Вдова Ла РЮ

1

     Что будет, вдова Ла Рю?
     За прошлую ночь в три часа
     Вы проснулись и снова увидели в окне
     Среди тенистой саранчовой рощи
     Призрак старого солдата:
     Тень синяя, как свет ртути ...
     Что будет, вдова Ла Рю?

            * * * * *

     Что может не случиться
     В этом месте летнего одиночества?
     Ни за что июльский солнечный свет,
     Ни синева озера,
     Ни зеленых границ прохладных лесов,
     Ни песни жаворонков и дроздов,
     Ни храбрости боболинков,
     Ни запаха свежескошенного сена,
     Ни шишки сумаха бычьей крови,
     Ни снега тысячелистника кивающего,
     Ни цветения клевера на головокружительном гребне
     Обрыва у озера
     Может забрать одиночество
     Этого июля у озера!

            * * * * *

     Прошлой ночью вы видели старого солдата
     У твоего окна, вдова Ла Рю!
     Или ты видел своего мужа,
     Как он лежал у ворот так давно?
     С радужной оболочкой его глаз такой черной,
     И белки его глаз такие голубые, как фарфор,
     И пятнышки крови на его лице,
     Как стена, испещренная встряхиванием кисти;
     И что-то вроде сала или розоватого воска,
     Скрывая рану в горле ...
     Сыворотка и кровь взорвались дыханием
     Из опустошенных легких.


     II

     Итак, вдова Ла Рю ушла к другу
     Днем и ночью,
     Куда призрак не придет,
     Где фантом можно забыть.
     И едва она свернула с дороги,
     Вокруг водяной мельницы у ручья,
     Когда звонит телефон и дочь Флора
     Вскакивает с сонного стула
     И тоска по книге,
     И бежит отвечать на звонок.
     И ее сердце дает волю,
     И ее сердце замирает,
     Когда она слышит голос и слабость
     Быстро, как яд, сквозь все ее тело.
     И что-то вроде пчел копошится в ее груди
     Приходит к горлу в порыве страха,
     Восторг, страсть, какой голос
     Но голос ее любовника?
     И только потому, что она здесь одна
     В этой заброшенной беседке у озера;
     И только потому, что этому человеку запрещено
     Чтобы пересечь ей путь, за заражение в его крови
     От пьянства от отца, умершего от пьянства;
     И только потому, что он в ее мыслях
     Ночью и днем,
     Его голос разжигает ее, как огонь.
     Она качается от головокружения,
     Телефон выпадает из ее трясущейся руки. ...
     Он в деревне, выходит,
     Он будет у дверей через час.


     III

     Солнце в половине руки над озером
     В небе от лимонной пыли до пурпурных просторов.
     На головокружительном гребне утеса шары клевера
     Поклонись теплому ветру, дующему через луг
     Где сено-петухи стоят, недавно сложенные комбайнами
     Чистый сосновый и буковый лес в конце луга.
     Малиновка на вершине шпиля тополя
     Поет заходящему солнцу и вечерней планете.
     Над оливковой зеленью темнеющего леса
     Тонкая луна прорезает небо и спускается по дороге
     Гуляют двое влюбленных.

                Ночь, когда они снова появляются
     Из леса идет по сенокосу.
     И небо так полно звезд, что кажется
     Как гречишное поле. И влюбленные смотрят вверх,
     Тогда станьте очарованными тишиной звезд,
     И в тишине душистого сена
     Размыты только шепелявостью вялой воды
     В сотне футов ниже.
     И наконец они садятся у сена,
     Тёплое, как птичье гнездо,
     Рука сжата и молчит,
     Большеглазая и молчаливая.

            * * * * *

     О, дочь Флора!
     Вкусная слабость сейчас на тебе,
     С лицом твоего любовника над тобой.
     Ты едва можешь поднять руку,
     Или поверните голову
     Подушечка на ароматное сено.
     Вы не смеете открывать влажные глаза
     Из страха перед этим звездным небом,
     Из-за страха перед глазами любимого.
     Транс природы унес тебя
     Качается на приливе творения.
     И родство, которое ты испытываешь к этому человеку,
     Признался этой ночью - так часто признавался
     И удивлялся ...
     Обернул вокруг тебя свое последнее волшебство.
     Вы не знаете, что это такое,
     Неважно, что это такое,
     И неважно, какая судьба грядет, -
     У ночи есть ты.
     Вы двигаете только белыми, падающими в обморок руками
     Против его силы, пусть они упадут.
     Ваши губы приоткрыты над стиснутыми зубами;
     Росистая влага с ароматом женского тела
     Сводит с ума твоего любовника,
     И в стремительный и ужасный момент
     Вам открыта тайна любви...
***
WIDOW LA RUE


     I

     What will happen, Widow La Rue?
     For last night at three o'clock
     You woke and saw by your window again
     Amid the shadowy locust grove
     The phantom of the old soldier:
     A shadow of blue, like mercury light--
     What will happen, Widow La Rue?

