Тридцатилетняя война продолжение 3

Не сдаваться: Судьбоносные приказы

На следующий день после моего возвращения в Футамату, произошло сильное землетрясение. Отряд, которому я принадлежал, получил приказ проследовать к аэродрому Уцуномия в шестидесяти или около того милях от Токио, и погрузиться в транспортный самолет тем же вечером. Обычно, до Токио мы должны были бы добираться по железнодорожной линии Токайдо. Из-за землетрясения движение по этой ветке было нарушено, так что нам пришлось выезжать на грузовике, надеясь, что севернее поезда будут ходить нормально.

Когда грузовик проезжал Кадою, гостиницу, где я обычно останавливался, ее владелец, жена и вся его семья ждали на улице, чтобы попрощаться. Мы остановились, и они дали нам бутылку сакэ и корзину с печеными каштанами и сушеными кальмарами. Не вылезая из грузовика мы откупорили бутылку и обменялись прощальными тостами.

Нам удалось сесть на поезд в Какегаве, потом пересесть в Токио и прибыть в Уциномия глубокой ночью. Оказалось, что транспортник стоит на ремонте, и нам пришлось убить несколько дней в гостинице перед железнодорожной станцией Уциномия. В эти дни мы узнали, что американские войска высадились в Сан Хосе на острове Миндоро, Филиппины. Услышав это, мы посмотрели друг на друга с дурными предчувствиями, а я весь напрягся.

Двадцать два человека из наших вылетели с аэродрома Уциномия на трех самолетах - бомбардировщиках. План состоял в том, чтобы в один присест добраться до Тайбея на Формозе, дозаправиться, и в тот же день вылететь на авиабазу Кларк на острове Лусон, но из-за плохой погоды нам пришлось сесть на Окинаве и пробыть там три дня. Потом оказалось, что самолету требуется дополнительный ремонт; и так то одно, то другое, и мы прибыли на базу Кларк лишь 22 декабря, через шесть дней после вылета с Уциномия.

Когда мы приземлялись, была объявлена воздушная тревога, но я с удивлением наблюдал, как обслуживающий персонал ходил повсюду так, будто ничего особенного не происходило. Я спросил, почему так, и он ответил – "Сегодня очередь Манилы". Противник бомбил базу Кларк и Манилу поочередно, через день.

Нам было приказано по прибытию связаться с Особым Разведывательным батальоном Четырнадцатой полевой Армии. Когда мы прибыли, из батальона прислали встретить нас Масару Шимоду и Кусуо Цучихаши. Они почти сразу же уехали, чтобы сообщить о нашем прибытии в штаб  в Манилу, в пятидесяти милях, и заверили нас, что вернутся самое позднее – утром.

На следующий день в полдень их все еще не было. Мы уже стали опасаться, что с ними что-то случилось по дороге, но через несколько минут они приехали на грузовике. Они рассказали, что их заметил американский P-38 Локхид Лайтнинг и устроил охоту за ними, и им пришлось убегать, петляя по объездным путям большую часть расстояния. Их лица еще несли отпечаток напряжения от гонки на выживание.

Мы остались в Кларке еще на одну ночь и отправились в Манилу двадцать четвертого. Тем утром вражеский B-24 разбросал над городом рождественские открытки, адресованные филиппинцам, с изображением ягненка и текстом по-английски "Теперь мы на юге Тихого океана, надеемся отпраздновать Новый Год вместе с вами!".

Когда один из коллег-офицеров перевел мне это, я заскрежетал зубами и казал "Дураки! Идиоты! За кого они себя принимают?"

Особый Разведывательный батальон располагался в Маниле в месте, похожем на жилой район для иностранцев в двухэтажном бетонном здании, и на вывеске над входом в которое было написано "Институт естественных наук".

Нас поприветствовал смугловатый человек, оказавшийся майором Йошими Танигучи, командиром батальона. После того, как мы предъявили документы, майор сказал, что меня и еще пятерых человек разместят в Бригаде Суги, так назывался Восьмая Дивизия из Хиросаки. Он сказал, дальнейшие распоряжения придут из штаба дивизии.

