Однажды на планете Земля -19

На следующее утро он разыскал автовокзал, сел на автобус и через три часа оказался в Великом Новгороде. Не полагаясь на память (да и мало ли что могло измениться за эти годы), он спросил первого попавшегося человека, которым оказалась девушка лет двадцати, в легком платье-сарафане и туфельках на высоких каблуках:

- Скажите, барышня, где у вас здесь раскопки ведутся?

Барышня посмотрела на него оценивающе и, по-видимому, сочтя его откровенным перестарком, с кислым видом ответила:

- Я вообще-то не в справочном бюро работаю! Вам Троицкий раскоп нужен, что ли?

- Может, и Троицкий, - одарил ее улыбкой Майкл. – Где сейчас археологи работают.

- Они там всегда работают, кроме зимы, конечно. Идите вон туда, за Софийку! – девушка показала рукой. – Золотую маковку видите?
- Вижу.
- Вот за ней уже и Троицкий. Там все разрыто, как весной на огородах.

- Спасибо! – поблагодарил Майкл. – Вы очень доходчиво объяснили. – Он поправил на плече ремень сумки и двинулся в указанном направлении.

Для читателя, который не знает, чем раскоп отличается от раскопок, поясню: раскопки – это процесс добывания археологических артефактов, а раскоп – место, из которого эти артефакты извлекаются. Троицкий раскоп Великого Новгорода славится большим числом уникальных находок, открывших миру неизвестные детали истории Древней Руси, и в первую очередь – обилием прекрасно сохранившихся берестяных грамот, проливающих свет на многие неясные моменты этой истории. Майкл читал в свое время Карамзина и Соловьева, читал и «Повесть временных лет», да и Верочка многое ему рассказывала, так что он был в курсе, что именно здешние бояре и воеводы пригласили на княжение варягов Рюриков, что, впрочем, некоторые историки неоднократно оспаривали, называя «Повесть» заказной легендой. Со слов Верочки, однако, раскопки варяжскую версию все более и более подтверждали.

Людей на раскопе он увидел немного. Точнее сказать, совсем мало. Лишь на одной из многочисленных вскрытых площадках трудились две молодые женщины в светлых косынках, мужчина средних лет, с чеховской бородкой и в шляпе «а-ля Максим Горький» и десяток разновозрастных школьников. Майкл подошел и поздоровался. Мужчина, работавший штыковой лопатой, оторвался от дела и посмотрел на него. Чеховского пенсне на нем не было.

- Здравствуйте! – ответил он и, вытерев со лба пот, вернулся к работе. Остальные трудящиеся и голов не подняли. По-видимому, любопытствующих здесь хватало.

Майкл присел на корточки, спустил с плеча сумку.
- Извините, - сказал он. – Вы из Академии или из университета?

Чехов-Горький, глянул на него, не прекращая работы, подбрасывая выкопанную землю школьникам, которые старательно перебирали ее песочными совочками.

- Из Академии. А что?
- Сюда лет пятнадцать назад приезжала Вера Уварова, из ЛГУ. Не знали такую?

- Вера Уварова? Студентка?
- Нет, аспирантка.

Археолог покачал головой.
- Не припомню такой. Сюда много народу наезжало лет пятнадцать назад.

- А сейчас?
- Сейчас сами видите. – Он все-таки прервал копку и, опершись на заступную ручку лопаты, промолвил: - Денег нет, платить нечем. А нынче даже студент совсем другой пошел – бесплатно трудиться не желает-с! Вот ребятишки, слава Богу, из школьного лагеря за интерес к нам ходят. Что будет дальше, сам не знаю.

- А вы, наверное, из института Янина?

Собеседник посмотрел на Майкла удивленно, хотя и с неким уважением:
- Вы Янина знаете?

- Ну, прямо не знаю, но слышал о нем и читал. Будто бы он точно доказал призвание варягов. Что это не легенда, а так и было на самом деле.