            *       *       *       *       *

     What may not happen
     In this place of summer loneliness?
     For neither the sunlight of July,
     Nor the blue of the lake,
     Nor the green boundaries of cool woodlands,
     Nor the song of larks and thrushes,
     Nor the bravuras of bobolinks,
     Nor scents of hay new mown,
     Nor the ox-blood sumach cones,
     Nor the snow of nodding yarrow,
     Nor clover blossoms on the dizzy crest
     Of the bluff by the lake
     Can take away the loneliness
     Of this July by the lake!

            *       *       *       *       *

     Last night you saw the old soldier
     By your window, Widow La Rue!
     Or was it your husband you saw,
     As he lay by the gate so long ago?
     With the iris of his eyes so black,
     And the white of his eyes so china-blue,
     And specks of blood on his face,
     Like a wall specked by a shake a brush;
     And something like blubber or pinkish wax,
     Hiding the gash in his throat----
     The serum and blood blown up by the breath
     From emptied lungs.


     II

     So Widow La Rue has gone to a friend
     For the afternoon and the night,
     Where the phantom will not come,
     Where the phantom may be forgotten.
     And scarcely has she turned the road,
     Round the water-mill by the creek,
     When the telephone rings and daughter Flora
     Springs up from a drowsy chair
     And the ennui of a book,
     And runs to answer the call.
     And her heart gives a bound,
     And her heart stops still,
     As she hears the voice, and a faintness courses
     Quick as poison through all her frame.
     And something like bees swarming in her breast
     Comes to her throat in a surge of fear,
     Rapture, passion, for what is the voice
     But the voice of her lover?
     And just because she is here alone
     In this desolate summer-house by the lake;
     And just because this man is forbidden
     To cross her way, for a taint in his blood
     Of drink, from a father who died of drink;
     And just because he is in her thought
     By night and day,
     The voice of him heats her through like fire.
     She sways from dizziness,
     The telephone falls from her shaking hand. ...
     He is in the village, is walking out,
     He will be at the door in an hour.


     III

     The sun is half a hand above the lake
     In a sky of lemon-dust down to the purple vastness.
     On the dizzy crest of the bluff the balls of clover
     Bow in the warm wind blowing across a meadow
     Where hay-cocks stand new-piled by the harvesters
     Clear to the forest of pine and beech at the meadow's end.
     A robin on the tip of a poplar's spire
     Sings to the sinking sun and the evening planet.
     Over the olive green of the darkening forest
     A thin moon slits the sky and down the road
     Two lovers walk.

                It is night when they reappear
     From the forest, walking the hay-field over.
     And the sky is so full of stars it seems
     Like a field of buckwheat. And the lovers look up,
     Then stand entranced under the silence of stars,
     And in the silence of the scented hay-field
     Blurred only by a lisp of the listless water
     A hundred feet below.
     And at last they sit by a cock of hay,
     As warm as the nest of a bird,
     Hand clasped in hand and silent,
     Large-eyed and silent.

            *       *       *       *       *

     O, daughter Flora!
     Delicious weakness is on you now,
     With your lover's face above you.
     You can scarcely lift your hand,
     Or turn your head
     Pillowed upon the fragrant hay.
     You dare not open your moistened eyes
     For fear of this sky of stars,
     For fear of your lover's eyes.
     The trance of nature has taken you
     Rocked on creation's tide.
     And the kinship you feel for this man,
     Confessed this night--so often confessed
     And wondered at--
     Has coiled its final sorcery about you.
     You do not know what it is,
     Nor care what it is,
     Nor care what fate is to come,--
     The night has you.
     You only move white, fainting hands
     Against his strength, then let them fall.
     Your lips are parted over set teeth;
     A dewy moisture with the aroma of a woman's body
     Maddens your lover,
     And in a swift and terrible moment
     The mystery of love is unveiled to you. ...