Бригада Суги отвечала за оборону западной и центральной части Лусона от Назугбу до Батангаса. Ее штаб находился в Липе.

В тот вечер у нас было прощальное собрание в "институте". Мы из Футаматы поняли, что нас, по-видимому, разделяют в последний раз, но мы ожидали этого. Я не видел никаких признаков уныния, хотя вечер проходил тихо. Мы пили холодное сакэ друг с другом, а майор Танигучи объяснял нам боевую обстановку. Она не сильно изменилась.

26 декабря, посреди ночи, шестеро из нас, направлявшихся в Бригаду Суги выехали из Манилы с майором Танигучи на грузовике, везущем помимо нас достаточно большой груз боеприпасов. Одетые в летнюю форму, с мечами, револьверами и биноклями, мы шестеро выглядели как обычные армейские офицеры, но майор Танигучи носил форму филиппинской  Территориальной полиции и альпинистскую шапочку.

В ярких лучах Луны грузовик катился на юг, к Липе. Вскоре после отъезда слева я увидел озеро, и вид его спокойной, залитой лунным светом глади избавил меня от внутреннего напряжения. Было трудно поверить, что этот прекрасный ландшафт скоро станет полем боя. Вид был неземной, завораживающий, но меня скоро вернул к суровой действительности шум проезжающих нам навстречу грузовиков. Чем дальше мы ехали на юг, тем их становилось больше.

Наш грузовик прибыл в штаб дивизии прямо перед рассветом. Приказы, которые я должен был получить там, определили мою судьбу на последовавшие тридцать лет.


Дорога, по которой мы ехали, построенная инженерным корпусом, вела глубоко в пальмовый лес. Штаб бригады Суги располагался прямо на обочине дороги. Он представлял собой разбросанные круглые хижины, в каких живут местные жители, с простыми дощатыми стенами и крышами из пальмовых листьев. Вслед за майором Танигучи мы вошли в одну из них. Внутри было несколько офицеров: подполковник Мотояма из стратегического командования, майор Такахаши из разведывательного командования,  старший лейтенант Кусано из Разведывательного батальона и другие.

Мы напряженно ожидали в углу, пока майор Танигучи и майор Такахаси тихо обсуждали наши назначения. Я почувствовал, что сейчас решается моя судьба, я сжал кулаки. Вскоре Шигеро Моригучи и Шигейчи Ямамото были назначены возглавлять пятьдесят бойцов в атаке на Сан Хосе. Затем Шин Фурута и Иширо Такаку назначили руководить партизанским отрядом на острове Миндоро.

Теперь была моя очередь. Майор Такагаши сказал "Офицер Онода направляется на остров Лубанг, и возглавит партизанские действия гарнизона Лубанга."

Тогда я впервые слышал о Лубанге. Я не имел представления, где он находится и какого он размера.

Майор Такагаши написал приказ в гарнизон Лубанга и заверил его печатью командира Восьмой дивизии, генерал-лейтенанта Йокогамы и сказал "Я телеграфирую им приказ, но возьми это с собой на всякий случай."
В приказе говорилось "Командиру гарнизона Лубанг подготовиться к партизанским действиям. Этот приказ не касается групп под руководством старших офицеров. Офицер Хиро Онода направлен для организации партизанских действий".

Когда я прочитал документ, майор Такагаши сказал "Наша задача – помешать противнику атаковать Лусон. Ваша первая задача – уничтожить на Лубанге аэродром и пирс в гавани. Если противник высадится и попытается использовать аэродром, уничтожить самолеты и убить экипажи."
Майор Танигучи добавил: "В партизанской миссии должно быть по крайней мере два командира, но у нас нет больше людей. Так что вам придется действовать самостоятельно. Это будет непросто, так что от вас ожидается всё возможное. Когда впервые делаешь что-либо самостоятельно, почти наверняка где-то ошибешься. Так что будь начеку."

