Сынок

               
  Мужик схватил чугунный люк, и с криком, - Всех - порешу! - пошёл на собравшихся у пивной, забыв про открытый канализационный  колодец. Шагнув вперед, он провалился в отверстие.  А так, как крышку – «герой» держал над головой, то провалившись, как  «истинный джентльмен», закрыл за собой вход в свое «новое убежище». Собравшиеся, с нескрываемой радостью поглазев на -  закрывшиеся «врата» в подземный мир,  стали неохотно расходиться.
Костя допил пиво, осмотрел еще раз страницы местной «брехаловки», и довольный бесплатным концертом пьяного завсегдатая, тоже пошагал домой. Это происходило в то незабываемое время, когда Советский Союз трещал по швам и основные силы страны, были брошены на создание  «нового» лица – «Суверенного государства». Были созваны лучшие визажисты и косметологи. Стилисты и имиджмейкеры, художники, дизайнеры, врачи-косметологи и прочие специалисты в области реанимации и реставрации. Лицо будущей империи должно быть привлекательным во всех ракурсах и при любой погоде на мировом небосводе. Спешно наводился румянец, обновлялись тени и оттенки. Рисовалась поволока ресниц, заплеталась коса и, тщательно подбирались украшения. На полу-татарское лицо с еврейским носом, нахлобучивался кокошник. На оттянутые веками уши, за которые её периодически вытягивали из очередного болота, навешивались  серьги из турецкого золота. Комсомольский значок заменялся брошью с двуглавым орлом. Косоглазие, полученное от вечного выбора путей движения в прекрасное будущее, решили оставить, пусть мир видит в них - «Загадочную русскую душу»! Силиконом наполнялись груди, затасканные многочисленными приемными детьми и всевозможными родственниками. Вуаль из колючей проволоки, заменялась на - китайскую сетку от мух и комаров. И когда высокочтимая комиссия сказала своё, - Пойдёть! -  образ был растиражирован по всем СМИ огромного континента. Остальные  континенты,  после некоторой паузы – «Глазам   своим - не верю!», - распространили данный образ и остальному миру!
Пока с «Лицом Родины» знакомился зарубежный мир, дома - на Родине этого лица, привычно зрели на другое место. Тысячи лет люд российский глазеет на это место и потому ничего его в нём уже не удивляло. Ходили среди народов страны разные сказания и легенды, будто есть у России места и - привлекательнее оного, и что наступит час, когда развернётся родимая Русь, и явит народу истинное своё лицо - лицо матери! И случится все то, о чем говорили прадеды, а прадедам передавали их прадеды, а тем сказывали их предки, - и обретет народ мать родную! Слепым она будет давать зрение, болящих одарит здоровьем, согреет бездомных и защитит слабых и немощных. И счастье настанет безмерное, и возликуют все нищие и убогие, все сироты обретут в лице оном - мать единую, любящую чад своих!  «Вопиющие в пустыне» познают милосердие великое, а слабые защиту! Обездоленные найдут - сострадание  материнское, а замерзающие согреются теплом  любови - ея! А пока этот великий день не настал, все тупо созерцали на то, что им было, с издревле знакомо.  Но и это место уже было кем то поделено. Ибо куда не глянь, всюду  - таблички: «Здесь не трогать - частная собственность!», «Здесь не нюхать!», «Сюда нос не совать!», и так далее…
   - Им виднее! - говорили меж собой люди, тыкая указательным пальцем гораздо выше того места.