- В общем-то да. Нашли берестяную грамоту с договором на княжеиие. Но вы извините, мне работать надо. – Археолог вновь вонзил лопату в неподатливую сырую землю.

- Если можно, я бы хотел поработать с вами, - сказал Майкл. – У меня есть несколько свободных дней. Когда-то я тут работал, вместе с Верой Уваровой.

- Без проблем, - спокойно ответил ученый-землекоп. – Приходите завтра в девять, лопата найдется. Вы где остановились?

- Еще нигде.
- Тогда рекомендую… Недорогая и вполне приличная гостиничка.

Майкл проработал на раскопе пять дней, узнал, что человека в шляпе зовут Григорий Зиновьевич, а женщин – Таня и Маша, и что за один только месяц они нашли две берестяные грамоты, деревянную ложку и целую кучу глиняных черепков. За них можно было порадоваться, как и за всех других, вчерашних и завтрашних, и послезавтрашних искателей утерянной истины и реставраторов минувших дней и старины глубокой. Однако, перелопачивая историческую новгородскую землю, беседуя с археологами, завтракая или ужиная в ресторанчике при гостинице, думал он всегда только о Верочке, вспоминал, как хорошо ему было с ней здесь, в Великом Новгороде, как сидели они с ней вечерами на берегу Волхова, слушали перезвон колоколов Софийки, смотрели на лимонный закат и на теплоход, плывущий в…   «Мы теперь всегда будем вместе, правда?» - говорила Верочка. «Конечно! – отвечал ей Майкл. – Пока течет эта река, пока плавает по ней этот теплоход, пока садится в нее это солнце. Пока мы есть на этом свете, мы будем вместе». И обнимал рукой ее хрупкие, но сильные плечи. Волхов и теперь нес свои быстрые воды так же, как годы назад, и солнце садилось в него все также. Но не было на нем теплохода, и не было рядом Верочки. Что-то сломалось в этом мире, что-то разладилось, и похоже – разладилось очень сильно и не сейчас, а много, много лет назад.

На шестой день Майкл почувствовал, что не может больше находиться в Новгороде, слишком разбередили ему душу воспоминания; он попрощался с археологами и вернулся в Петербург, на Васильевский остров. Там его ждал сюрприз в лице бомбилы Николая. Тот заявился к нему, едва Майкл появился в квартире: видно, сообщила сестрица-домохозяйка, которой Майкл оставлял ключи.

Слегка походив для приличия вокруг да около и выкурив пару сигарет, Николай предложил Майклу «непыльную», как он сказал, работенку. Некий его дружбан (с оттопыренными пальцами) купил в Германии новый «БМВ» и попросил Николая перегнать его в Питер, за что пообещал заплатить две тысячи долларов. Причем перегон через Польшу и растаможку на границе организует продавец (там у него все схвачено), и проблема только в доставке машины на берега Невы.

- А в чем проблема? – не понял Майкл. – Езжай в Брест, садись за руль и кати себе не спеша. Дорога до Москвы, вроде, приличная. За пару-тройку суток спокойно доберешься. Зачем тебе со мной делиться?

- Если б оно так было! – вздохнул таксист. – Дорога-то хорошая, да соловьев-разбойников на ней больно много. Они дорогу поделили: на каждом участке своя банда, и у всех полная информация с границы – что гонят, куда гонят… То ли погранцы им сливают, то ли таможня… А, может, и те, и другие. Подержанные тачки просто налогом облагают, а новые… - он безнадежно развел руками. – Новую могут и экспроприировать. Поэтому главное там правило – не останавливаться. Надо гнать, гнать и гнать! Вот мне и нужен напарник. Будем по очереди кемарить и гнать без остановки. Одному не выдержать.

- Ты уже ездил? – спросил Майкл. – Перегонял?

- Нет, - признался Николай. – Кореш рассказывал. Я с ним и думал ехать, да его менты на днях взяли. Связался с какими-то барыгами, что-то им перевез – оказалось, криминал, его и замели.

