Юность мушкетеров xxxi радости и тревоги

ГЛАВА XXXI

РАДОСТЬ И ТРЕВОГА

  Г-н де Монтале вышел из Лувра в полном отчаянье; и если он и казался спокойным, то только благодаря исключительному самообладание, так как на самом деле он чувствовал себя, как поверженный воин. Некоторое время капитан мушкетеров ехал не отдавая себе отчета, куда несет его лошадь и зачем; он чувствовал, как неумолимо бежит время, понимал, что надо что-то срочно предпринять, но неудача, которую он потерпел в дискуссии с кардиналом, словно отняла у него всю силу и веру в успех. Ему, казалось, что он перестал видеть, перестал слышать, перестал мыслить, перестал существовать.  И если бы сейчас г-н де Монтале бы умер, то право, возблагодарил бы Всевышниго за освобождение от нетерпимых мук бессилия.   Так проведя беспорядочно и бесцельно целых полчаса в панической езде, г-н де Монтале, наконец пробудился; упадок духа прошел, он снова полон энергии.

— Посмотрим! — громко воскликнул он, натягивая удила. — Посмотрим, сумеет ли госпожа Мезонфор так же подло лгать мне, как она лгала судейским.   Посмотрим, тысяча чертей, что она скажет против слов господина д’Афона! Д’Афон – человека чести. Он не будет врать даже во спасение своих друзей. Он в пример другим умеет отвечать за свои поступки... А ну-ка, Роланд, докажи, что ты не старый мул, под стать своему хозяину, а благородный и быстроногий конь. Вперед!

С этими словами г-н де Монтале, увлекаемый поистине необычайной решимостью, подхлестнул коня и во весь дух помчался по направлению дома г-жи Мезонфора. Несмотря на все свое нетерпение, г-ну де Монтале удалось попасть к г-же Мезонфор, которая долго еще привадила себя в порядок после длительного обморока, лишь после доброго часа ожидания.

Когда, наконец служанка, сообщила, что г-жа Мезонфор будет рада принять его у себя, г-н де Монтале слез с кожаного седла, покрытой темно-синей попоной и, поправив шпагу, вошел в дом .

Лукреция Мезонфор вышла к нежданному визетеру и встретила его посредине парадной комнаты.

— Здравствуйте, г-н де Монтале, — поприветствовала она гостя. — Простите, что заставила себя так долго ждать, но признаться я после вчерашнего события плохо себя чувствую. Вы должно быть   принесли какие-то известия о г-не де Шароне. Как он?

— Вряд ли мне удастся сообщить вам, что-нибудь новое, сударыня, — сказал г-н де Монтале, с трудом подавляя в себе призрение, какое вызывало в нем эта женщина. — ведь я полагаю, что супругу потерпевшего лучше осведомляют, чем капитана подсудимых.

— Отнюдь, господин де Монтале, — проговорила г-жа Мезонфор, печально опустив голову. — Я нахожусь в полном неведенье. И все, что мне   известно об этом,  так только то,  что де Шарона и его друзей  увели этой ночью в Шатле… Вы случайно не знаете, когда его освободят?

 — Полагаю, что теперь уже никогда, сударыня.

— Как! — испугано воскликнула г-жа Мезонфор и посмотрела на суровое лицо капитана мушкетеров. — С ним, что-нибудь случилось?

— Случилось. Завтра де Шарона и его товарищей будут судить.

— Судить?  Но за что?

 —  За что?! — не выдержав, воскликнул г-н де Монтале. — Вам не хуже меня известно « за что». Из-за вас их  завтра приговорят к смерти.

— Ах!  — воскликнула побледневшая г-жа Мезонфор и пошатнулась. — Аделина...

— Я здесь, моя госпожа, — тут же подбежала служанка.

— Проводи меня к креслу и позовите Лакана. Он, вероятно сейчас у г-на д’Афона…

Аделина крепко взяла затянутую в черный бархат тоненькую руку Лукреции и осторожно повела ее к креслу, стоявшему неподалеку от стены увешанной вышитым ковром.

Взяв из рук госпожи веер, Аделина торопливо стала взмахивать им над ее бледнеющим лицом и в то же время пристально приглядывалась к каждому шагу де Монтале.

— Скажите честно, мадам, — проговорил в то время он, — все то, о чем вы жаловались парижскому судье, на самом деле было? Почему вы молчите?

