Чёлн на морском просторе. 11

             Чёлн на морском просторе.
Часть 11.

   Я ходил по комнате взад-вперёд - от окна к двери и обратно, находясь в состоянии лёгкого эмоционального возбуждения, вызванного движением маятника. Отсюда скачущие мысли, словесный зуд, и потребность двигаться. Маятник - как некий принцип, выведенный сознанием в результате наблюдений, размышлений и ряда закономерностей. Вот этот принцип и положен в основу Бытия. Отсюда идеи цикличности, периодичности, сменяемости, повторяемости. Маятник - это так же механизм, благодаря которому всё сущее проявлялось, поддерживалось и исчезало в свой срок. Упоминание мною маятника имеет символическое значение - для обращения внимания к этому всеобщему принципу и механизму, на котором зиждется вся дуальность Бытия.

   Задержаться в паузе получалось на столько, насколько позволял встроенный в меня маятник, подчинявшийся, в свою очередь, другим маятникам, как высшего, так и низшего порядка, находящийся с ними во взаимодействии, составляющие вместе целую систему маятников. Мог ли я задержаться в любой из точек амплитуды? Вряд ли. Да я и не пробовал по-настоящему такое проделать. Кто знает, может и получилось бы, и тогда случилось бы невероятное - попадание в нирвану. Я читал, что такое бывает с духовными ищущими. А однажды так даже сам исчез и попал в нирвану. Не верите? Ну и правильно. Тут не верить нужно, а самому испытать. Если такой момент считать духовным опытом, то таковой, выходит, у меня имеется, и уже на этом основании - пребывании вне оснований - я и позволяю себе продолжать о чём-то вещать. Продолжаю, потому что из «ничто» вернулся аккурат в себя, в ту же форму с тем же содержимым, без признаков какой-либо заметной офигительной трансформации. Случилась бы трансформация, и мне было бы что предъявить миру, доказать свою избранность и иметь способность обращать неверующих в веру. А раз нет изменений, не получил сиддхи, то могу теперь лишь то, что и являю - пытаться словами описывать странные состояния и переживания, происходящие с ищущим, которому приоткрывается мистическое вИдение. Даааааа... Видать в тот раз мне не приоткрылось, а распахнулось настежь Сознание, и "я" провалилось в Осознанность. Это можно считать чудом, подарком, правда, не понятно за какие заслуги. Может, в прошлых инкарнациях?
 
   А к чему это я? Ах, да, к тому, что мог ли я там остаться или задержаться подольше? Глупый вопрос. Меня же там не было! И времени там нет. И решение принимать там некому - это же ничто. Но маятник вернул сущность обратно, и именно в меня, а не в другое существо. Наверное, повезло. После такого опыта по-другому воспринимаешь происходящее и иначе относишься к тому, что лично ты можешь совершить. А именно – ничего не можешь без Милости.

   Поэтому, двигаясь по комнате взад-вперёд, я двигался следом за своим эмоционально-физическим состоянием, за своими мыслями. Тело отражало внутреннее состояние, которое способно изменяться. Мог ли я сопротивляться изменениям своих состояний, настроений, самочувствия, мог ли их контролировать? Вряд ли. Поговаривают, и в книгах пишут, что такое, мол, возможно, что к этому необходимо стремиться духовному искателю. Не скажу, не знаю. Я говорю за себя, а мне такое не под силу. Никогда не получалось быть хозяином своих мыслей, чувств, действий. Они - не мои, я являюсь неким образованием, симбиозом мыслей, чувств и ощущений, которые взаимодействуя между собой порождают образ меня, и этот образ утверждает про себя - "я". Ну, я так я, пусть будет так. Тогда откуда чувство и уверенность, что этот "я" - не Я, не совсем Я, не реальный Я? Мне объяснили в детстве "кто я", убедили в этом, а потом при помощи социализации формировали "какой я". Теперь я знаю о себе и меня знают другие. Но такие знания о себе не помогают мне познать себя изнутри, открывая себя, а лишь описывают меня. Знания о себе и познание себя фундаментально, принципиально различны. Ощутив это, почувствовав, человек обращается к поиску, предмет которого не находится во внешнем мире. Нет его и во внутреннем мире. Нужно идти глубже и выше, за пределы образа себя и картины мира. Когда-то, ещё в детстве, я отправился на поиски Себя. Это был длинный путь и сложный поиск, завершившийся в нирване. И тогда всё прояснилось, стали проявляться мысли, образы и слова, способствующие мне описывать Путь к Себе. Противоречивый я и противоречивый мой путь, да и как могло быть иначе, если в тебе действует принцип маятника. Туда - обратно, вверх - вниз, наружу - вовнутрь, принять - отпустить, возникновение - исчезновение.

   Если бы я и пытался сопротивляться сменам состояний, изменениям сознания и психики, то результат получился бы в точности таким, как при сопротивлении лунным приливам - отливам, солнечным магнитным бурям, смене дня и ночи, времён года, смене погоды. Для меня в этом нет ни смысла, ни интереса, ни цели, а потому предпочитаю подстраиваться по возможности к происходящим внешним и внутренним изменениям.

   Куда плыть дальше? В уме множество вариантов. Сажусь писать, и каждый раз возникает новый вариант, новая ветвь повествования. А мне уже поведали, что пишу я неправильно, что так не пишут, и толку из этого не выйдет. Должна быть идея, замысел, сюжет, конфликт, герои, прочее литературное производство и аксессуары. Ничего этого нет в уме. И одновременно оно всё есть в моём подсознании.

