Как научиться вымыслу?

 Сегодня день рождения. 68 стукнуло и о чем думаю?
 Ведь это курам на смех, задаю себе вопрос:  "Как бы чего такого нафантазировать?"
  Где бы подумать о душе, о том, что бы на проходной на небеса не завернули, да не сказали: "ты слишком много лгал, твой путь запятнан обманом и бесчестьем, так нет, я задаюсь целью научиться кривде.

  А потому, что с малых лет приучили  не лгать, не говорить того, чего нет, так я и держусь этой линии, а она не всегда верна.
Во первых, это скучно быть правдивым. Жизнь сама по себе серенькая, и многое в ней предсказуемо и логично, закономерно, грубо и безжалостно. Например от "Осины не растут апельсины". Или "Сколько потопаешь, столько и полопаешь", "без труда не вынешь рыбку из пруда".

  Должен сознаться, что не вру я не потому, что так уж мне нравится, а по большей части из страха: что обо мне скажут, или подумают, когда узнается? А уж коли то, что рано или поздно, все откроется, то мне не хочется даже после смерти прослыть лгуном. Ведь при всей лживости мира, все-таки в народе держится воля к правде и справедливости.
 Особенно в культурных кругах в высоких слоях, считается недопустимым врать, особенно в глаза. Человеку бывает стыдно, когда разоблачают.
  С некоторых пор я присматриваюсь к лицам людей, ведь у всех много чего запечатлелось и нарисовалось снаружи, а морщинки, это все равно, что линии карандашом, жизнь рисует наши пути пройденные. На некоторых физиономиях очень заметно, что им приходилось много раз стыдиться, и даже страдать от угрызений. Даже цвет кожи какой-то неестественный сероватый, и поверхность не гладкая. Бывает, что видно, как человек привык подавлять в себе эмоции, когда его поймали за руку, и говорят, "ведь ты подлец."

 Так, что надо, чтобы научиться обходиться без неудобных, вредных признаний? Первое и главное надо уверовать в необходимость, в полезность вранья. Например для писателя без вымысла никак, так что на здоровье, фантазируй, придумывай, ведь изобретатель, это и есть выдумщик.

 Сегодня я уже убедился в пользе легкой фальши. Звонит мне знакомая, и достает своими  рассказами, да хвастовством. А я не смею отказать в общении, и тем не менее, осенило: пишу ей смс: "пришел приятель, отмечаем", и все, проблемы, как не бывало, я не нарадуюсь, даже вспомнил выражение А.С. Пушкина по поводу сукина сына.
 На самом деле ни кто ко мне не пришел, да оно и не к чему, кого-то принимать, выслушивать, ведь чем ближе друг, тем скорее услышишь от него какую-то неприятность о себе.
  Так, та же знакомая, которая не имеет понятия о такте, когда я упоминаю дачу, тут же говорит: "да, далеко ты ее купил, надо было поближе..." А я думаю: подкинула бы ты мне миллионов, так я бы близко купил, обустроил бы, приглашал тебя бы в бассейн, а так, у нас с тобой пути расходятся, ты идешь в общественный фитнесцентр, а я еду на свой клочок земли. Пусть и далеко, зато там воздух свежей, и картинка глаз радует.

 После того, как убедишься в необходимости как-то справляться со стыдом, страхом, а смело врать, думаю, дело пойдет легче. Но опять же без опыта никуда. Водителю километры, штангисту- центнеры железа, фигуристу- оваций, Писателю тонны исписанной бумаги.
Да, если нет стимула, придется оставаться правдивым. Тоже можно жить, лишь бы не сделаться ортодоксом. Во всем нужна мера.

 Недавно у меня включилась память ретро. Как-то совершенно случайно, даже не пойму, почему. Я вдруг начал вспоминать досконально картины детства, а там и юности, армейских сослуживцев по фамилиям, и даже лица, как живые стали представать перед глазами. Попробовал школу вспоминать, и там даже голоса некоторые вдруг стал слышать. И так уже несколько дней я упиваюсь этими воспоминаниями. Не знаю, на долго ли, ведь бывает влюбишься в девушку, и ее лицо вспоминается до мельчайших подробностей. Потом как отрежет, не можешь вообще вспомнить как вся она выглядит, не говоря об отдельные частях ее образа.

