Литературный марафон. День 1

«Все истории когда-то заканчиваются …»

Сегодня обычное весеннее утро. Хотя не совсем. Первое марта в этом году пришлось на понедельник. Весна началась в первый день недели.
Мы с женой проснулись, как обычно, в семь. У меня сегодня выходной. Помолились. Потом я приготовил завтрак. Анечка поехала на работу, а я, со скандинавскими палками на источник, купаться. Да, я морж, с хроническим насморком.
По дороге я размышлял о начинающемся сегодня литературном марафоне, на котором решил написать половину стотысячной дистанции. О чем писать, зачем это делать и к чему я вообще стремлюсь. Но в такие моменты я научился не думать. Приду домой, сяду и как-то начну. А пока, смотри по сторонам и впечатляйся.
Но при всей нагрянувшей весенней радости ничего меня сильно не впечатляло, за исключением некоторых деталей.
Вот я прохожу возле одного кафе. Оно такое убогонькое, но видно, что хозяева пытаются его постоянно как-то облагораживать. Раньше здесь на входе стояли гипсовые львы. Они были такие страшненькие. Да и что можно ожидать от дешевого материала, которым овладел душевно больной любитель. Но история не об этом, это всего лишь описание места, в котором произошло странное наитие.
Когда-то, как и сегодня, я проходил здесь. И вдруг, все разрозненные детали окружающего мира сплавились в сюжет, который рядом прошел рядом, возле моего сознания, касательно, и своим специфическим запахом прелого меда поманил меня в мир грез.
Я увидел, вспомнил, вжился с огромным майским жуком, из книжек, которые нам читали в детском саду. Этот жук, совершая тяжелый полет над душистым лугом, как военно-транспортный Ан-24, влетает в дупло. В его жилище бедное убранство, и я, изнутри, сквозь незакрывающуюся дверь вижу далеко внизу, мир долу. А вверху палящее послеобеденное солнце.
Такое же солнце было и над моей головой. И возможно оно и поспособствовало переживанию этого странного опыта, который с трудом можно пересказать.
Это воспоминание длится миг, за который в электронно-вычислительной машине ноль успевает преобразоваться в единицу, а я, как легендарный Ахилл, на миллиметр приблизиться к своему источнику. Но тут же сомнения порождают дискомфорт и неуверенность. Я думаю, вот начну писать, а ко мне часто приходят касательные идеи-помыслы, которые невозможно захватить в ловушку, и что я буду тогда делать. А вдруг не получится это донести. Хотя, о чем я переживаю. Ведь то что я пережил с майским жуком, и то, о чем я написал, две разные истории. Но что ты поделаешь, такова природа творческого процесса. В конце концов, я же не в школе пишу изложение. И как сказал Пилат: «Что написал, то написал».
Я иду дальше.
На улице оттепель, и снег почти растаял. Палки тянутся по асфальту тротуара, и от этого вокруг меня порождается звуковой конус. Прохожие, встречающиеся мне на пути, делают вид, что это их не раздражает, хотя я знаю, что это не так. Когда-то точно так же шел, грохоча скандинавской ходьбой, а на встречу мне бабка, древняя, и по осанке видно, что с характером. И когда мы поравнялись, она с раздражением сказала:
- Как по нервам, гремишь своими палками!
Так что я опытно знаю, что думают об этом люди. Для лета на палки одеваются резиновые каблучки, но сейчас не лето, и не зима. От этого все так и происходит. Хотя, если уже и рассуждать о звуках на городской улице утром, то лучше обратить внимание на шум с дороги. Машины в два потока несутся непонятно куда и зачем, но это родной и привычный звук и его не слышно. Это фон, в котором мы живем. А тут тебе палками по тротуару, непорядок.
От быстрой ходьбы, зимней одежды и теплой погоды, я начал быстро перегреваться. Футболка мокрая и мне уже хочется развернуться и пойти домой. Навстречу идет молодая парочка и оба без шапок. Я останавливаюсь, снимаю шапку, перчатки, вытягиваю футболку из спортивных штанов и обретаю освежающее счастье. Парочка, как раз, проходит мимо. Он, высокий, неформального типа парень, а она, как ландыш, с зарядом жизни. Я смотрю им вслед и думаю, чем они занимались вчера, или как они провели ночь. Встречаются ли они, или живут вместе. Но явно, что это не муж и жена. Я ничего не имею против института брака, но все-таки, романтический вектор ложится на будни проекцией утилитарного прагматизма. И через время, нарушая все законы математики, катет становится больше порождающей его гипотенузы. Короче, люди, которые встречаются, выгодно отличаются от тех, кто уже долго живет семейной жизнью.
Я уже в форме, и иду на источник.
Литературный марафон.
Одиссей.
Такое ясное и радостное утро. Я поднимаю голову и смотрю на небо. Солнце прорывается через края маленького облачка и сваркой бьет по глазам. Я вспоминаю о Господе.
Да, Бог в моей жизни присутствует редкими вспышками. А так, в основном, я Его забываю. Возможно это от хорошей жизни.
И тут я начинаю чихать. Мой внутренний монолог прерывается, также неожиданно, как и начался. Я хочу достать из кармана носовой платок, но для этого мне нужно снять перчатки, скованные ремнями, фиксирующими кисти к палкам. Это не так просто, и поэтому, нарушая все увещевания своей Аннушки, я обхожусь без платка, естественным и некрасивым способом, пользуясь своим уединенным положением.
Говорят, что если можешь не писать, то не пиши. Но как это относится к моей жизни. Например, я без писательства прожить смогу.