   Я напоминал чёлн, уносимый течением и ветром от берега в открытое море. Снова вокруг неизвестность. Чёлн без вёсел, паруса и руля. Не весело. Направление можно узнать по каким-нибудь ориентирам на берегу, по звёздам или карте с компасом. Ничего из этого не было. Нет, звёзды на небе кое-где поблёскивали, но они были бессильны помочь - в силу моей близорукости и вследствие слабости моих практических знаний о звёздах. Оставалось отдаться воле волн.
   Впрочем, волны тоже не могли знать маршрут и направление, стоило поменяться ветру или температуре, как течение изменялось. Как много факторов могло повлиять на ситуацию!

+ Ты всё сказал? - Василий, до этого сидевший с закрытыми глазами, смотрел на меня.
- Так я ведь и не говорил, а размышлял. Ты что, слышал мои мысли?!
+ Ты говорил вслух.
- ??!!!
+ Шучу. Ты так энергично двигался и так экстатично произносил внутренний диалог, что невольно пришлось подслушивать ход твоих мыслей. Со многим соглашусь. Ты мне напоминаешь: " а он мятежный ищет бури, как будто в буре есть покой". Что тебя беспокоит?
- С чего ты взял? Так чтобы остро и сильно, то вроде ничего не беспокоит.
+ Тогда чего мечешься и занимаешься декламацией? Не раскачивай лодку, раз уж сравнил комнату с лодкой. Сядь вон в кресло на носу, переведи дыхание и спокойно поговорим. Твою ж мать! Вот слушаешь тебя – человек рассказывает, что в нирване побывал. Смотришь на него - так он из жопы выбраться не может. Вот как это у тебя получается? Опять пресловутые противоречия, когнитивный диссонанс или приступ шизы? Куда тебя несёт?
- Я же упоминал про маятник.
+ Слышал. Удобная отмазка. Ну, пару раз отмажешься, так всё равно честно отвечать придётся. Не принадлежишь ты себе, допустим. Противоречивый ты. Колеблешься между животным и божественным, сомневаешься. Путь без пути преподносишь. Так это, может, путь топтания на месте? Точно про тебя - шаг вперёд и шаг назад, принцип маятника, философия, бля.
- Хочется ругаться. Ох, как хочется! Ууу! Послать тебя подальше! Вот же ты гадина!
+ Демонстрируешь отличное самообладание. Ничего тебя не беспокоит, не может вывести из себя. Кремень! Да я с тобой хоть сейчас в нирвану! А по пути заскочим в пару-тройку самадхи, кайфанём напоследок и рассеемся. И Василий рассмеялся.
- Какой же ты гад, Вася! Подлый, изощрённый, коварный. Я с тобой как на исповеди, как на духу, а ты мне гадости говоришь. Не хорошо это, не по-дружески. А ведь мы в одной лодке.
+ Потому что мы в одной лодке и хочу тебя усадить, привести в чувство реальности. Оттолкнулся ты от берега молчания, покоя и безмятежности, увлёк маятник твой чёлн в море. Видимо, отливом и унесло. А якорь не потрудился бросить. Так и в море может быть состояние покоя. Во время штиля, к примеру. Но каким бы ни было море ты можешь сохранять состояние покоя. Нет?
- Нет. У меня не получается.
+ Тогда о чём с тобой говорить? Уговаривать тебя, успокаивать, развлекать, в сотый раз объяснять одно и то же - про смирение, доверие, принятие... Или этого всего тоже нет?
- Бывает, случается. Периодически.
Я нахмурился. Разговор меня не радовал и не вдохновлял. А как вдохновенно я начал свой диалог!
+ Так ты и пердишь периодически. Принимаешь это проявление в себе?
- Что за чушь ты несёшь! Сидишь там на корме, и сиди. Спросят, отвечай. Тоже мне, невозмутимый нашёлся. Да ты и невозмутим только потому, что есть моё беспокойство, на моём фоне таким выглядишь. Вспомни, когда я был спокоен и предавался созерцанию, где ты был? Не было тебя! И комнаты не было. Я вызываю тебя силой воображения. Ты джин из сосуда.
+ А кто был?
- Я был. Я один, без тебя.
+ Ты. Ты, но со мной внутри. А сейчас ты проецируешь меня вовне. Перестань проецировать, индульгировать, задавать вопросы, беспокоиться и я тотчас исчезну. Я знаю своё место. Знаешь ли ты своё?
Что если я джин из кувшина, а ты кувшин. Говорящий кувшин, созданный умом. И эта комната-лодка - это сосуд, плывущий по волнам. Ты не задумывался, что случится с тобой, когда я буду не исчезать на время внутри тебя, а совсем покину?
- Хочешь сказать, что утону?
+ Если дух покидает тело, то чёлн идёт ко дну.
- Василий! Ты же не дух! Ты созданный мной образ, персонаж. А ты норовистый конь. Пытаешься играть не отведённую тебе роль, а вести свою игру.
Если я раскачиваю лодку ходя по ней взад-вперёд, то чем занимаешься ты? А вот чем: ты дырявишь отверстие в корпусе лодки своими вопросами. Самокопание хорошо на берегу, там копай сколько хочешь, но в море этим заниматься небезопасно. Так что подумал бы и поспособствовал бы плавучести нашего челна.
+ То есть, на пузырь своего раздутого ЧСВ ты уже не рассчитываешь?
- Вот же послал Бог напарника!
+ Садись уже. Не поминай о Боге всуе. Не переводи стрелку на меня и не перекладывай ответственность на Бога. Ты же так красиво говорил: всё по Милости Божьей. Вспомни старика Канта и последуй его мудрости: созерцай звёздное небо над головой и внимай нравственному закону внутри себя.
Я сел и замолчал. Не потому что послушался Василия, а потому что мне этого захотелось – сесть и помолчать.