Именно в это время и шел Костя, по заросшему крапивой переулку. Он был не молод, но и в старики записываться не торопился. Навалившееся время капитализма, диктовало свои правила жизни и свои постулаты, держаться которых он не хотел, но и отказываться было не умно. Надо было жить. А как жить, если вокруг все переменилось до степени абсурда.  До грани, за которой уже от человека, как стержня земной цивилизации, ничего не остаётся. Начинать все заново, поздновато, а уподобляться окружающим он не хотел, да и не мог. Оставалось только искать выход, который назывался - компромиссом. Слово это он толком не понимал, по простоте своего бытия и маломальского образования. Он никогда не хотел быть богатым и знаменитым. У него не было любимых певцов, ибо все они подразделялись им на - «Хорошо поёть» и «идёть он на фиг»! Он любил смотреть хоккей по телевизору, но не знал фамилий нападающих, защитников и тренеров, но всегда радовался по поводу победы родной сборной на чемпионатах. Он не ходил в театры, но замирал от трагической сцены в спектакле по радио. Он был - тенью, которая жила сама по себе, ибо так было удобнее и уютнее. Но обрушившаяся на страну истерия, заставляла что-то делать нечто - другое, не привычное, не свойственное его сути.
Дойдя, до полуразвалившегося дома, на окраине, он уже было свернул к тропинке, ведущей к его дому, как сбоку в кустах, кто-то пискляво произнес, - Па-па...
 Это насторожило. Он остановился в раздумьях. Здесь никто не живет уже лет пятнадцать. Вообще на этой окраинной улице кроме него и соседа Лукина Федьки, никого нет. Озирая ближайшие кусты и повалившиеся заборы, он спрашивал себя, - Не показалось ли? – но где-то недалеко опять прозвучал тоненький голосок, - Па-па...
Константин осторожно пошел на голос. Перейдя заросшую травой дорогу, посмотрел в брошенный дом – никого!
- Эй, кто тут?! - крикнул он в неизвестность, но никто не отозвался.
Обойдя покосившийся дом, и внимательно обследовав груды почерневших досок, бывших когда-то сараями, он никого не обнаружил. Вернулся на стык тропинки с дорогой. Постояв немного, решил идти восвояси, но сделав два шага, вновь услыхал, - Папа, - отчетливо и явно.
Костя решил подыграть неведомому голосочку, - Сынок, ты где? Сынок, отзовись?
   - Па-па, - уже совсем близко услышал он. Сердце сильно колотило в грудь.
   - Сынок, иди сюда, иди мой маленький, иди к папе.
Он звал неведомого ребенка, а сам уже не понимал, - Может ему все это снится? Может это рядом где-нибудь,  спит пьяный мужик, а его сынок пытается разбудить?!
Но метрах в семи зашевелилась полынь, Костя замер, чувствуя, как на голове оживают волосы.
   - Па-па, - послышалось из зарослей полыни.
   -Я  здесь! - отозвался Костя, шагнув навстречу, но здесь же остановился как вкопанный.
Из травы показалась маленькая детская головка, она двигалась навстречу, остолбеневшему Константину. Стало вырисовываться и тело ребенка, потом и босые ножки. Широко открытые детские глаза смотрели на него, а ротик произнес уже знакомое, - Папа…
   - Я здесь, сыночек, здесь, - Костя протянул навстречу ребенку руки и, подняв худенькое тельце, прижал его к себе, - Вот ты какой, вот я рядом, папа твой, - он говорил, не зная,  как поступают в таких случаях. Что делать? Может поискать вокруг людей, не сам же ребенок пришел сюда, на умирающую окраину. Но решил для начала отнести ребенка домой, благо дом рядом.  Ребенок был абсолютно голым, что еще больше пугало Костю. Ведь еще утром прошел сильный дождь.
   - Вот мы и дома! - улыбаясь, возвестил он, входя в родную калитку.
Дома было прохладно, не топлено и немного сыро от утреннего дождя и «худой» крыши. На полу местами виднелись небольшие лужицы. Усадив  мальчика на, не застеленную с утра кровать, он полез в старый холодильник, но кроме бутылки кефира, для ребенка ничего не было. Он быстро вылил его в стакан и добавил туда сахара, размешал и, посадив мальчишку на колени, стал пытаться покормить малыша из ложечки. К удивлению, ребенок стал жадно глотать кефир, протягивая свои ручонки к стакану. Костя преподнёс стакан к его губам.
