Судьба снайпера глава 4

     Глава 4
   Утро. Дождь мягкие ритмы свои по крышам стучит: каждый по-своему отдельный, но сливающийся в общую гармонию звуков живых. Люди, убаюканные ими, нежатся в своих постельках - как дети малые они радуются этой возможности отдаться ленной неге тепла, приправленный туземный ритмами заблудившегося дождя-барабанщика, дождя-музыканта.
   Спите спокойно, родные мои, скоро солнце взойдет на небе и в сердцах наших, солнце любви, солнце надежды, солнце истины. И не будет больше ночей тёмных и снов беспробудных, ибо всё это и есть сон и снимся мы сами себе. И, зная, что это лишь сон, не просыпаемся.
   Эмиль однажды был на задании в горной деревне и долго лежал под дождём около заброшенного сарая. Часами он слушал его удивительно простую, но такую завораживающую мелодию. И этот дождь, что сейчас шёл за окном, видимо слышал ту мелодию от других дождей и впитал этот ритм, что сейчас на крыше выбивал своими струями серебряными.
 Эмиль открыл глаза и словно впервые родился на свет. Всё вокруг было ново и удивительно, все вещи и предметы будто бы или только появились, либо были созданы за ночь сызнова. Сам Эмиль чувствовал себя по-новому, и пускай снаружи была гроза, внутри него светило солнце. Вся его сущность была ярко освещена, и даже маленькие тени за ненужными и такими чужеродными теперь камешками и пылинками его сознания были такими прозрачными и светлыми, что он вдруг понял - их и вовсе нет, всё это иллюзия. Свет проникал сквозь весь мир, и не было места, где бы его лучи не искрились и не шалили, превращаясь на лету то в снежинки, то в капельки дождя, то в звёзды, а то и в ангелов небесных.
   Утро наполнилось пустотой всевмещающей, то проявляющейся то исчезающей. Внезапно он понял, что смотрит в кристальное зеркало, но всё же в зеркало, а оттуда завороженно- молчаливые глаза его смотрят на него самого. Он дотронулся до зеркала и смахнул пыль, и она полетела как рой сверкающих мельчайших бриллиантов, но вдруг стала расти, преображаться, и в одно мгновение стала песчаной бурей и влетела в глаза его, ослепив их и заставив забыть обо всём, что они видели - и о свете, и о дожде, и об ангелах.
   На завтрак он сварил каши и сделал омлет, потому что не мог никогда угадать, чего захочет Саша. Саша захотел омлет, а Эмиль съел овсянку. Потом они почистили зубы, и каждый занялся своим обычным делом: Саша стал играть в игру-ходилку, а герой наш снова уставился в окно, за которым заканчивался утренний дождь, дождь, дающий надежду и смывающий все грехи звуками своими мокрыми и такими успокаивающими.
   Ещё с детства Эмиль любил дождь, а когда вырос, то часто бродил вечерами под дождём запросто, без всякого зонта. Ему нравились отражения в мерцающих лужах - перевернутые и призрачные; капли, падающие ему налицо, ласкали его и вселяли чувство заботы о нём кого-то очень близкого и родного.
   Сейчас на улице почти никого не было, и Эмиль жадно хватал глазами каждую пролетающую дождинку, каждую бульбочку на луже. Взгляд его постепенно стал завороженным, Эмиль погружался в транс - дождь был его проводником. Как вдруг через прозрачную пелену дождя он чисто механически увидел, как какой-то человек, разговаривающий по телефону, не заметил и сбил своей машиной прохожего, ступившего на пешеходный переход. Лицо этого человека не выразило ни одной человеческой эмоции, а лишь слегка поморщилось, словно он сбил неодушевлённый предмет или наехал на тщедушную улитку, которая испачкала его авто. Однако он быстро стал озираться по сторонам, и не увидев никого вокруг, стал объезжать лежащего человека, который по счастью шевелился, а значит был жив. Мерзавец начинал уже уезжать, когда в последний момент мельком не увидел буравящие его лицо глаза Эмиля, который уже успел вскочить со своего места, оставив свои грёзы.