— Ах, сударь, — пролепетала служанка, хлопоча возле своей хозяйки. — Разве вы не видите, что моей госпоже дурно.

— Ты можешь идти, Аделина, — сказала слабым голосом г-жа Мезонфор. — Мне уже лучше.

 Аделина поклонилась и  вышла.
 
— Простите, сударь, но я не совсем понимаю о чем вы меня спрашивали? — призналась Лукреция

— Я вам говорю о   той депеше с жалобой,  в которой вы утверждали, что несмотря на растование с вашим любовником, последний предпочел смерению месть. Для этого он нанял двенадцать душегубов, позвал для подкрепления  своих друзей и  явившись к вам в дом, убил шевалье Мезонфора...

— Это неправда, — перебила его г-жа Мезонфор. — все было в точности наоборот. Это г-н Мезонфор заманил де Шарона в ловушку и едва не погубил его. И если бы не своевременная вмешательство его друзей, то де Шарон очевидно погиб бы также, как   де Бюсси  д'Амбуаз. 

— Но почему вы написали в письме совершенно другое, — вспыхнул г-н де Монтале, — Быть может вас кто-нибудь заставил это сделать?

—  Нет, сударь, меня никто не принуждал. Это не мое письмо.
 
— Как же не ваше, когда я собственными глазами видел на нем ваше имя и вашу подпись!

— Не понимаю, как это могло случиться, сударь,  но клянусь спасением своей души, я не писала его. Ведь я люблю де Шарона, и даже если бы он поступил так, как говорится в письме, то право же и в этом случае   не стала бы его обвинять. К тому же  после всего того, что мне пришлось пережить  ночью, я едва смогла оправиться от глубокого обморока.  Г-н Лакан может подтвердить вам это. А вот и  сам он.

—Добрый день, г-н де Монтале, — поприветствовал его эскулап, и вальяжно подошел к Лукреции.  —    Вы меня звали, сударыня? Как вы себя чувствуете? 

— Уже намного лучше, господин лекарь, — улыбчиво ответила она, подавая ему руку. — У меня просто не много закружилась голова.

— Зачем вы встали,  мадам? — спросил г-н Лакан. — Вы еще очень слабы, и было бы куда лучше если  сегодняшний день вы предпочли  бы провести в   постели.

— Так стало быть это правда, — почти беззвучно проговорил  г-н де Монтале. — г-жа Мезонфор не могла написать письмо в таком состоянии…    Прошу прощение за мою неучтивость, сударыня, — сказал он уже громко. — Вы не виновны, это очевидно.
 
—  Но кто мог написать донос? — спросила молодая женщина.

— Хотел бы я это знать, — сказал г-н де Монтале и начал рассуждать: — Вероятнее всего  это кто-то из   недругов мушкетёров, который прознав о событиях сегодняшней  ночи,  решил разом покончить со всеми тремя. Он бессовестным образом воспользовался вашим именем, написал на мушкетеров донос и отнес его инкогнито в суд. Я знаю только одного человека, способного на такое.

— И кто же он? — спросила с нетерпением лекарь.

— Кардинал.

Ответ г-на де Монтале прозвучал, как гром среди ясного неба.

— Кардинал? — переспросила с трепетом г-жа Мезонфор. — Но зачем ему это нужно?

— Не забывайте, мадам, что   мои мушкетеры много раз переходили ему дорогу , и Ришелье прекрасно это помнит;  ибо он не из тех людей, кто умеет забывать и прощать обиды. И вот, воспользовавшись подходящей ситуацией, он решил их  погубить разом.

 — Быть может если я брошусь перед ним на колени и начну молить о пощаде, он простит их? — спросила Лукреция.

— Боюсь, что этим вы ничего не добьетесь, мадам, — ответил г-н де Монтале. —  Два года тому назад, мать графа де Шале точно также стояла в ногах у его высокопреосвященства и молила о пощаде  своего несчастного сына.

— И кардинал отказал ей?

— Нет, — с горькой усмешкой возразил де Монтале. — Он дал свое согласие, а сам, между тем, не полностью оправдал бедного Шале, а лишь заменил расчленение на обезглавливание. Бедный малый... Товарищи Шале попытались спасти его, устранив палача, однако только увеличили мучения другу. Не желая отменять казнь, Ришелье предложил одному осужденному висельнику жизнь в обмен на то, что он обезглавит графа де Шале. Преступник тотчас согласился.