   - Вот те - на, ну ты даешь! - радовался хозяин дома, глядя как маленький человечек, втягивает в себя молочный продукт с сахаром, - Слава тебе, Господи! - радостно произнес Костя, - Теперь и мне на душе легче будет, - малыш пил кефир из стакана и внимательно рассматривал лицо Константина. Выпив, большую половину, он легонько отодвинул руку «папы».
  - Папа, - пропищал мальчик, пытаясь отдышаться от долгой задержки дыхания.
    - Ну вот, а то все мама, да мама! - вспомнил Костя слова из известного мультфильма, и посадив  мальца обратно в кровать, пошёл на кухню.
Надо было подумать о дальнейшем пропитании новоявленного - «сынка».  Надо подумать о  многом. Надо сходить на развалины и тщательно просмотреть каждый метр, каждый кустик и даже прочесать траву. Сегодня, когда на улицах реализуются европейские ценности, может случиться  все, что угодно.
  - Сейчас, сейчас, - громко произнес Костя, вычисляя в уме - что у него в доме есть съестного.
Сбегав в кладовку, он принес баночку с засахаренным медом и банку соленых огурцов. Кулек макарон и одеревеневшую пачку малинового киселя. В мешке возле умывальника он нашёл три морковки, две брюквы и пять маленьких вилков капусты, которые он принес позавчера от Савки-дружка. Булка хлеба и куриный окорочок, больше напоминающий деревянный бумеранг индейцев, лежали на пыльном подоконнике.
 «Не густо, если прибавить четыре банки помидор в подполе, картошки три мешка, две коробки с сухарями на печке, то не так уж и плохо на сегодня! А завтра - будет завтра»…
    - Мы с тобой сынок не пропадем! - радостно воскликнул Костя, возвращаясь к ребенку. Но ребенка на кровати не было. Какой-то животный страх охватил  «папу»!  Он подбежал к кровати и..., из-под одеяла чуть виднелся стриженый затылок малыша. Слышалось тихое сопение. «Папаша», обессиленно сел на стул возле кровати, - Устал маленький, устал. Спи, а папа кое-куда сходит.
Обходил Константин все ямки и бугорки, все прилегающие к дому заросли и развалины, нет никого. Даже следов никаких. Немного постоял и спешно пошел в дом к «сыночку». До наступления сумерек сидел у окна и думал,  - «Что делать дальше? Где брать еду на случай, если ребенка придется оставить на какое-то время у себя. Из дома уже надолго не выйти. Ах, если б была жива моя женушка, моя - Наталья, моя...», - Не пропадем! - прошептал Костя, подбадривая себя. Зная отлично всю горечь своего одинокого положения.
За окном уже стемнело, когда послышалось уже знакомое, - Папа!
Все мысли вылетели из головы в миг. На этот раз к ужину была отварная картошка и чай со смородиновым листом и медом. Как давно он не радовался ужину в «семейном» кругу. И на тебе! Телевизор смотреть не пришлось, ибо все внимание было занято главной половине этой «семьи». Развлекались игрой на старой, дырявой гармошке. Костя складывал из страниц старой тетради самолетики и запускал их. Они здесь же падали, и от этого их резкого падения, в доме раздавался детский смех, которого не слышали эти стены никогда. Никогда Константин не испытывал чувства, которые руководили им сегодня. Он готов был стать небом, что бы уберечь эту маленькую жизнь от гроз и ветра. Он готов стать самым смешным клоуном, что бы этот беззащитный росток жизни звонко смеялся. Странно все было, впервые. Ему представлялось, что малыша бросили пьяные родители, и от таких мыслей внутри Кости рождался огромный как скала гнев. То ему чудилось, что его потеряла мама, оставила дверь не запертую, и ушла к соседке «языком чесать» и хотелось отругать нерадивую мамашу и пожалеть её, - «устала наверное за день»...  Всякое думалось в эту ночь Константину, сидя на старом диване напротив кровати со спящим «чудом».