   Эмиль еле-еле успел разглядеть цифры его номера, пригодилась его профессиональная сноровка, и они чётко впечатались ему в мозг, так же как и слегка помятый задний бампер уезжающего автомобиля.
   - Видимо не в первый раз, - подумал Эмиль, представив, что этот гад запросто мог, сдавая назад и увлекшись своим телефоном, сбить кого-то ещё или просто врезаться в другую машину.
   Через несколько мгновений Эмиль уже выбегал на улицу к лежащему человеку, чтобы помочь. Слава Богу, ничего страшного и непоправимого не произошло, ну разве только небольшое сотрясение да испуг. Он помог подняться пострадавшему, а сам стал вызывать "скорую", которая и приехала через десять с небольшим минут вместе с полицией. Человека увезли в больницу, Эмиля взяли показания: что, как, да почему?
   Однако на вопрос - "какая машина? А запомнили вы, случайно, номер?" - Эмиль ответил отрицательно, но вовсе не машинально - в его голове уже несколько минут зрел план, и он бы не понравился полицейским уж точно. В общем, через десять минут его отпустили, поблагодарив, и он вернулся домой слегка вымокший, но снова наполненный своей миссией. Попранная справедливость текла в его жилах  и просила отмщения; человеческая трусость, как никогда, резала глаза его, и ему хотелось прямо сейчас достать эту соринку из своего глаза.
   Но тут Саша пять раз спросил к кому приехала скорая, потом три раза сказал, что кому-то плохо и он заболел, а когда узнал, что машина сбила человека, замер, а потом резко дернулся и выставил вперёд и вбок свою левую ногу, а сам немного согнулся и крякнул, так это его поразило. А пока Эмиль одевался, то столько раз ответил на вопрос кого и как сбили, и к кому приезжала скорая, что одному только Богу известно это количество, ведь Саша порой задавал вопросы по пять раз подряд, пока собеседник хоть как-то не начинал реагировать. Эмиль вышел из дома и поехал к одному товарищу, который мог ему помочь с поиском нужного номера. Они были сослуживцами, Но человек этот, по фамилии Колчанов, по возвращении ушёл в частный сыск, ведь на фронте он был хорошим разведчиком. Уже около его конторы Эмиль позвонил Колчанову, вызывая его на улицу - кабинетам он не доверял. Они проехались в машине по проспекту, пока Эмиль объяснял товарищу суть своей просьбы, и вернулись снова к конторе, где Колчанов вышел, а Эмиль остался ждать в машине, ведь дело то было плёвое. И правда, не прошло и десяти минут, как Колчанов вернулся с небольшой бумажкой и протянул её Эмилю в окно. Глаза его излучали довольство, потому что он за несколько минут получил себе в должники самого Эмиля Прибыльского, героя проклятой войны, притчу во языцех их полка и всей армии.
   Эмиль кивком головы поблагодарил Колчанова, и они расстались так, будто виделись каждый день, хоть и последний раз это было ещё на войне. Тогда Колчанова легко ранили, и Эмиль, проходя возле него, подмигнул ему, лежащему на носилках. И именно Эмиль в тот раз выручил их разведгруппу, которая угодила в засаду - его точные, хлесткие выстрелы прошивали заросли, где прятались враги, я и каждый раз кто-нибудь из них замолкал навеки. Как ему это удавалось? Об этом думал Колчанов, поднимаясь к себе в контору и потирая внезапно зачесавшееся раненое в том бою плечо. Эмиль же сразу рванул в секретный свой гараж, в котором был почти весь его арсенал и разные другие примочки. В гараже он несколько раз подробно изучил полученную информацию, походу составляя несколько планов и комбинаций, чтобы осуществить задуманное. Десница Господа не могла допустить ошибки и опростоволоситься, поэтому несколько запасных вариантов всегда должны были быть в её рукаве, а с ними и пара козырей на случай.