Из шестерых остался только Мисао Ямадзаки, и когда ему был зачитано назначение остаться в штабе дивизии в качестве резервного пополнения, отдача приказов завершилась. Нам, новоприбывшим, полагалось отчитаться перед командиром дивизии, но получилось так, что генерал-лейтенант Акира Муто, начальник штаба Четырнадцатой полевой  Армии, возвращаясь с инспекции, заехал в штаб дивизии и сейчас находился в командирской комнате.
Генерал Муто был старшим из присутствующих офицеров, так что я салютовали ему первому. Внимательно оглядев нас, он сказал: "Я знал, что вы скоро приедете, но думал, что буду слишком занят, чтобы вас увидеть. Я рад, что мне удалось встретить вас. Сейчас война идет не очень удачно для нас. Важно, чтобы вы приложили все усилия, выполнения своих миссий. Ясно? Я не шучу."
Было странно выслушивать ободрение от такого известного генерала. Мы были польщены и впечатлены. Когда мы начали салютовать командиру дивизии, он остановил нас, подняв руку. "Обо мне не беспокойтесь. Вы уже отсалютовали Его превосходительству начальнику штаба".
Затем, глядя прямо на меня, он сказал "Вам категорически запрещается умирать от своей руки. Может понадобиться три года, может понадобиться пять лет, но, что бы ни случилось, мы за вами вернемся. До тех пор, пока у вас остается хоть один солдат, вы – его командир. Вам, может, придется питаться кокосами. Если так – питайтесь кокосами! Ни при каких обстоятельствах на отдавать свою жизнь по собственному желанию."

Командир, невысокий человек с приятным лицом, отдал мне этот приказ тихим голосом. Он говорил как отец, разговаривающий с сыном. Когда он закончил, я ответил как можно бодрее "Есть"
Я снова вспомнил, чему меня учили в Футамате, и поклялся себе, что исполню данный мне приказ. Вот я, младший офицер, получаю приказ прямо от командующего дивизией! Такое бывает не часто, и я был вдвойне впечатлен легшей на меня ответственностью. Я сказал себе "Я справлюсь! Даже если у меня не будет кокосов, даже если мне придется есть траву, я справлюсь! Это мои приказы, и я их исполню!" Теперь это звучит странно, но тогда это было всерьез.

Большинство гражданских не знает, что в японской армии приказы должны отдаваться непосредственным командиром. Офицеры, имеющие право отдавать приказы это командир дивизии, командир полка и командир роты. Командиры взвода или командиры отделения не более чем помощники командира роты, и отдаваемые ими приказы лишь обеспечивают выполнение отданных командиром роты приказов.
Если солдат стоит на часах по приказу своего командира, а офицер из другого подразделения приказывает ему делать что-то еще, часовой не обязан подчиняться. Он должен сообщить офицеру, что он стоит на часах, и не может оставить свой пост, кроме как по приказу своего командира. Это так, даже если этот офицер – генерал.

В Футамате мне было приказано служить в Четырнадцатой Полевой Армии, а затем я был назначен в Бригаду Суги.

Моим непосредственным командиром был командир бригады Суги, который отправил меня на Лубанг. Майор Танигучи и майор Такагаси имели право инструктировать или направлять меня, но не имели права изменить приказ генерал-лейтенанта Йокогамы.

Для офицера возможно иметь право развертывать войска, не имея права изменить ранее полученные ими от непосредственного командира приказы. Развертывание не имеет преимущества перед приказами. Когда я отправился на Лубанг, у меня был приказ возглавить партизанские действия солдат, но не командовать ими. Я мог сказать им как что делать, и заставить их делать именно так, но право решать, вести ли им партизанскую борьбу, принадлежало их непосредственным командирам. В последовавшие за тем дни, эта нехватка полномочий стала для меня ужасной обузой.

