Старушка и её странная внучка
– Девушка, да прекратите же уже! Что я вам сделал?
– Вы причинили мне огромную боль, и вы поплатитесь за это, будьте уверены!
– Пока что я вам ничего не сделал, хотя мог бы прекратить это безобразие кулаком в живот. Но я не бью девушек, даже если они смеют вырывать мне глаза.
Она вдруг отпрянула и громко засмеялась, запрокинув голову назад. Если бы не обстоятельства, то я мог бы подумать о том, что у неё весьма приятный и звонкий смех.
– Что смешного? – я недоумевал.
– Это говорит человек, который убивает людей направо и налево. Человек, который убил мою бабушку! – смех перерос в рыдания.
– Во-первых, она сама меня об этом попросила. Слышали об эвтаназии? Я занимаюсь чем-то похожим. Во-вторых, откуда вы об этом узнали?
– Боитесь полиции? – девушка горько усмехнулась, – Не стоит. Бабушка просто забыла дома сумку, где лежал клочок бумаги с номером и такой лаконичной подписью "Киллер". Я увидела эту записку раньше полиции и спрятала её.
– Чёрт! – если бы не эта девчонка, сидеть бы мне в тюрьме из-за любви к запискам глупой старухи. А она мне ещё очень умной показалась при нашей встрече.
– Я немного передумала вас убивать, пока, – на этой фразе я усмехнулся, убить меня не так-то просто, – расскажите зачем она к вам приходила и почему вы выбрали столь странный способ убийства?
– Как и многие мои клиенты её возраста. Тихо умереть в своей постели мало кому хочется. Все хотят громко заявить о себе в последнюю минуту своей жизни. Чтобы смерть по шуму напоминала бразильский карнавал. Твоя старушка видимо очень любила Достоевского, во всяком случае мне так показалось. Она попросила убить её топором. Про метательный я додумал сам, она согласилась. Не зря же я занимался метанием топора в детстве...
– У вас было детство? – она насмешливо изогнула правую бровь, а в её заплаканных глазах появились искры озорства. На вид ей было лет двадцать, но сейчас она походила на семилетнего ребёнка.
Я не совсем понял её шутки, так я был увлечён рассказом о своей работе. Иронично было то, что мне нравилось рассказывать кому-то о своём ремесле, но я мало кому мог о нём рассказать, если конечно не хотел попасть за решётку. Мне оставалось лишь глупо смотреть на то как она улыбается, и я чувствовал себя очень неловко.
– Разве вы, киллеры, не сразу рождаетесь взрослыми мужиками с шрамами на щеке? – она искусно изобразила удивление на своём лице.
До меня наконец дошёл смысл её шутки.
– Нет. Между прочим, моя мама пекла восхитительные блинчики, и я сам делал ей открытки на все праздники. У меня было замечательное детство, – в моём тоне сквозила обида.
– Что же вы ступили на такую кривую дорожку, господин киллер? Мама пересолила тесто для блинов, что ли? – её насмешливый тон выводил меня из себя.
– Она умерла от рака, когда мне было 10 лет. Моё детство длилось 10 лет и 1 месяц.
– Я, конечно, сочувствую. Но обычно дети после этого становятся докторами, ну или фармакологами, для разнообразия.
– Мой дядя, который взял меня к себе после смерти мамы, тоже был киллером. Именно он меня обучил убивать. Но я больше не такой как он, я помогаю людям, которые просто хотят уйти красиво.
– Разве благородно идти на поводу у их слабости и помогать им скидывать с себя ответственность, какой бы тяжёлой она не была?
– Я не спорю, но это их решение. Я никого не убеждаю, никому не навязываю свои услуги. К тому же смерть не есть плохо. Естественный конец всего живого и даже неживого. Даже солнце когда-нибудь умрёт, в каком-то смысле. Это не сбрасывание ответственности, не проявление слабости, это лишь конец пути. Все эти люди завершили дело своей жизни, добились чего хотели и теперь просто захотели умереть. Захотели взять даже собственную смерть в свои руки. Разве это не есть прекрасно? Контроль над всем?
– Я предпочитаю больше сюрпризы, чем определённость. И покупать собственную смерть не намерена.
– Вам и не стоит этого делать. Вы молоды, прекрасны и полны жизни. Оставьте слёзы, ваша бабушка не хотела, чтобы все горевали. Тем более вы.
– Откуда вам знать?
– Я всегда общаюсь со своими клиентами, они мне многое рассказывают. Иногда даже исповедаются, – мы засмеялись одновременно. Странно, но это было очень смешно, и я не знаю почему.
Мы сидели так до рассвета, а потом она ушла. Я до сих пор не знаю её имени, но разве это имеет значение? Я впервые вывернул душу наизнанку перед кем-то и мне стало легче.
Я вырубился в кресле и захрапел под музыку Йозефа Ван Виссема, кажется, это был новый альбом.
***
Я ушла на рассвете. Одиночество подступило неожиданно и напомнило о том, с кем я сейчас разговаривала. Человек, который убил мою бабушку. Человек, который послушал старческие бредни и исполнил страшную просьбу. Человек, который не воспринимает всерьез смерть, как таковую. Он умеет располагать людей к себе, с ним забываешь о предрассудках. Но в отличие от него, моя совесть найдёт меня где угодно. Я не умею притворяться, что вся жизнь – игра, абсурд и ничего более. Я ненавижу себя и его, за то, что этот человек смог заставить меня хохотать, как дурочку и язвить даже на слишком серьёзные темы.
Я подошла к дому, мать ещё спит, наверняка опять под снотворным. Всё из-за этого идиота, который возомнил себя чуть-ли не Господом Богом! Отворив дверь своим ключом, я тихо как мышь прошла в свою комнату. В комоде лежала бутылка вина. Уже не лежит. Мать никогда не заходит в мою комнату и это позволяет мне хранить парочку секретов. Я откупорила бутылку и начала пить из горла. Я устала, устала от всех этих киллеров с их жуткой философией. Пошли бы они все к чёрту! Засыпая, я мечтала о том, как разобью эту бутылку о голову этого дурака.
Свидетельство о публикации №221030102088