   Ситуация же была такова, что Геннадий Альбертович Пояс,  местный депутат и предприниматель и оказался тем мерзавцем, который сбил человека и уехал с места ДТП. Его дурацкая современная привычка всё время пользоваться смартфоном, постоянно "висеть" в интернете и подвела его под монастырь. А в его случае это был вообще планшет, довольно-таки большой, но такой, по которому и звонить можно было, прикладывая его к уху, закрывая почти всю голову.
   В этом планшете была вся жизнь Пояса, вся его подноготная - его сознание находилось больше внутри этого устройства, чем снаружи. Всяческие мелкие проблемки в связи с этим терроризировали его низкопробную душонку, но в целом он этого даже не замечал и как то жил со всем этим цифровым хаосом, коротая жизнь свою собачью.
   Утреннее происшествие нисколько не поколебало этого гнусного, эгоистичного и крайне неряшливого человечка, который и ел вместе с планшетом в руках, роняя крошки и кетчуп (которые он так любил) себе на одежду, а также кусочки шавермы, изредка капусточку, всяческие снеки и разную другую белиберду, которую постоянно в себя пихал. После случившегося, Гена Пояс сразу же поехал в закусочную на слегка стареньком и чуть-чуть кое-где помятом "гелике", где набился всякой дребеденью аж до икотки, и полирнув это всё литром кока-колы .После он ездил по своим точкам торговли и собирал выручку сам, экономя на инкассаторах, да и не доверяя почти никому, что касалось денег. Вчера он не смог забрать выручку, потому что обстряпывал одно нелегальное дельце, и вот сегодня объезжал свои павильоны и барчики, некоторые откровенные "наливайки", чтобы набить наваром от продажи водки и сигарет свой заветный кейс, тоже довольно старенький - уж очень Пояс любил сэкономить на всём, кроме жрачки.
   После обеда Геннадий, плотно набив свой кендюх, должен был поехать в интернат, чтобы забрать своего сына-дауна, это была его ежедневная повинность и кара божья. Поэтому он собрался сегодня чуть позже, чем обычно, и подъезжая к месту, снова едва не сбил людей - женщина с дочкой только ступили на переход, как вечно отвлеченный Пояс чудом их заметил, оторвавшись от своего цифрового альтер эго и с визгом затормозил, принявшись их материть на чём свет стоит. Женщина оторопела, дочка её едва не зарыдала, испугавшись, а Генка как с цепи сорвался - отвел душу на них. Он бы еще долго костерился, если бы инстинктивно не заметил боковым зрением, что приближается угроза, и это был наш Эмиль, который тоже забирал Сашу из интерната, и при выходе случайно заметил, что происходит что-то неправильное, и решил сразу вмешаться. Но когда он узнал Генку Пояса, внутри у него чуть ли не волынки запели, и он, оставив Сашу на тротуаре, кинулся на помощь. Однако же в полете своём он понял, что сейчас ни в коем случае нельзя себя выдавать, и тут же, мгновенно собравшись, оказался лицом к лицу с человеком, которого так жаждал встретить и, может даже, убить с самого утра.
   Их глаза встретились второй раз за этот день и, на Геннадия счастье, он не узнал Эмиля, хотя сразу же почувствовал опасность, исходящую от него, словно посмотрел в глаза тигра, готовящегося прыгнуть. Они оба замерли: Эмиль едва сдерживался, чтобы не наброситься на этого испуганного, едва не трясущегося увальня; Геннадий впал в ступор, боясь сделать какое-либо движение, даже пошевелить глазами, и смотрел на Эмиля, как завороженный.
   Женщина с ребёнком тоже стояла и смотрела на этих очень странных мужчин, которые молчали, хотя должны бы были кричать друг на друга. Волна ярости схлынула и Эмиль понял, как можно полюбовно разрулить эту неловкую ситуацию: он, во-первых, улыбнулся Геннадию, а, во-вторых, аккуратно коснувшись его плеча сквозь открытое окно, просто по-человечески попросил:
   - Пожалуйста, уважаемый, будьте любезны не наезжать на людей на переходах. Соберитесь, станьте повнимательнее, ведь так и мать родную можете сбить, и сына, кого угодно! Я вас очень попрошу, будьте поответственнее за рулём, вы ведь тоже и сын, и отец, и муж!