 - Папа, - раздалось над ухом. Костя открыл глаза.  Утро. «Сыночек» стоял у дивана и пытался ручонкой дотянутся до Костиного носа, - А ка же тебя звать? – опомнился – «папаша», - Надо подумать!
   Чай пили тихо, "швыркая" - теплую, запашистую воду из железной кружки.
   - А ведь тебе года полтора, - заговорил вслух Костя, потом добавил, - А звать тебя будем Арсением, - Сенькой!  Я же тебя нашел в траве, значит в сене. Сено - Сенька! Мне бы, Сень, на рынок сходить, а как с тобой поступить? Оставить дома, не дай Бог, - беду сотворишь какую, да и во что тебя одеть? Вот уж - шарада прямо какая-то?! Стоп. Сейчас я Федьку  покличу, соседа. Будь здесь, пей чай и кушай мед!
Костя вышел во двор и, подойдя к соседскому забору, покликал соседа.
Долго Федька не мог понять, зачем Косте понадобились детские одежды. А Косте много сил понадобилось, чтоб не открыть главную тайну о найденыше.  Сошлись на том, что – «дальний родственник, попросил Костю присмотреть за ребенком, пока тот съездит в Новосибирск, по срочной надобности». - Срочной!
Федька ушел, а «семейка» стала лепить из старой оконной замазки зайцев, больше похожих на рогатых чёртиков.
Только после обеда явился Федор с грязным мешком из-под картошки. Вывалил содержимое на пол кухни и недовольно пробурчал. - Лариска сказала, чтоб ты сам завтра подошел. Она на тебя злая за сегодняшний прогул. Товара говорит много, а грузить некому. Кто загулял, а кто и не ценит ее доброты! Я тебе передал, а там сам как знаешь, - потом вдруг внимательно посмотрел на Сеньку, - А ведь похож на тебя, нечего сказать - одна порода! Ну ладно пойду, дел по горло.
Ушел. Константин стал разбирать всё,  принесённое соседом. Все было большое, не по размеру. Пришлось брать нитки, иголку и ножницы. До самого вечера новоявленный «батя» мастерил одежду для «сыночка».
   - Ничего! Зато завтра будем как на параде! - успокаивал себя «папаша».
Ужинали щами из капусты с картошкой. Сенька морщился, но ел.
   - Что кисловато? - посмеивался Костя.
   - Папа, - отвечал - Сенька.
На следующее утро долго собирались, но к часам десяти были уже оба готовы к выходу «в люди». По тропинке шли медленно, с Сенькой не разбежишься.
  - Так мы с тобой и к обеду не дойдем, - объявил Константин и взял малыша на руки, - Вот так совсем другое дело!
Уже почти дошли до овощных складов, когда к Косте подошла женщина в черных брюках и синей блузке.
  - Костя?! Ты ли это?
Он вздрогнув, обернулся.  Женщина  широко улыбалась, по ее выражению лица было видно, что они знакомы.  Знакомы давно, и достаточно близко, но он не мог ее вспомнить. Он моргал ресницами и молчал, открывая рот, как рыба на песчаном берегу. Она поняла это.
  - Эх, Костя -  Костя! Сколько же лет мы прошли рядом, а ты не узнаешь.  Я - Валя Сафонова. Десятый «Б»  класс, второй школы!
  - А-а-а, Валя, Валя, Ва...
  - Школьный спектакль, я - Фея снов. Синяя фата, звезды на короне, месяц на груди...
  - Ах да, - Валюха?!  Витька Борисов - колдун, он тебя украдет, что бы дети не видели снов…
  - Да, да! Наконец-то вспомнил. Я иду и думаю, ты - не ты?!