Отсалютовав и получив приказы, я вернулся в офицерскую комнату. Когда я вошел, майор Такагаси засмеялся и сказал "Онода, ты удивишься, какое угощение припасено для тебя на Лубанге. Почему, потому что это подразделение – лучшее во всей японской армии!"
Майор Танигучи, укоризненно глядя на него, сказал "Он шутит".
Тут командир дивизиона Яманучи неожиданно улыбнулся. "В любом случае, - он сказал, "Лубанг очень хороший остров, таких, как он, немного. Там всегда много еды, Онода. По крайней мере об этом не нужно беспокоиться."
Лицо майора Танигучи посерьезнело и он продолжил "Те из вас, что готовились к ведению секретных операций, должны были командовать иностранными войсками в тылу врага. Вы должны почитать это за честь, Онода, что вы возглавите солдат Его Величества."

"Да, сэр" – ответил я громко.
Он был прав. Нас действительно тренировали организовывать и возглавлять иностранных солдат в тылу противника. Быть поставленным во главе японских солдат было привилегией. Они по крайней мере понимали мой язык.

Майор Танигучи показал мне две карты Лубанга и постарался произвести на меня впечатление стратегической важностью острова. "Неважно, насколько трудно будет вести партизанскую кампанию" – сказал он, - "ты должен хорошо подумать, прежде чем двигаться на другой остров".

Первая карта имела масштаб 500.000:1. Названия на ней были написаны по японски, это важно, но сам Лубанг на карте был не больше игральной карты, и информации о характере местности почти не было. Другая карта была в масштабе 25.000:1, и на ней были все рифы вокруг острова, но информации о суше было опять немного.
"Загляни в штаб дивизиона по дороге в порт, я дам тебе карту по данные аэрофотосъемки, снятой после постройки аэродрома," – сказал Танигучи. После этого он взял с собой двоих, собиравшихся в Миндоро и вышел из офицерской комнаты.
Когда все ушли, я отправился на артиллерийский склад дивизиона и раздобыл кое-какое нужное снаряжение- динамит, мины, ручные гранаты и так далее – и погрузил всё это в грузовик. Тем вечером я разложил две карты на полу хижины, в котором я жил и стал изучать их при свете свечи. Остров Лубанг был очень маленьким. Достаточно ли он большой для партизанщины?
Ну что же, достаточно, или недостаточно, у меня был приказ и было снаряжение, и не оставалось ничего, кроме как действовать с ними. Я закрыл глаза и снова услышал обещание командира дивизии "Что бы ни случилось, мы вернемся за вами".
Я сказал себе громко "Я буду драться, пока этот день не настанет."

30 декабря я получи от майора Такагаши пять тысяч йен в военной валюте для покрытия особых расходов и отбыл из штаба дивизии. В грузовике вместе со мной был сержант по имени Сузуки и шестеро его людей, которые отправлялись на Лубанг, чтобы забрать оставленное там авиационное топливо. Самолеты уже отступили на Лусон, но топливо,  бомбы, а также часть персонала, оставались на Лубанге.