   Геннадий явно не ожидал такого поворота и, слегка ошарашенный, выскочил из машины, как-будто на помощь едва не пострадавшим. Он достал короткими сосисками пальцев из внутреннего кармана несколько визиток и стал совать их женщине с девочкой:
   - Я извиняюсь, виноват. Такое важное дело, что просто не мог прерваться. Возьмите визитку, я местный депутат и всегда буду рад помочь. Всегда буду рад! - Пояс подобострастно начал улыбаться, едва не кланяясь. Его пухлое тело за колыхалась, ножки зашаркали, ручки затеребили, и глазки забегали, заметались.
  Эмиль, глядя на всё это, несколько обескураженно подошел к женщине и, вдруг, словно бы увидел её впервые, даже засмотрелся. И было на что - это была видное, рослая женщина, под стать самому Эмилю. Её длинные волосы каскадом спускались на плечи и струились каштановыми реками дальше, по спине. Очень миловидное лицо смотрело на Эмиля большими зелёными глазами, словно наевшимися крыжовника. Прямой, чуть ли не античный нос, и чувственное, слегка пухловатые губы, делали её похожей на древнюю статую, и только одна деталь, а точнее изюминка её ,отличали её от мраморного идеального существа - небольшая родинка рядом с левым крылом носа делала её земной, но всё равно недоступной. Фигура была стройной и такой живой, словно не женщина, а дикая серна стояла и дышала перед ним, Эмиль даже перестал дышать, грудь его начало разбирать что-то неизвестное доселе, но такое радостное и приятное, что противиться этому он не мог, и улыбнулся навстречу её ослепительной улыбке - женщина эта так же была им обворожена, как говорится.
   И эта обоюдная симпатия, легкий флёр и незримое пламя возникшее, отгородили их от всего сущего, накрыли лёгким хрустальным куполом; Эмиль только и успел отвести их на тротуар, где его ждал слегка заволновавшийся, чуть растерянный Саша. Они так и стояли, глядя друг другу в глаза, куда-то в самую их глубину, сквозь пространство и время.  Дети же их были рядом тоже смотрели друг на друга, ведь это девочка оказалось Аней, подругой Саши по интернату.
   А Геннадий только понял, что о нём забыли, сразу же попытался ретироваться, но уже набирая скорость,вдруг вспомнил, что не забрал своего сына, и резко затормозил и припарковался. Ему пришлось проходить мимо наших основных героев, и он как бы весь снова сжался, подсдулся даже, но Эмиль и его новая знакомая (хотя они так ещё не заговорили и не познакомились) так были увлечены, что, естественно, его не увидели, не до него им сейчас было.
   Эмиль, наконец, немного пришел в себя и понял, что они долго уже стоят так, и что за ними кто-то может быть наблюдает. Поэтому он собрался и заговорил, слегка краснея и запинаясь:
   - Хорошо, что с вами ничего не случилось. Ведь этот лихач мог вас и сбить, не дай Бог! - он стал немного нервничать, потому что ничего больше в голову ему не приходило.
   Но тут вдруг эта удивительная женщина, по-видимому, тоже пришла в себя, и её бархатистый, чуть-чуть низковатый голос произнёс:
   - Спасибо вам. Меня зовут Анжела, а вас как? Вы нам очень помогли, а то бы этот человек неизвестно что мог бы себе позволить. Так как вас зовут? - она немного подалась вперёд к Эмилю, и её взгляд несколько раз пробежал лицо Эмиля от глаз к губам и назад.
   - Я - Эмиль, - чуть глуховато сказал он, - а это Саша, мой племянник.
   - Сашу мы с Анечкой хорошо знаем, они немного дружат. Да и вас я видела несколько раз мельком, вот мы и познакомились, - она искренне улыбнулась, поправляя свои божественные волосы у виска. В Эмиле, вдруг, проснулась внимательность, и он заметил, что обручального кольца у неё нет - это его и успокоило, и обрадовало, хотя он стал очень осторожно относиться к женщинам после первого брака, даже очень осторожно, будто бы каждая женщина, с которой он начинал общаться чуть ближе, была как снайпер-противник, а с противниками у него был разговор короткий.