 Вот уже несколько месяцев пытался я воспроизвести драчку, в которой мне сильно влетело от Валеры Редина. Надеюсь, что сейчас в состоянии моего озарения, я опишу эпизод не мудрствуя лукаво.

  В Ленинграде в 77 году, я проживал в общежитии Балтийского завода на Васильевском острове на улице Нахимова. Огромный длинный девятиэтажный дом. В окна из нашей комнаты виден забор Смоленского кладбища, с другой, где общие холл, кухня, бельевая, открывался вид  пустырь, а дальше фрагмент самого Финского залива. Вечерами в тихую погоду, через его синюю поверхность от горизонта до берега пролегала широкая оранжевая полоса от закатного солнца. Хоть и далеко, но различимо было кое-какое водное движение: лодки, яхты, катер "Ракета", что ходил в Петергоф...

   На восьмом  и девятом этажах мы проживали сначала в качестве учашихся ПТУ-14, а потом и рабочих электросварщиков.  Все мы были отслужившими в Советской армии. Училище набрало две группы таковых парней, человек по двадцать.
В общежитии гостиничного типа комнаты по 9 и 11 метров холостяки размещались по два- по три. Там санузел, с сидячей ванной, балкон, и общая кухня с двумя электроплитами. Чистоту поддерживали в комнатах мы сами, а общие площади горничная.
 Народ молодой, озорной и беспечный.  Пили много и почти все, кое-как сводили концы с концами, а ведь платили стипендию сносную, и мне лично хватало. Я не дурил, учился на пятерки, и после училища сразу же поступил на вечернее обучение в техникум.
 
 Напротив нашего общежития расположились два корпуса от фабрики где селились девушки прядильщицы, и кое-кто из наших, нашли себе там подруг. Не за долго до того рокового события, завелась и у меня там Галя, и я встречал Новый год  в одной из тамошних квартир. Нормально попраздновали, девушки порядочные, чистота в комнатах, уют.

У Кольки Гурьева назрела свадьба и они у себя в комнате устроили застолье. Скромно, по-рабочему, без взрослых, даже родителей не было, только мы, человек двенадцать.

Как-то быстро все закрутилось, выпили, поклевали, танцы пошли... А за столом, напротив меня оказалась Валя. Очень красивая, я ее встречал и раньше, раз несколько. Там была и Галя, но я упустил ее из вида вообще. Очень скоро опьянел.

 Вот похвалился ретро памятью, а не могу вспомнить досконально облик Вали, но очень она мне нравилась. Лицо такое  беленькое, нежное остроносенькое, брови высоко, взгляд спокойный и открытый по которому сразу видно, как она к тебе относится. Я совершенно не рассчитывал на взаимность, но, видимо в подпитии, я осмелел, и кажется, даже танцевал с нею, ну, и возможно даже говорил ей, что она-то, что надо, короче даже не пойму как я попал под этого Валеру.  Я даже не знал, что он к ней тяготеет.

 Опомнился в бельевой, жмусь я спиной к стенке, а он бьет меня по самому лицу изо всей силы. Я еле стою на ногах, а он и рад, метелит изо всех сил. Конечно же я бежать, да к себе. 

 Как начался этот конфликт, даже не пойму, ведь его за столом не было. В драку я никогда не лезу, тем более, он громадина такой, и как он приревновал, ведь больше нам с ним делить было не чего.
 Как он оказался свадьбе, он с компанией нашей не водился, попивал, конечно, и не знаю, Валю-то он может быть преследовал, но не могла же она ему дать надежду. Такой он был грубый мужлан и я его не боялся и вообще не думал, что он так сильно может бить.

  Вскочив в свою комнату, я успел закрыться на замок  и тут же в дверь мой преследователь стал стучать, дергать ее и вот вот мог ее просто выломать.
 
 Но где были люди, ведь кто-то мог же видеть все это и помешать избиению, Ведь всегда при виде драки, люди вмешиваются, и унимают, а тут, как будто ничего не происходило, и никто не останавливал Валеру, я весь трепетал в маленькой прихожей, а мой сосед, лежал на койке поверх одеяла, в одежде,трезвый и нервно стал причитать:- "Вовка, открой, дверь не выдержит".