- А «БМВ» - не криминал?
- Думаю, нет. Там же граница, таможня… Ворованные по-другому возят, по другим каналам. Ну, что, по рукам? Ты парень, вроде, толковый, сработаемся.

Николай протянул Майклу широкую крепкую ладонь и с надеждой заглянул ему в глаза.
«А что? – подумал Майкл. – Время все равно куда-то надо убить. Да и тысяча долларов на дороге не валяется. Поедем! Прокатимся по России!»

- Расходы и доходы пополам! – твердо сказал он, пожимая протянутую руку.
- Все расходы оплачивает заказчик, - радостно пояснил напарник. – А доходы – само собой! По куску на брата.

- Договор будет?

- Какой договор? – опешил Николай. – Ты чё, с Луны свалился? Это ж не фирма! Это дружбан! Сказал «два куска», значит, два куска. А попробует кинуть – я его так урою, мама не узнает. Так что будь спок, дело верное! Да, забыл спросить: а права-то у тебя есть?

- Есть! – усмехнулся Майкл. – Тут ты будь спок. – Он решил, что гаишникам будет показывать свои старинные советские права, а если серьезно придерутся (мол, просроченные), покажет американские. Он уже знал, что в новой России их по-факту признают, хотя официального закона на этот счет нет.

Из Петербурга они выехали через три дня, поездом. Майкл, естественно, охотно взял бы билет в купейный вагон (спальных в этом поезде не имелось), но Николай настоял на плацкартном – из соображений экономии. Майкл не стал особенно спорить, ему даже интересно было в упор посмотреть на российский люд эпохи Ельцина и Чубайса: где, как не в плацкартном вагоне увидишь его без прикрас, словно под увеличительным стеклом? Разве что в общем, но это уже на большого любителя. Впрочем, в этом поезде и общих вагонов не было – только купейные и плацкартные.

Думаю, читатель простит, если я опущу подробное описание вагонного люда – неимущих выпускников провинциальных школ, возвращающихся после неудачной попытки поступить на бюджетное место в питерский вуз, таких же небогатых петербуржцев, едущих к белорусским родственникам за дешевыми продуктами, неунывающих, говорливых цыганок, окруженных незнающими несвободы черноглазыми цыганятами, прокуренными и проспиртованными дембелями с шальными глазами, ну и конечно – «бывших интеллигентных человеков» - учителей, врачей, научных работников, а ныне - «челноков», людей с одинаково заостренными, озабоченными лицами и уже почти одинаково потерянными для породившей их общественной прослойки. Читатель и сам легко вспомнит этих и близких к ним персонажи не такого уж далекого нашего прошлого, а если по молодости лет и не вспомнит – не беда. Молодости свойственно смотреть вперед и набивать собственные шишки, уроки прошлого ей не указ.

Для Николая поездка в плацкартном вагоне была самым заурядным, привычным делом. Он живо развернул на доставшейся ему верхней полке пахнущий прокисшими щами матрас, застелил его выданной проводницей влажной простыней мышиного цвета, проделал такую же нехитрую процедуру с подушкой и победно уселся у окна, с деловым видом выставляя на столик бутылку «гжелки» и приготовленную супругой дорожную снедь в виде жареной курицы, малосольных огурцов и сваренных вкрутую яиц. Для Майкла же все здесь было внове. Его отец, худо-бедно, входил в двадцатку ведущих конструкторов Союза, и жизнь семьи Мелосов протекала, мягко говоря, в несколько иных условиях. Достаточно сказать, что их дача находилась рядом с дачей второго секретаря обкома. Армейскую службу Майкл тоже проходил недалеко от дома, в Ленинградской области, так что ездить на поездах дальнего следования ему не пришлось. Поэтому вначале его охватила оторопь от вида бесконечного вагона, пропитанного неистребимым запахом мочи из постоянно занятого туалета, набитого шумными людьми, свисающими с полок матрасами, баулами и чемоданами, от бьющей по мозгам шлягерной музыки, изливаемой откуда-то с потолка невыключающимися репродукторами, от спертого, жаркого, липкого воздуха, который никак не освежали приспущенные оконные рамы.

