Сказка-притча о строптивом море

Жило море, жило, не особо тужило.
Немного штормило, немного любило.
Спать в штиль ложилось, свободой хвалилось.
Глубины не знало, немного страдало.
На боку лежало, звёзды считало.
Солнцем восхищалось, за Луной плескалось.
        И однажды захотелось морю глянуть на себя, узнать, а какое оно на самом деле. Громыхнуло небо, и упал оттуда огромный плуг на его берег. Глубоко вошёл в землю — по самую ручку. Покачался, повертелся на месте, да и пропахал борозду по дну моря, разделив его пополам. И стало два моря — море Левое и море Правое. Больно! Ах, как больно стало морюшку! Обиделось оно на плуг, набросилось с претензиями и угрозами. Тогда плуг взял, да и выплюнул каменные ядовитые зубья «за что», «никогда», «не верю», «больно», «одиночество», «не будет», «не хочу», «боюсь»… Воткнулись зубья в борозду и воздвигли посреди моря непроходимую стену.
        Осталось Левое море с чувствами и премудростью, а Правое с движением и силой. Взбунтовалось Правое море без мудрости, вышло из берегов и потекло по белу свету себя искать да судьбу испытывать.  Левое же осталось дома. Пригорюнилось, затосковало без движения. Да и силушка стала убывать — не хватает могуты тину расчистить да камыш повыдернуть.  Заболотилось.
       Мало-помалу яд из зубьев выветрился, и стало Левое море свободную половину чаши занимать. Но без Правого обустроиться никак не получалось. Обмелело, в открытых, теперь крутых, берегах намыло гротов и попрятало там свою боль да печаль.
«Холодно, тоскливо… Ничего, привыкну!
Заменю само себе вторую половину…»
Но не тут-то было! Не выходит ладом.
Ни Луна, ни Солнце не дают отрады.
Обмелела чаша, белый свет — немилый.
Не допрыгнуть к звёздам… Не хватает силы…
Загрустило море и запело песни,
ко свому, ко Правому, посылая вести.
       А Правое море утекло далёко. Исколесило полмира. Всё себя искало. Да вот незадача — искало-то оно себя в других. И всё ему было не так, не по нраву. То цвет не тот, то солёность другая, то чаша мала, то дно шершавое. И однажды, успокоившись, залегло оно в большом пустом карьере тишину послушать. Задумалось о жизни, о душе, о любви своей… И вдруг услышало красивую мелодию. Напев показался ему знакомым. Выбралось море из карьера и потекло потихонечку в ту сторону, откуда приятный звук шёл. Приплыло Правое море на берег и видит: вот же ж она — его чаша. И песню оно прекрасно помнит, тоже пело её когда-то. «Вот моё место! И чего я по свету шарахалось, от добра добра искало? Домой хочу, соскучилось…» И крикнуло:   
— Эй ты, подвинься! Сейчас ка-а-а-к прыгну!
        Испугалось Левое море, съёжилось, встало на дыбы: «Я тыщу лет стерегло чашу, пылинки сдувало, чужих не пускало! А оно ишь, нагулялось, покоя на дармовщинку захотело!» И преградило путь домой законному наследнику. Пригорюнилось Правое море. Что делать? Одному в мире холодно и неуютно, домой хочется, а про него забыли и обратно не пускают. «Видно изменилось я сильно, раз не узнают меня…» — притихло море, затаилось, стало думать. Потом решило — будь что будет! Подплыло ближе, свернулось калачиком на берегу и запело их общую песню. Стало Левое море успокаиваться, на Правое поглядывать. Потихонечку утекла обида, отступил страх, а главное, тоски как не бывало. Присмотрелось Левое море к Правому: «Вроде ничего так, симпатичное. Не злобное, не агрессивное, из чаши не гонит, подчинить себе не хочет. А чего хочет?»  Прислушалось Левое море к песне Правого и прониклось его чуткостью и красотой.
Хочет вместе быть, мир морской творить.
Клады открывать, перлы доставать.
Радости вкушать с Солнцем и Луной.
К звёздам воспарять, славя Мiр морской.
        Хорошо Правое море пело, красиво, ласково. Не про себя, про обоих. Успокоилось Левое, подвинулось и впустило настырного гуляку в их общую чашу. 
       Не спеша вливалось Правое море в чашу, деликатно, чтобы Левое не тревожить. По пути играючи силой своей размывало залежи тоски и печали, что в гротах попрятаны были. Доверилось Левое море Правому, и стали они проникать друг в друга, разглядывать, узнавать по-новому. Вернулась сила и стала мягкой, движенье стало разумным, мудрость глубокой, а чувства переливчатыми. Неспешно начали открываться им тайны сотворения.
      Стали они вместе порядок наводить в чаше. Разбили каменные зубья и стёрли их в морской песок. Засыпали этим песком борозду, разделявшую их общую чашу, но остался от борозды шрам.
— Ничего! — сказали оба моря. — Любая боль растворяется светом и любовью. С нашей заботой, терпеньем и нежностью со временем и шрам исчезнет.
       Так осторожно и аккуратно, проникая и познавая друг друга, они узнавали себя и, доверяясь, сливались в одно целое. А когда стали этим целым, то Единое море в едином порыве обрушилось на огромный плуг и разбило его вдребезги. Крупные части солью разъело, и стала та соль их общей заслугой, а мелкие — в пыль разнесло, превратив их в пески времени. Смотрит Единое море, а ему Луна улыбается, и Солнце подмигивает. Как же оно раньше-то не замечало, что Мир всё время на него смотрел и разговаривал. Только, видать, за своими хотеньями да обидами не видело море этого интереса. Наконец, став Единым, море и поняло, и ощутило себя счастливым.
Так открылись выси, так открылись дали.
Звёзды стали ближе, ярко заблистали.
Сердце распахнулось, жемчуг обнажило.
А любовь всесильная два плюс два сложила.
                *******
        Лишь тогда сделалось море полным и счастливым, когда себя обрело и смогло стать частью целого Мира. А вот единым с этим огромным Миром ему ещё предстояло стать. С мягким сердцем и доброй душой это не трудно будет сделать. Главное, море теперь знало: каково это — быть целым.

Светлана Бойко
25.12.2020г.