семьи бедствовали.
Мария Сергеевна для учеников заваривала витаминный чай с мятой, чабрецом, ромашкой, собранными летом. На Новый год была первая в их жизни елка, украшенная самодельными игрушками, гирляндами и мишурой. Смешные чернильницы, перья, кляксы. Угольная или свекольная водичка вместо чернил. Первые буквы  и слова, написанные посреди газетных полос. Один учебник на класс. И никаких обид! Самые светлые и радостные годы…
P.S.
Все мы, юные, зрелые, пожилые, родом из детства. Рая свою мечту исполнила, стала учительницей как Мария Сергеевна. Малограмотные отец и мама очень гордились дочерью, выпускницей педагогического института.
Сорок лет (мирных лет!) прошли в школе как один день. Повзрослевшие ученицы, Раины гордость и надежда, отучились на педагогов и вернулись работать в родную школу, продолжили ее дело.
«Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться» – истина на все времена...