  - Я. Как видишь, я, только постарел.
  - Сын? - она кивнула на Сеньку.
  - Да, сынок, - с заминкой выговорил Костя.
  - Какой же ты?! Где ж тебе стареть, если у тебя еще такие дети. Сколько ему лет?
  - Год, год с хвостиком.
  - Ничего себе. У меня внучка такого же возраста!
  - Ну, до внуков нам еще далеко. Вот встанем на ноги, выучимся, окрепнем и тогда жениться будем, - он говорил это так задорно по отечески, что Валентина умиленно улыбалась, глядя на счастливого папашу.
  - Валечка, - обратился Костя,- Прости, мы спешим на работу. Если опоздаем, то конец всему. Сама знаешь как сегодня с работой?!
  - Да-да, знаю. Ничего, бегите. Ты на всякий случай позвони мне. Я в магазине – «Обувь», что на Кропоткина, товароведом. Звони непременно.
  - Да-да. Прости, некогда, - Костя подхватил Сеньку и чуть ли не бегом, поспешил оторваться от грустных и добрых глаз, улыбавшейся одноклассницы.
В склад они не вошли, а влетели. Костя держал Сеньку на руках, тот на все происходящее  только хлопал глазами.
  - Явился! Сколько можно говорить вам неотёсанным, что сегодня работу потерять можно быстро, что завтра делать будете? - загремел голос кладовщицы Ларисы Васильевны.
Она закрыла дверь с цифрой пять, и подошла к Косте. Увидев ребенка, сидящего у него на  руках, спросила.
  - Чей?
  - Мой, - выпалил Константин, не ожидая от себя такого уверенного ответа.
Ларису это насторожило, но она не сочла нужным копаться в чужой жизни. Улыбнувшись, достала из кармана белый пряник и вручила его малышу. Тот не раздумывая вцепился в него маленьким ротиком. От чего на лице кладовщицы появилась довольная улыбка.
  - Молодец! - похвалила она, и обратилась к Косте, - Чего делать будешь?
  - В смысле?
  - В смысле детей чем-то кормят,  я слышала, или врут люди?!
  - А, ну да. Не знаю как,  работать буду!  Вернее как...
   -Что ты все ка-каешь, как-как. Думай. Нагулял, теперь выгуливай! - она рассмеялась.
   - Я вот хотел бы попросить тебя, Вас, те...
   - Только давай без заиканий. Я баба не из романов, ты меня знаешь!
   - ...,
   - Вижу - понял. Хочешь аванс?!
   - Да. Понимаешь, мне бы обустроиться с сыном, так быстро свалился на голову, я того...,  даже не успел ничего. А дома – «шаром покати». Ни корочки...
  - Как в мышиной - норочке!
  - Да.
  - Даю неделю. Не придёшь, пеняй на себя. Снесу вместе с  хатой, понял?! - она   рассмеялась громко и раскатисто, прикрывая рот ладонью.
  - Я очень постараюсь управиться за неделю. И еще хочу попросить. Понимаешь, дома нет почти ничего из овощей, а сыну витамины нужны, ну и всякое там…
  - Зайди в седьмой и скажи Петровичу, что я разрешила. Но через неделю торчишь здесь, как штык в жо..!
Она вновь закатилась, прикрывая рот.
На седьмом складе никого не оказалось. Пришлось с Сенькой на руках бегать по всем складам. Прошло часа два, пока с большой сеткой, набитой свеклой, луком, чесноком, морковью и безвкусными огурцами, Костя плёлся к автобусной остановке. Только дома он заметил, что у Сеньки мокрые штаны.
  - Это не беда сынок! Это папка «проворонил», - говорил он, еле отдышавшись. Переодевать было не во что, пришлось раздеть и уложить в постель. Быстро растопил печь, повесил  мокрое на спинку стула, стул придвинул к печи. По квартире расходился запах детства. Чистил картошку, резал свеклу, лук, немного чеснока, бросил последний окорочок в кастрюлю, и сел довольный на диван.
