Всё проходит, неизбежна только смерть

Красивый город Консепсьоне. Уютные кривые улочки. У каждого дома горшки с цветами. Разноцветные ставни, расписанные жёлто синими треугольниками и кругами стены домов. Улыбчивые люди. Парки, как отдельный вид прекрасного. И очень хороший отель. Спасибо Маринке, что уговорила поехать. В последнее время я действительно раскисла, хоть и стараюсь взять себя в руки.


Я уже не вздрагиваю, когда мне кладут руки на плечи. Научилась чувствовать шаги. Знаю, что за моей спиной стоит Маришка и улыбается. Это ощущается затылком. Этому я училась год. Долгих триста шестьдесят пять дней, тяжелых, словно патока, липнувшие к ногам, не дающие дышать, жить, радоваться. Время полное надежды и отчаяния. Год разделивший мою жизнь на до и после.

********

Перед глазами плывёт май. Цветущие вишни прячут за пышными юбками пыльные бульвары. Конец учебного года. Осталось защитить диплом и распахнутся двери в большую жизнь. Меня уже ждут в оркестре, и пророчат большое будущее. Достаю из футляра скрипку и протираю её шоколадные бока мягкой тканью. На сколько я не любила её в детстве, на столько же теперь не мыслю жизни без неё. Моя лучшая подруга. Хранительница всех тайн. Словно ребёнка, укладываю её в футляр и закрываю. Единственное, куда мы не ходим вместе – это на шашлыки.

Запах мяса и лука дразнит обоняние. Желудок ворчит, и требует немедленно приступить к еде, не дожидаясь полной готовности. На клеёнке, что постелена прямо на землю, истекает соком тонко порезанный помидор и перчик. Здесь же зелёный лучок, картошка в мундире, сыр и початки золотой кукурузы.

Хороший день. Где-то по верху деревьев шумит ветер. Ребята смеются над очередным анекдотом, и отпускают двусмысленные шуточки на счет удалённости места от дороги, и что как только начнёт темнеть, девчонкам стоит опасаться оборотней и маньяков. Девчата подхватывая шутку, рассказывают про ведьмовскую силу и непредсказуемое содержимое женских сумочек.

Я смеюсь со всеми. И тут, словно кто-то закрыл ладонями мне уши. Слышу, словно звук идёт через воду, и совсем затихает. Слегка кружиться голова, сажусь на траву. Забавно. Оборачиваюсь, а рядом никого нет. Трогаю уши. Нет, никто мне их не прикрыл. Пытаюсь кричать, и не слышу себя. Ребята бегут ко мне, что-то говорят, но не я не слышу, что. Понимаю, что хватаю их за руки, что-то говорю, но не осознаю, что. Текут слёзы. Я не просто напугана. Я в ужасе. И это же читаю в глазах подруг.


Через несколько дней, в больнице, мне поставили диагноз «идиопатическая внезапная тугоухость» которая обусловлена поражением основного завитка улитки. Проще говоря, у меня разрыв мембраны окон из-за повышения давления в наружном слуховом проходе. А это значит, что о карьере первой скрипки мне можно забыть. Да и просто о нормальной жизни тоже.

*********

Поворачиваюсь к Марине, она прижимает палец к губам и кивает в сторону двери. Забавно. Я давно научилась молчать. Маришка машет рукой и зовёт за собой. Приоткрывает дверь, и даёт мне заглянуть в щёлочку. Майк, владелец гостиницы, не молодой, но очень харизматичный, пританцовывает у моей двери с букетом лилового цвета.

— Он сильно впечатлён твоим вчерашним танцем. Вот попросил вас познакомить поближе. Ты только не начинай, ладно? – я внимательно смотрю на губы подруги, стараясь не упустить ни одного слова, - Это ни к чему не обязывает. Просто посидите, пообщаетесь.
— Пообщаемся? – мои руки возмущённо взлетают вверх. Теперь я рисую слова в воздухе. – Как ты это себе представляешь?
— Он знает язык глухих. И прекращай. Мы договорились, что начинаем новую жизнь!
Маришка распахнула дверь и широким жестом пригласила Майка войти в номер.


Странное ощущение, словно вместе с ним зашло ещё несколько человек. Конечно, я теперь не слышу стука каблуков о деревянные половицы, и пение птиц, шум ветра в ушах. Но, вибрацию я ощущаю очень хорошо. Именно благодаря ей, я могу танцевать. Хотя кинотеатры, и пабы с громкой музыкой превратились в пыточные камеры. Я скучаю по тихому стуку дождя по подоконнику. К сожалению, так раньше радовавшие меня капли, превратились в большой потоп, по ощущениям больше похожий на барабанную дробь, чем на романтическую грусть.

Хотя, я открыла несколько забавных вещей: мой Феденька, мейн-кун, мурлыкает - очень громко и довольно часто. Мягкий грохот далекого грома. Кроме того, как оказалось, демонстрирует дополнительную привязанность, щурясь или медленно мигая, как бы говоря: «Я люблю тебя». Это способ, которым он говорит: «Я достаточно доверяю тебе, чтобы даже не держать мои глаза открытыми вокруг тебя». Я до потери слуха, не замечала это.
А мой холодильник имеет сигнал тревоги, когда дверь остается открытой.