Когда я пришел в штаб дивизиона в Маниле, майор Танигучи уехал проводить Ямамото и других, и никто не знал, когда он вернется. Кто-то по моей просьбе заглянул в стол майора, но не нашел фотосъемки, которые я надеялся получить. Я был разочарован, но решил, что, добравшись до Лубанга, я смогу осмотреть его целиком своими собственными. глазами.
Рядом с мостом Банзай, про который мне сказали, что он назван в честь генерала Масахару Хомма, командира Четырнадцатой Полевой Армии, я нашел ожидавшую меня парусно-моторную лодку. Она называлась на японский манер Сейфуку Мару и, должно быть, весила около пятидесяти тонн. Капитан, которому было около сорока, выглянул из-за борта и крикнул "Давай, грузи своё барахло на борт."
Я сказал ему, что мой груз состоит из взрывчатки, и он может отказаться брать ее на борт, если хочет. Майор Такахаши сказал мне, что если капитан действительно откажется, за мной пришлют военное дизельное судно.
"Я не против взрывчатки"- крикнул капитан, "но тебе нужно получить разрешение в канцелярии порта."
Я пошел добывать разрешение, и пока я это делал, лейтенант, ответственный за его выдачу, спросил меня "Ты собираешься оставить взрывчатку на Лубанге и вернуться на лодке?"
"Я не вернусь"- ответил я. "Я отправляюсь на Лубанг, чтобы использовать эту взрывчатку".
Он посмотрел на меня несколько мгновений и сказал: "Жаль. Выпьешь со мной пива на прощанье."
Он предложил мне бутылку Сан Мигеля, но я поблагодарил его и сказал, что не пью. Это была не совсем правда, но я торопился.
"Жаль" – сказал он. "В любом случае, желаю удачи."
Его добродушные манеры подействовали на меня успокаивающе. Я почувствовал немного неудобно, что не принял его гостеприимство.
Когда я вернулся к мосту Банзай, груз уже перегрузили с грузовика на корабль. Дождь, ненадолго прекратился, и пошел снова. Я сидел скрестив ноги на палубе под навесом рядом с другими солдатами, и мы ели ужин, приготовленный для нас экипажем лодки.
Капитан сказал мне, что в Маниле было множество частных лодок, возивших грузы для армии, но когда враг высадился в Миндоро, они все ушли. "Моя лодка тут последняя"- сказал он.
Я спросил его, почему он не ушел со всеми, а он ответил: "Мне нужны деньги. На самом деле, расходы растут, мне даже не хватало денег, что дает армия. Поэтому хожу на Лубанг. Тамошние растят много коров, и каждый раз, возвращаясь в Манилу, беру несколько на продажу. Штаб дивизии мне разрешил."
Он сказал, что договорился сделать пять ходок до Лубанга, а эта была третьей. Я вспомнил разговор с лейтенантом Ямагучи.
"Однажды, когда я ехал в Манилу за бензином, я видел лодку, идущую с Лубанга. На ней было множество коров, лежащих на палубе со связанными ногами. У тебя не будет проблем с едой на Лубанге."
Тем вечером в девять Сейфуку Маару вышел из гавани Манилы. Сначала мы пошли на запад. Хотя море было спокойным, всё еще шел дождь, и кругом была кромешная тьма.
В час ночи мы прошли остров Коррегидор в устье бухты. Вместо того, чтобы идти вдоль берега, мы продолжили идти на запад, потому что вражеские торпедные катера появлялись в прибрежных водах то тут, то там. Стояла абсолютная темнота, и единственным звуком был шум двигателя. Мы шли со скоростью около девяти узлов. Я стоял с капитаном в крошечной рулевой рубке и вглядывался во тьму. В любой момент могли появится силуэт вражеского судна. Возможно, в этот самый момент они наводят на нас пушки. Со всей этой взрывчаткой на борту, одного попадания хватит, чтобы мы взлетели до небес мелкими кусочкам. Не могу сказать, что меня это особенно беспокоило. Если это должно произойти, это так тому и быть. Я ничего не мог с этим поделать.
"Если меня убьют" – думал я, "Меня будут почитать как бога в Храме Ясукуни, и люди будут поклоняться мне. Это не так уж плохо."
Сколько еще японских солдат, должно быть говорили себе то же самое!
Капитан резко повернул штурвал, и лодка накренилась, поворачивая к югу. "Если отсюда идти строго на юг, мы придем в бухту Тилик" – сказал он.
Я кивнул, не сказав ничего, но сам напрягся. Тилик – это название порта, в котором я должен был взорвать пирс.
Дождь закончился к рассвету. Я не спал всю ночь. Остров Лубанг начал виднеться на горизонте.
Постепенно он становился всё больше, пока я не смог видеть в бинокль отдельные листья пальм. На нем были горы, но на вид их высота была не больше пятисот-шестисот метров. Мое первое впечатление от Лубанга было – он должен быть очень неудобным для партизанской войны. Наша лодка набирала скорость и приближалась к острову.