Судьба

Судьба

У Морозовых была большая комната в двухкомнатной квартире на первом этаже в доме со всеми удобствами. В ней жили бабушка с дочкой и ее мужем и их сыном шестнадцати лет. Хорошо жили.

Комната большая. На общей кухне у них большой стол и шкафчик для посуды над ним. Четыре табурета под столом. Дом со всеми удобствами, потому что заводской. 
Все работают, конечно. Кроме бабушки. Ее утром перед сменой выводят во двор (когда тепло и хорошая погода) и усаживают на табурет. Она сидит до конца смены. Стула нет, но она и не прижимается спиной ни к чему. Она сидит, наклонившись вперед почему-то.

Рядом проходят люди, идут на работу. Бегут дети. Кто-то из них скачет, кто-то спорит. Живая жизнь бьется рядом и ее касается. Не то, что безмолвие в комнате у окна.

Дочка жалеет мать. Она всю войну трудилась в колхозе, в свободное время вязала варежки и носки на фронт (пряжу раздавали), копала свой огород. И весь народ так, конечно. Но свою-то маму жальче. А после войны была засуха. Опять недород. Только свой огород и кормил.

А теперь у нее совсем нет аппетита. Картошку разломит, посмотрит, чуть откусит и не ест. А раньше - вспоминала - маманя достанет из печки картошку, красную, рассыпчатую. О! вкуснее не бывает. А теперь.
-  Надоела, - сказала один раз. - Больше не могу.

Оля пожаловалась на работе, что мать совсем высохла, ничего не ест. А одна сказала: ей бы в Среднюю Азию. Там арбузы, дыни – жевать не надо.

Запали эти слова Оле в душу. А как переехать? Где там работать? Впрочем, работу найдет. И она, и муж. Не белоручки. Но жилплощадь…

Эта мысль теперь стала главной мыслью. Она везде только об этом и говорила: как бы обменять комнату на Среднюю Азию? У нее само вырывалось: ведь и не сменяешь. Кто-то спрашивал: что хочешь менять? Она тут же поясняла: комнату на Среднюю Азию – как считаете – реально? Так завязывался разговор.  Так и на почте – зачем-то зашла – увидела, что рядом женщина пишет на конверте адрес: Ашхабад. Не вытерпела, спросила:
- Вы правда с Ашхабадом связь имеете? Это Средняя Азия? Как там?
- Ашхабад – город любви. Так если по-русски сказать. Да вот съехаться бы надо. Да кто пойдет в их домишко…
- А что там у вас? Кто?

Так разговорились. И началось! Не откладывая в долгий ящик, она собралась и поехала смотреть, и документы с собой взяла. И что вы скажете - удалось!
Домишко, конечно, не наш деревенский дом, нечего и сравнивать -  зато какие арбузы! Дыни! Разные овощи. Договорились, сходили в контору куда надо. Назад она не ехала - летела.

Примчалась, с ходу закричала: едем-едем-едем! Я договорилась. Мы поедем с вещами, берем только одежду, мебель оставляем, а они нам там свою отдают. А Миша, внук твой, мама, потом за тобой приедет и тебя отдельно привезет, а вот тебе задаток.

Она выложила арбуз и дыню. Мать от радости хотела заплакать, но слез не было.
На другой день дочка уволилась, и ее муж тоже. Увязали узлы и поехали на вокзал ловить проходящий поезд. Бабушка осталась одна, но под надзором соседки по квартире. За это ей обещана дыня. Внук привезет.

Он и привез. Приехал за бабушкой. Но соседка не взяла дыню. Сказала: это бабушке.
 
Бабушка как увидела дыню – ахнула: какая огромная! Ее не съешь.
Разрезали на кусочки и угощали детей во дворе. Взрослые проходили - не брали угощение. Одна остановилась и громко сказала: какой сладкий помин!
Бабушка насторожилась: какой помин? Поминает усопших. Кто умер? Внук молчал.

Был 1948 год. Пока он возвращался домой в поезде, Ашхабад провалился под землю. Такое было землетрясение, что не осталось никого и ничего.
Потом всей страной восстановили.

Почему так произошло? Что не так? Страшную войну пережили. Потом - засуха, неурожай. Теперь вот это. В чем дело?
Шла мимо бабушки женщина из второго подъезда и тихо сказала:
 - Шел Господь пытать людей любовью.

Ашхабад – город любви.

Бабушку внук опять усадил на табурет около дома, поехал на завод, восстанавливаться на работе. Его восстановили без слов. Все понимали: словами не поможешь. В завкоме и в профкоме выдали помощь. Ведь ему теперь надо искать жилплощадь. Жители Ашхабада приехали вместе с ним и с документами на его комнату.
 
Он снял угол в деревенском доме в пригороде. Бабушка боялась спросить, но догадывалась, когда около нее вздыхали: вот и Ашхабад. И скоро умерла.

Отпели в деревенской церкви. За отпевание батюшка не взял ничего. Сказал о ней:
- Душа истерлась скорбями, тело истлело трудами. Выложилась вся.
Похоронили на деревенском кладбище, совсем недорого.

Михаил пошел в военкомат. Все равно впереди призыв. Он ушел в армию навсегда.