   Но с Анжелой это чувство не возникло, и Эмиль расхрабрился и сказал несколько застенчиво:
   - Мы с Сашей могли бы вас подвезти, если вы с Аней не против. Наша машина рядом, тут, вот, она, - и он всё-таки немного сбился под конец, но и это для него было достижением.
   Однако Анжела, внимательно посмотрев в его открытые, чуть смущенные глаза, спокойно согласилась; и для неё это тоже была такая внезапно-ошеломляющая ситуация, что думать она и ни стала, а просто отдалась на волю случая, такого коварного и пронзительного, как стрела Амура.
   Подведя их всех к машине, Эмиль галантно распахнул перед ними двери, пропустив внутрь первую Анжелу, затем Анечку, и потом уже Сашу, топтавшегося позади всех. Когда уже он сам уселся на своё место и завел авто, то он медленно повернул голову направо и, к превеликой радости своей, увидел, что Анжела смотрела на него, улыбаясь. Её мягкая улыбка, почти как у Джаконды, вселила в него уверенность; что-то новое, и ещё непознанное, лёгким ветерком пронеслось у него внутри, касаясь своими крыльями всех сторон его истосковавшейся, одинокой, почти дошедший до ручки, души, и это касание бестелесное, эта надежда и уверенность в чём-то незримом, но таком явном и ощутимым, дали ему возможность растворится на секунду в мечте, в колдовстве человеческих чувств, что ведут за собой по краю и за край, давая робким и застенчивым силу быть уверенными и окрылёнными, независимыми и возвышенными, яркими и смелыми, а также умение растворятся в моментах жизни, суть которых и есть пребывание здесь и сейчас, познавая себя и космос внутренний свой, свою сущность и всё, что можно познать за пределами этого ограниченного и обманчивого мира, удел которого прельщать нас бесконечными иллюзиями своими, отвлекая от самих себя, от реальности своей. Сердце Эмиля улыбнулось, и он медленно и аккуратно тронулся, даже не спросив, куда следует ехать, но всё же спохватился и через минуту спросил, прервав тишину, охватившую всех сидящих в машине:
   - Уважаемая Анжела,  не спросил, куда вас отвезти с Анечкой, скажите адрес, пожалуйста, - Эмиль был сама вежливость и учтивость.
   - О, да, мы так отвлеклись с вами, что позабыли обо всём. Давно со мной такого не было. Нам надо на Минусинскую, знаете где это? В районе объездной?!
   Услышав про объездную, Эмиль несколько отвлекся, представив что там произошло не так давно, но Анжела продолжала что-то говорить, и он вернулся к ней, услышав конец фразы:
   - ... И нам приходится постоянно так далеко ездить с Аннушкой. А вообще, я скоро сдаю на права, через две недели примерно.
   - Что? На права? - спросил Эмиль, уцепившись за последние слова, - я, честно говоря, мог бы подучить вас немного, если хотите, - и снова розовые ёжики пробежали по его лицу, слегка выдавая его смущение. И хотя еще вчера он в такой ситуации просто промолчал бы, сегодня, встретив эту удивительно пленительную, такую женственную и очаровавшую его с первого взгляда, женщину, Эмиль никак уже не хотел с ней расставаться и готов был на всё, ради этого.
   Анжела снова посмотрела на него очень внимательно и где-то даже серьёзно, но не увидев в его глазах ничего, кроме живой все подкупающей искренности, которая блистала в них животрепещущим огнём, плескаясь и искрясь, не смогла отказать Эмилю и слегка кокетливо, чуть приподняв одну бровь сказала:
   - А если я поцарапаю вашу машину или что-то вроде того? Ведь я же женщина, вы не переживаете за это, Эмиль? - она немного наклонилась к нему и он понял, что от его ответа будет зависеть будущее-их возможное будущее.
   - Да плевать мне на машину, мне ты очень важна, а не эта железка, - вырвалась у него и повисла в воздухе пламенеющая нескрываемая правда, огнём озарившая его мужественное лицо, такое одухотворенное сейчас.