     Then your lover sits up with a sigh.
     But you lie there so still with closed eyes.
     So content, scarcely breathing under that ocean of stars.
     A night bird calls, and a vagrant zephyr
     Stirs your uncoiled hair on your bare bosom,
     But you do not move.
     And the sun comes up at last
     Finding you asleep in his arms,
     There by the hay cock.
     And he kisses your tears away,
     And redeems his word of last night,
     For down to the village you go
     And take your vows before the Pastor there,
     And then return to the summer house. ...
     All is well.


     IV

     Widow La Rue has returned
     And is rocking on the porch--
     What is about to happen?
     For last night the phantom of the old soldier
     Appeared to her again--
     It followed her to the house of her friend,
     And appeared again.
     But more than ever was it her husband,
     With the iris of his eyes so black,
     And the white of his eyes so china-blue.
     And while she thinks of it,
     And wonders what is about to happen,
     She hears laughter,
     And looking up, beholds her daughter
     And the forbidden lover.

            *       *       *       *       *

     And then the daughter and her husband
     Come to the porch and the daughter says
     "We have just been married in the village, mother;
     Will you forgive us?
     This is your son; you must kiss your son."
     And Widow La Rue from her chair arises
     And calmly takes her child in her arms,
     And clasps his hand.
     And after gazing upon him
     Imperturbably as Clytemnestra looked
     Upon returning Agamemnon,
     With a light in her eyes which neither fathomed,
     She kissed him,
     And in a calm voice blessed them.
     Then sent her daughter, singing,
     On an errand back to the village
     To market for dinner, saying:
     "We'll talk over plans, my dear."


     V

     And the young husband
     Rocks on the porch without a thought
     Of the lightning about to strike.
     And like Clytemnestra, Widow La Rue
     Enters the house.
     And while he is rocking, with all his spirit in a rythmic rapture,
     The Widow La Rue takes a seat in the room
     By a window back of the chair where he rocks,
     And drawing the shade
     She speaks:

     "These two nights past I have seen the phantom of the old soldier
     Who haunts the midnights
     Of this summer loneliness.
     And I knew that a doom was at hand. ...
     You have married my daughter, and this is the doom. ...
     O, God in heaven!"
     Then a horror as of a writhing whiteness
     Winds out of the July glare
     And stops the flow of his blood,
     As he hears from the re-echoing room
     The voice of Widow La Rue
     Moving darkly between banks
     Of delirious fear and woe!

     "Be calm till you hear me through. ...
     Do not move, or enter here,
     I am hiding my face from you. ...
     Hear me through, and then fly.
     I warned her against you, but how could I tell her
     Why you were not for her?
     But tell me now, have you come together?
     No? Thank God for that. ...
     For you must not come together. ...
     Now listen while I whisper to you:
     My daughter was born of a lawless love
     For a man I loved before I married,
     And when, for five years, no child came
     I went to this man
     And begged him to give me a child. ...
     Well then ... the child was born, your wife as it seems. ...
     And when my husband saw her,
     And saw the likeness of this man in her face
     He went out of the house, where they found him later
     By the entrance gate
     With the iris of his eyes so black,
     And the white of his eyes so china-blue,
     And specks of blood on his face,
     Like a wall specked by a shake of a brush.
     And something like blubber or pinkish wax
     Hiding the gash in his throat--
     The serum and blood blown up by the breath
     From emptied lungs. Yes, there by the gate, O God!
     Quit rocking your chair! Don't you understand?
     Quit rocking your chair! Go! Go!
     Leap from the bluff to the rocks on the shore!
     Take down the sickle and end yourself!
     You don't care, you say, for all I've told you?
     Well, then, you see, you're older than Flora. ...
     And her father died when she was a baby. ...
     And you were four when your father died. ...
     And her father died on the very day
     That your father died,
     At the verv same moment. ...
     On the very same bed. ...
     Don't you understand?"


     VI

     He ceases to rock. He reels from the porch,
     He runs and stumbles to reach the road.
     He yells and curses and tears his hair.
     He staggers and falls and rises and runs.
     And Widow La Rue
     With the eyes of Clytemnestra
     Stands at the window and watches him
     Running and tearing his hair.

     VII

     She seems so calm when the daughter returns.
     She only says: "He has gone to the meadow,
     He will soon be back. ..."
     But he never came back.

     And the years went on till the daughter's hair
     Was white as her mother's there in the grave.
     She was known as the bride whom the bridegroom left
     And didn't say good-bye.