Не умея обращаться с предназначенным для обезглавливания мечом, новоявленный палач смог отрубить голову Шале только с двадцать девятого раза.

— Это ужасно, — прошептала сквозь слезы Лукреция. — Но быть может тогда броситься к ногам короля?

— Вам, как придворной даме, не хуже меня известно, что король, словно ребенок во всем подчиняется Ришелье. Так что и это бесполезно.

— Но что же тогда делать?

— Не знаю, сударыня, — развел руками г-н де Монтале. — Кстати, сегодня во время аудиенции с королем, кардинал упоминал какого-то слугу, который якобы позвал на помощь жандармов, уверяя их, что господин де Шарон устроил для его хозяина ловушку. Хорошо бы его допросить.

 — Боюсь, что это невозможно, г-н де Монтале,-- сказал со со скорбью чей-то голос, заставивший капитана королевских мушкетеров обернуться назад.

— Почему невозможно, Томас?  — осведомился у того г-н де Монтале.

— Я убил его, сударь. Он хотел застрелить господина д’Афона.

- Но с какой стати ему это было нужно

-- Не знаю, сударь.

— Тысяча чертей, одни непонятки! — воскликнул г-н де Монтале и обратился к Лакану: — Скажите лекарь: Как состояние графа: он выживет?

— Даже не знаю, что и ответить: в свою очередь я делаю все, но а что решит Всевышний, я к сожалению не знаю.

— Неужели  все так плохо. Неужели у него нет  шанса?



— По крайней мере пока бьется сердце, шансы есть всегда.  Эта ночь будет для него решающей. Если он перенесет горячку, то выживет, но а если - нет,  то...

— Благодарю вас, господин Лакан, — перебил его г-н де Монтале.   —   С ним   можно поговорить?

-- Не думаю, что сейчас это удобно. После перевязки он крепко уснул.

-- Ну что ж, в таком случае, я отложу свой визит на более благоприятное время… Надеюсь,  вы не станете возражать, если он  побудет  у вас какое-то время? — обратился он к Лукреции и в то же время обратил свой  взгляд на Лакана. — Ведь, как я понимаю, его сейчас не стоит беспокоить.

— Это даже не допустимо,   — подтвердил эскулап. — ибо любое, даже не значительное перемещение    может стоить графу жизни.

— Вам не о чем беспокоиться, г-н де Монтале, — сказала г-жа Мезонфор. — Г-н д’Афон вправе находиться здесь ровно столько, сколько ему нужно.

 — Благодарю вас, сударыня, — сказал г-н де Монтале и поцеловал ей руку. — Другого ответа я не ждал услышать!

— Но что же делать с де Шароном? — спросила г-жа Мезонфор, сжимая его руку. — Неужели ему нельзя ничем помочь.

— Думаю, что есть только один способ, — ответил г-н де Монтале. — Пойти завтра на суд и рассказать, как все происходило на самом деле. Надеюсь вы сможете это сделать, сударыня?

— Я? — растеряно пролепетала Лукреция.

— Кроме вас, больше некому.  Ведь только вам известна настоящая истина этого убийства, ведь так? 

— Да, г-н де Монтале.  И поэтому, если это нужно    де Шарону я пойду туда.

— Прекрасно! Значит завтра, к половине двенадцатого, я пришлю за вами карету.

На следующий день, ровно в половине двенадцатого, как и обещал г-н де Монтале, к дому г-жи Мезонфор подъехал небольшой экипаж. Вскоре в него села молодая женщина и он тут же тронулся и покатил в сторону набережной Сен-Мишель.

Карета быстро проехала мост Святого Михаила,  затем прокатилась по улице Гранд-Баризери и въехала во двор Дворца правосудия.  Г-н де Монтале вышел из экипажа, подал руку г-же Мезонфор, после чего они вместе отправились к храму Фемиды*.   Но не успели они проделать и десяти шагов, как вдруг откуда не возьмись появились люди в черных одеждах.

Они молниеносно разлучили г-жу Мезонфор с капитаном мушкетеров, и  силой втолкнули ее в карету. В одно мгновение она очутилась на заднем сидении между двумя человеками в масках; третий замаскированный сидел напротив, и  экипаж покатил со зловещим грохотом.
 
— Пустите меня, пустите...! — кричала г-жа Мезонфор, сопротивляясь своим угнетателям так,как только умеет сопротивляться женщина двум мужчинам.