  - Все будет хорошо сынок. Не пропадут наши труды. Всего можно добиться, если захотеть.
  - Папа – ись, - послышалось в ответ.
Костя оторопел, - Э.., да ты знаешь не одно слово, а целых два! Ух-ты! Сейчас найду тебе – «ись», сейчас.
Он взял морковку, поскоблил ее ножом и вручил «сыну», -  Наяривай, - сам закрутился в четырех стенах кухни, удивляясь. Отчего он не устал?! Протащиться с Сенькой, с полной сеткой овощей целый день и не устать?! Вечером играли в шахматы. Костя пытался играть за двоих, но Сенька с каждым «ходом - бати», брал, попавшуюся под его - маленькую ручку, фигурку, и бросал её на пол.
   - Так их сынок! – смеялся Костя.
Ночь пролетела быстро. Костя проснулся от стука в дверь. Он оделся наскоро и подошел к окну. Во дворе стояли два милиционера и какой-то мужик в серой куртке. Еще кто то - невидимый из окна, «тарабанил»  в дверь.
  - Папа, - послышалось из другой комнаты.
Костя догадывался, зачем здесь эти люди. Тупая боль грубо заползала в грудь. Воздух становился тяжелым, дышать было всё труднее. Грудь содрогалась от ударов сердца, но надо открывать!
   - Папа, -  ись, - звучало из спальни. Ноги Константина не слушались. Он шел к двери, но кто-то неведомый  отталкивал его от нее.
   - Ись, - звучал тоненький голосок. Хотелось, чтобы это все было сном. Костя спешно подошёл к кроватке  и скороговоркой зашептал, - «Сыночек, ты молчи, молчи, помолчи минут пять, я скоренько отправлю всех и мы опять заживём тихо и радостно»! Только ради Бога помолчи…
В дверь стучали сильнее и сильнее. Он онемевшей рукой поднял крючок. Дверь распахнулась. Стояла полупьяная женщина с папиросой во рту.
  - Он дома! - крикнула она, стоящим во дворе. По крыльцу застучали, затопали. Это шли за Сенькой. Шли забирать то, что он не хотел отдавать. Понимая всех и всё, не хотел! Внутри что-то ныло, скребло, проваливалось.
Вначале вошел милиционер в погонах - лейтенанта. Участковый!  Знакомая личность.
   -Здорово Константин.
- Здрасть-ть-те, - пропел растерянно Костя.
- Мы хотели тебя спросить. Ты нигде здесь не встречал ребенка, полутора лет?
Костя смотрел на пропитое лицо женщины, на мужика в серой куртке, с ссадиной на лбу, узнав в нем того идиота с чугунной крышкой у пивного бара. Он  догадывался о сути их жизни, потому заранее ненавидел их.
«Зачем им нужна жизнь этого маленького ангелочка? Ради чего они хотят изуродовать эту - малую поросль человека?! Какую цель они в этом видят? Изобразить извечную схему - муж, жена, ребёнок?! Изобразить подобие социальной ячейки общества, пусть в грязи и похоти, но с внешним показным театром, - «Смотрите, люди, у нас все так же, как и у вас»!
 Костя в упор разглядывал женщину с папиросой. Она  отвечала ему полупьяным наглым взглядом, в котором совсем не читались озабоченность и тревога по поводу утери малыша.  Её лицо, измочаленное пьянками, не указывало и на присутствие хоть какого-нибудь стыда, за такой выбор жизни.
 «Зачем он им?  Не мог успокоиться Константин. Не найди они его и ничего бы с ними не произошло! Ровным счетом - ничего! А как мне? Как - нам?!»
  -Ты чего, как в рот воды набрал? Видал чего или кого? - переспросил участковый.
  - Папа -  ись, - послышалось из спальни, - Ись…