(Ах, как хочется продолжить мысль вопросом: «А сможет ли литература без меня?», но зная наперед, утвердительное, «сможет», и даже очень легко, то не стоит ее продолжать, мысль эту, чтобы лишний раз не подвергаться травмирующей правде).
Прожить то смогу, но мне сильно хочется писать. Пока еще точно не знаю природу этого желания. Толи — это навязчивая деструктивная идея, толи действительно я имею талант, и предизбран к этому еще на предвечном совете, в так называемом, пакибытии.
Подхожу к источнику. Это всегда радостное чувство. Это как встретиться с самой жизнью.
У города есть слепые зоны. В том смысле, что туда не проникает урбанистический луч. Везде одно и тоже, город и городское. А есть места, где эта порочная непрерывность прерывается. И источник, одно из немногих таких мест. Здесь замедляется ход мирового времени. Динамика человеческих движений изменяется, и становится спокойно-размеренной, оформляется в физкультурно-оздоровительный ритм. Да, здесь царство терапии и правильных устремлений.
Погружение в холодные воды источника, это малое крещение. На входе, ты трепещешь, и думаешь, что скоро все будет позади. А на выходе, ты, переживший перезагрузку и веришь в новый шанс, которым, на этот раз ты точно воспользуешься.
Вот я иду домой, в шапке, перчатках и футболке, заправленной в штаны. И мне уже не жарко. Я чувствую всем своим существом, что правильно распоряжаюсь жизненным ресурсом, который, к слову, в последние времена заявляет о своей ограниченности.   
Дорога на источник, в основном идет вверх. И в конце восхождения погребальные воды, рождающие в жизнь. Потом кратковременный шок, и все, ты молодец. Пора спускаться по лестницы Иакова домой. И поэтому, обратный путь приятнее в двойне, так как гравитационные стихии сами влекут тебя домой, подобно южному ветру, наполняющему паруса Одиссеева ковчега.
Я захожу в подъезд и вызываю лифт. Но тут же вспоминаю, что поддерживаю свои инициативы, связанные со здоровым образом жизни. Пока мысль бьется о противоположные полюса, опускается лифт. Вот он подъехал, и начинают открываться двери. Мгновение, и я, как нахулиганивший школьник быстро ухожу от него по лестнице, на пятый этаж, преодолевая кардионагрузкой гравитационную составляющею. Мне жаль, что город зря потратил электрическую энергию. Но пусть это будет общественной платой за преодоление мной пятидесяти ступеней.
Это почти столько, сколько мне лет. Одна ступенька, один год. С одной стороны, чтобы подняться на ступеньку, нужно приложить усилие, пусть и не большое. С другой, я так быстро поднимаюсь на пятый этаж, что это убедительно говорит о скоротечности жизни. 
Мое утреннее путешествие длилось ровно час. Анечка только приехала на работу. Смотрю телефон, еще не написала, что доехала нормально. Я убираю стол и настраиваюсь на литературный марафон.
Уборка рабочего места, это одно из главных писательских таинств. Как и положено таинству, в нем две составляющие, видимая, земная и сокровенная, духовная. Благодаря первой, стол, на котором ты приносишь себя в жертву приятную, преображается порядком и чистотой. И после этого ты получаешь доступ к коду, которым открывается твое сердце для второй составляющей, духовной. В это время, глубоко в душе, происходит совет. Там принимается решение действовать, решительно и бесповоротно.
Насчет решительности, согласен. А вот с бесповоротностью не все так просто. Вспоминаю, что сегодня у двоюродной сестры день рождения. Нужно позвонить сейчас, а то сяду писать и буду все время думать, что надо не забыть потом поздравить. Набираю номер. Идут гудки. Я стою на кухне у окна. Солнечное и ясное утро. Голые деревья, черная земля и между домами видна линия горизонта. В тех краях вечером будет садится солнце. В это время сестра берет трубку, и мы начинаем разговор.
После короткого поздравления она спрашивает о моей сестре, которая недавно умерла от рака легких. Я что-то говорю. Потом начинаем вспоминать наших родственников, а у нас их, слава Богу, достаточно. Выяснили, что я ее видел лет сорок назад, а она меня и тогда не видела. Но мы время от времени созваниваемся, и от этого кажется, что связь не прерывается и как-то теплится. У меня, кстати, со многими такие отношения. Вроде бы человек в поле досягаемости, а как подумаешь когда мы виделись последний раз, то сразу и не вспомнишь. Потом она говорит, что стала плаксивой. Но я это уже понял давно, так как каждый наш телефонный разговор заканчивается брызганьем слез. К счастью они не горькие, а житейские, женские. Я говорю, что такое бывает, и что это не страшно. От этого она немного преображается. Мы еще немного говорим. Потом я заканчиваю нашу беседу, и говорю положенные в такие моменты слова. Она молчит, и опять плачет.
Марсель Пруст, по мнению некоторых специалистов, писал свой роман «В поисках утраченного времени», не только как возможность максимально запечатлеть жизнь, сохранить мгновение и переходя границы разумного, прикоснуться к вечному. Но и как попытку найти свою литературную тему. Он так тщательно это делал, что закончилось это написанием семитомного труда, считающегося одним из самых величайших произведений, не только двадцатого века.
Вот тебе и факты. Вот тебе и пища для ума. Ищи свою тему, и будет тебе литературное благо. Только есть одно, «но», делать это нужно серьезно и глубоко. Запусти руки в самые потаенные уголки своего лабиринта, и выпусти оттуда всех обитателей. А кто не захочет выходить, того нужно изгнать.
И пусть все это пройдет через лист бумаги, оставляя на нем километры слов.
Я сажусь за стол. Буду описывать сегодняшний день.
Господи, благослови!