   Глаза Анжелы тоже вспыхнули на мгновение, она замерла; время для них тут же остановилось, какая-то магическая, незримая, тончайшая нить, словно стала обвивать их, сплетая вместе в один волшебный кокон, из которого мог появиться новый, такой долгожданный и выстраданный ими в прошлые разы, союз.
   Эмиль будто бы протянул Анжеле свою крепкую надежную руку, и она, поверив ему и самой себе, мягко положила свою поверх его руки, и они как бы закружились в лёгком, вечном танце жизни, уже зная основные движения его, но готовясь постичь новые и главнейшие из них.
   Наконец, они приехали на Минусинскую, где остановились напротив дома номер 16; здесь им представляло сейчас расстаться, и они так явно пытались это отсрочить, что наперебой стали рассказывать друг другу о своих детях, притихших на заднем сидении.
      Однако и Саша, и Аня, услыхав свои имена, оживились и стали вклиниваться в разговор - вот тут только взрослые и опомнились, понимая насколько оторвались от мира сего. Давно забытые чувства, а с ними и грезы, нахлынули,  затопив их истосковавшиеся в одиночестве души. Но эти сладкие грёзы и мечты напомнили сейчас же и о разочаровании, и о боли, и о расставании, как о неизбежных спутниках почти всяких отношений. Ведь раньше у них было именно так.
   - Ребята, а вы не хотите подняться к нам на чашечку чая или кофе? - вдруг спросила Анжела, отгоняя от себя хоровод рефлексирующих мыслей - таких чужих и таких родных в последнее время.
   - Простите, девочки, но нам нужно уже возвращаться, Саша должен принять свою таблетку. Но так было приятно с вами познакомиться и подвезти вас до дома. Мы с Сашей очень рады, правда, Саша? - он повернулся к племяннику, а тот вдруг сказал:
   - Анжела хороший! Я её уже знаю, да?!
   Все вместе дружно засмеялись и начали прощаться, сыпля комплиментами и впечатлениями. Они вышли из машины и остановились, не решаясь сказать "до свидания", но Эмиль всё же как мужчина взял это на себя и произнес:
   - До свидания, может даже до завтра, да?
   - Очень может быть, до свидания, мальчики, - произнесла Анжела,а её дивные волосы вновь заструились по плечам, когда она отвернулась и, взяв за руку дочку, пошла к подъезду.
   - Пока, - прошептал Эмиль, он был немного расстроен, но ощущение добра и приятные чувства от их короткого общения всю дорогу грели его сердце своими тёплыми огоньками.
   Саша ещё долго стоял и, улыбаясь уже в пустоту, махал им вслед, его искренность как всегда зашкаливала. Он тоже раза четыре сказал "пока", и они поехали домой. Дома, наскоро поужинав, они сидели на кухне и снова молчали - каждый о своём, конечно. Лёгкие, воздушные волны овевали сердце Эмиля; на проклятой войне и после неё, особенно в последнее время, небольшие корочки на нём, слегка приглушили многие, такие необходимые человеку, чувства и эмоции. Сегодняшняя встреча с Анжелой совершила прорыв в его душе, отворив многие заколоченные, а то заваренные накрепко двери.
   Чуть позже они легли спать, и каждый оказался в своем мире: Саша, по-видимому, в том, где грезят дети ангелы, и представить который нам никак не удастся, а Эмилю вдруг снова выдают форму и он опять в армии. Только происходит это в другом месте, командир другой и, вообще, всё совсем другое. Какая-то суета, но он оставляет всех и идёт домой, плюнув на всё, даже без шапки своей. Он и забыл, что снова солдат. Проходя мимо витрины, вдруг увидел, что он солдат, и тут вдалеке военный патруль - пришлось прятаться и удирать. Наконец, он пришел к своему командиру домой, где ему выделили комнату. Он идёт усталый в свои покои и берёт с собой фото обнажённой девушки, и только уже собирался... Как проснулся и пошёл, шаркая, в туалет, разбирая в голове ночную головоломку сна и силясь всё забыть и снова спокойно заснуть.

--