Но это ощущение не было непохоже ни на одно, из тех, что я знаю. Словно морская волна под ногами. Коснулась ступни, и отступила обратно. Это не музыка, не шаги, не падение книжки с полки. Ни на что не похожее ощущение. Майк что-то говорит, рассекает воздух руками, улыбается, демонстрируя жёлтые крупные зубы. А пол продолжает изображать море.

— Что это? – прерываю красочные описания коренастого хозяина отеля.
— Где? – удивляется он
— Музыка? – всё-таки ощущаю себя дирижёром слов.
— Нет музыки. Тихо всё. – отвечает за него Маришка.
— Ты чего-то чувствуешь, да? – вопросительно смотрит в глаза Майк.
Показываю ему волну, и обнимаю себя за плечи. Как-то зябко.

Вижу, как большие глаза Майка становятся ещё больше. Он выталкивает нас за дверь, и заставляет выйти из гостиницы. Волны ощущаются всё сильнее. Наверное, так чувствуют себя начинающие серферы, когда знакомятся с волной. Я не слышу ветер. Но ощущаю его присутствие. Раньше, я не обращала внимание на то, какой он разный. Этот нёс тревогу. Нет, скорее страх. Хотя внешне, он был ласков и свеж. Но что-то неуловимое, неясное, непонятное, как тогда, в тот день, что я потеряла слух. Я знаю запах беды. Сладковатый, приторный до тошноты. До звона в ушах.

Земля под ногами начала мелко вибрировать. Майк, выгнав из гостиницы всех посетителей с обслугой, стоял рядом и смотрел как дрожит солнце в окнах. Земля глубоко дышит, вздымая зелёную грудь. Гнутся пальмы. Ветер бьёт по лицу и сбивает с ног. Опрокидываются цветочные горшки. Смотрю это беззвучное кино и ловлю себя на мысли, что мне совсем не страшно. В конце концов, и боль и страх проходит, неизбежна только смерть. А мы живы. Над головой удивительно красивые облака, словно ленты, опоясывающие этот мир, не дающие ему распасться окончательно.

Маринка бьёт меня по щекам. Оказывается, я смеюсь. Видимо, не разучилась за этот год. Утихшая было земля снова вздыхает. В этот раз волны совсем другие, мягкие, словно кто-то качает на руках. И снова этот сладкий привкус на губах. Вскакиваю на ноги и пытаюсь объяснить Маришке и Майку, что надо уходить с этого места. Не знаю почему. Просто надо. Выталкиваю их за край поляны, оборачиваюсь, щенок, путаясь в высокой траве бежит за нами. Срываюсь к нему. И земля уходит из-под ног. Лечу в низ и падаю в воду. Рядом барахтается щенок. Встаю на ноги, мне воды по пояс. Хватаю щенка, и засовываю его себе под рубашку.

Толчков больше нет. Точнее, единственное что я сейчас чувствую, это тишина. Именно чувствую. Так ощущается шёлк, если провести по нему ладонью. Слегка прохладный, нежный, невесомый, и такой манящий. Кажется, что замерла вселенная. Остановились на своих орбитах планеты. Уснуло солнце, замолчал буйный ветер и закончился дождь. Каких-то несколько секунд, но словно год. Тишина с темнотой очнулись, рассказывая мне истории через касание воды сквозь мокрую ткань рубашки. Через поскуливание щенка, что ощущается щекоткой в районе пупка. Сквозь запах листьев, что плавают возле меня.

Мир снова живой. Но как меня найдут в этой темноте. Смотрю на воронку над головой, в которую заглядывает небо. Высоко. Кричать? Так я не пойму, достаточно ли громко кричу. Оглядываюсь по сторонам. Одно из преимуществ глухоты, то что зрение, бывшее до этого не особо хорошим, не просто восстановилось, но периодически ощущаю себя женщиной кошкой. Вон там, покачивается на волнах коряга. Но я вряд ли смогу её докинуть до расщелины над головой. А что там? Удивительно знакомые очертания.

Сложно идти по воде, когда вокруг плавает трава, земля, остатки клумб. Протягиваю руку, так и есть, футляр от скрипки. Дрожащими руками поднимаю его из воды, открываю. Внутри сухо. Красивый инструмент цвета вишнёвого дерева дремлет на алой подушке. Год как не держала смычок. С того момента, как стало понятно, что не слышу, что играю.

Но, это мой шанс. Как бы не было, скрипка звучит громче человеческого голоса. Меня услышат. Прижимаю к подбородку, провожу смычком по струнам. Чувствую, как задрожали струны. Как пробежала дрожь по грифу, и передалась мне в позвоночник. Я не слышу, как звучит скрипка. Но я чувствую, как поёт её душа…