 Делать нечего, думаю: "может быть он как-то мне поможет"-, но приятель мой не встал даже и не вышел. До сих пор не могу его простить, ведь мог бы хоть кого позвать, чтобы унять зверя.  Валера схватил меня за одежду, вытащил на коридор, а там же холл, места много.. прижал к стене и продолжил наносить удары по глазам, так что утром у меня их не было видно из за синяков. Лицо было круглое, как полушарие, ровное, и для глаз оставались две узкие щели.

 Снова никого не было рядом и мне ничего не оставалось, как вспомнить свою хватку. Точнее, я ничего не вспомнил, но рассвирепел. Это случается, пожалуй с каждым, если хочешь жить. Я схватил его поперек туловища, приподнял, и так надавил, что он оказался на полу подо мной. Оставалось только перехватить левой рукой плечо его сверху, а правой снизу под его левую и сомкнуть руки за его лопатками. Если бы хватило ума и умения провести удушающий захват, то противник мог тут же успокоиться, но я его уложил и применил свой деревенский прием. Эта хватка у меня была опробована много раз еще в отрочестве и юности, в наших схватках с ровесником Серегой. Ею я и взрослого  брата своего старшего победил лет в четырнадцать.
 Валера лежал подо мной, кидал меня как хотел, колотил свободной левой  рукой но правая его рука была подо мной, и я  удерживал его поперек туловища.

 Тут-то и пришли помощники. Откуда-то взялся этот боксер Лёха пьяный, про которого хотили слухи, что он побивал Валеру. Он стал грубо кричать на меня, хотя обычно у нас были с ним добрососедские отношения. "Отпусти его". Только я ослаблял хватку, мой противник становился неукротимым, и я не отпускал его, так  Лёха начал уже отрывать меня за одежду, и пришлось отпускать.
 А Валера, конечно же, не успев подняться, нанес мне еще ряд ударов. Потом кое-как боксер его успокоил, но даже не отделал его, что стоило бы. Ведь я-то только держал его, не успев ни разу врезать по его харе. 

 Синяки болели больше недели. Я купил в аптеке бодягу, мазал ею болячки, а пришлось и на работу ходить, и в транспорте ездить. Поначалу я стыдился, прятал обличье за спинами людей, но видя сочувствие и уважение, скоро стал держаться, как будто все хорошо.   Потом все прошло, только вот краешек зуба на самом виду оказался обломан.
 
 Однажды, вскоре, иду по нашему двору и навстречу издали узнаю Валеру. По мере приближения, я поразился, какой он огромный и даже струхнул, подумав, что если снова начать, он меня может и по трезвому отдубасить. В глаза ему не смотрел, но краем глаза видел, что и он не глядит на меня, но тень высокомерной улыбки была.

   А Валю я даже не встречал после того ни разу, даже не знаю, видела ли она меня тогда избитого, знала, ли, что из за нее мне влетело.

  Вот и все, что вспомнил, а надо же еще и подробности, тут никакой памяти не хватит, надо еще и воображение включать, предполагать, что бы такое там могло быть еще интересное, да красивое, да необычное что-нибудь такое бы. Например, что после того, как я оторвался от Валеры, ибо, Лёха, так ему врезал, что он упал на колени п попросил у меня прощенья. Я я бы пошел опять на свадьбу, и там бы танцевал с Валей, она бы меня пожалела, попросила проводить домой, и потом бы оставила у себя. А после того мы бы с нею так и остались вместе, зажили весело и дружно в прекрасном городе, который потом назвали Санкт-Петербург, построили дачу в Кавголово у озера. Я окончил техникум, после Кораблестроительный институт, стал начальником цеха. А Валя сделалась прекрасная, как куколка, но не зазналась, а осталась  послушной и доброй. 

 Вот только детей у нас нет, потому, что после драки у меня прекратилась детородная функция. Но это и к лучшему, дети, это же такая обуза, такая морока с ними: пеленки, питание. Сначала за детским ходит по утрам, а потом, как подрастут, так объедят, и всякий же кусок повкуснее приходится им отдавать. А что взамен?
Да ничего, только все в них.