— Успокойтесь, сударыня, — проговорил кто-то, — мы вас не обидим, но вам придется поехать с нами.

От неожиданности г-жа Мезонфор замерла и поглядела в ту сторону откуда раздавался голос.

Перед ней седел человек, чье лицо скрывала плотная черная маска. Судя по тому как он держал себя с ней и как говорил, он являлся кем-то главным.

— Кто вы такой? — чуть успокоившись, спросила молодая женщина б  — И куда вы меня везете?

Сидевший напротив нее незнакомец без единого слова снял с лица маску; перед ней предстал кардинал.

Лукреция вздрогнула:


— Так это вы?

— Пустите ее,— велел кардинал своим людям. 
 
Те тут же разжали свои пальцы, сжимающие тонкие руки.

— Зачем вы хотели явиться на суд? — спросил кардинал. — Вы хотели участвовать в судебном процессе?

— Я хочу сказать правду!

— Будьте благоразумны, г-жа Мезонфор. Своей правдой вы себя погубите

— Мне все равно, я должна спасти его.

— А вы отважны, — проговорил отенком удивления кардинал, который судя по всему не ждал от нее такой смелости. —  Что ж, вы можете участвовать в процессе, но тогда вас уже вас привлекут к ответственности за вашу лод. Ведь вы же   просили закон вам помочь. Вы просили парижского судью наказать виноватых,  и вдруг не с того ни сего станете опровергать собственные слова. Суду это может показаться странным.
 
— Я не в чем не обвиняла де Шарона. Вам это известно. Ведь это вы все подстроили.

— Клянусь своим чревом, ни я.

— Ах, ваше высокопреосвященства, я прошу вас, спасите г-на де Шарона.

Лукреция опустилась на колени и, сложив в молении руки, стала умолять.

— Ну полно, голубушка, полно, встаньте, —  проговорил кардинал, поднимая ее с колен.

— Проявите милосердие к ближнему своему, ведь вы же священник,  — продолжала бедная женщина, садясь на прежнее место.

— В первую очередь я палитик, сударыня, и именно на этих правах, я должен следить за исполнением закона. Он убил вашего мужа и за это понесет показание.

— Но ведь если  де Шарон не убил бы шевалье Мезонфора,  то тогда бы он убил его.

— И правильно бы сделал.  Это бы послужило хорошим уроком для прочих прилюбодеев.
 
Лукреция больше ничего не сказала а лишь поглядела в окно: карета, между тем, с бешеной скоростью выехала за город.

— Куда вы меня везете? — спросила она.

— Туда, где вам не будет угрожать  опасность. Напротив, там  с будут пылинки сдувать  и обходиться как с ее величеством королевой.

Это обещание прозвучало хуже угрозы, от чего полицу г-жи Мезонфор побежали слезы.
 
— Ну, ну, ну… — ласково заговорил Ришелье. — Одумайтесь, моя дорогая, ведь все это мы делаем на ваше же благо. Ну подумайте сами:  вот вы явились на суд и сообщили суду что все что написано в письма парижскому судье – не правда. Предположим судьи вам поверят, допустим вам удасться доказать, что сообщении сие фальшивое, но вместе с этим вам придется признать, что вы с господином де Шароном по-прежнему любовники. Вы только представьте себе, как быстро расползутся по Парижу слухи. Все ночнут судачить, что: у госпожи Мезонфор есть любовник, и это она не скрывает». После таких разговоров на вас будут смотреть, как на блудницу...

— С чего вдруг такая забота? Ведь прежде, если я не ошиблась мы были врагами друг другу.  Вы посадили в Бастилию моего брата, вы трижды пытались туда же засадить и меня.

— Заслуженно, надо сказать, заслуженно. Вы покровительствовали любви королевы с этим жалким и ничтожным Бекингемом! Кстати, это она попросила меня, чтобы я оберег вас от срама. Что поделаешь, вы – светская дама, любимица ее величества, и в случае раскрытия вашей связи с де Шароном это могло бы плохо отразиться на вашей репутации. В конце концов, имеете любовника – на здоровье. Что греха таить, во Франции почти каждый имеет  любовников, и любовниц, но нельзя же говорить об этом в слух – это  аморально.

Г-жа Мезонфор больше не пыталась ни возражать, ни говорить; она молча глядела в окно, а по ее щекам катлислись слезы.

-----------

Фемида* — в греческой мифологии богиня правосудия.