Нижняя полка, на которую он осторожно присел рядом с Николаем, была тоже жаркой и липкой. «Я и России, оказывается, не знаю! – с невольным удивлением подумал Майкл. – Хоть и вырос тут, и жизнь прожил». А Николай тем временем уже разделал складным ножом птицу, нарезал хлеб, раскупорил бутыль.

- Девочки, прошу к столу! Давайте знакомиться! – по-хозяйски обратился он к попутчицам, двум дамам, занявшим противоположные полки купе. Одной из них на вид было лет сорок пять, второй лет тридцать. Судя по полупустым баулам, каковые они уже успели упрятать в ящик под нижней лежанкой, это были как раз «челночницы». Дамы жеманиться не стали, тоже выставили на стол свои припасы и емкости для напитков.

- Любовь Андреевна. Можно просто Люба, - представилась старшая.
- Надя, - скромно назвала себя младшая.

Наши герои тоже назвали себя. При этом Майкл, естественно, назвался Михаилом. Первую, как водится, за знакомство и выпили.

Женщины оказались бывшими учительницами. Любовь Андреевна преподавала химию, Надя – литературу.

- Зарплаты даже на коммуналку не хватает, да и ту месяцами не платили, - привычно объяснила смену профессии Люба и засмеялась. – Не в путаны же было идти! Годы не те!

При этих словах мужчины невольно посмотрели на Надю, и молодая литераторша пунцово зарделась, опустив ресницы.

- Так вы в Варшаву? – спросил Майкл. – А что же на этом поезде? Он ведь идет только до Бреста.

- А так дешевле, - пояснила химичка. – От Бреста до Тересполя можно доехать на электричке. А там поменять деньги и пересесть на польский «особовый».

- Похоже, вы уже не в первый раз едете?
- Я – да, второй год катаюсь. А вот Надя – в первый раз. Все держалась, не хотела из школы уходить. А нынче муж потерял работу, совсем жить не на что стало.

Надя подняла глаза – удивительно голубые и чистые – и смущенно улыбнулась.
- Я думаю, все скоро наладится, - произнесла она не слишком уверенным голосом. – Но у меня дочка… Ей нужны витамины… А вы зачем едете?

Майкл было открыл уже рот, чтобы на прямой вопрос дать прямой ответ, однако Николай под столом больно наступил ему на ногу и ответил вместо него:

- А мы на свадьбу едем! – радостно заявил он. – Племянник мой женится! Михаилу он двоюродным братом приходится.

Майкл с вынужденной глуповатой миной кивнул в знак согласия, и Николай тут же предложил выпить за успех всех намеченных предприятий.

- Ну и как вам Польша? – обратился Майкл к Любови Андреевне. – По сравнению с Россией.

- А что мы там видим? – усмехнулась та. – Вокзал, базар, опять вокзал! Ну, конечно, на каждом шагу «Проше, пани!», «Дзенькуе бардзо!» Ну, почище немного… А по сути – все, как у нас: такая же безработица, такой же бандитизм!

- Бандитизм? – удивился Майкл. – Вас пытались ограбить? Прямо в Варшаве?

- В Варшаве нет, там мы всегда группой держимся. А вот в поезде, пока до границы доедешь – надо быть начеку. Проводники, видно, с ними заодно, куда-то исчезают, и эта шпана несется по вагонам, как ураган. У них ключи, отмычки, какие-то другие инструменты… Запирай, не запирай – откроют, ворвутся! Только если железной проволокой дверную ручку примотаешь, только это и спасет. Они бы и проволоку сорвали, да у них времени нет – граница близко.

- А проволоку с собой возите?
- С собой. Первый раз ехала без проволоки – ворвались!

- Ограбили?
- Баул с трикотажем забрали и туфли итальянские, которые я для себя самой купила. Сволочи! Туфли особенно было жалко.

«Учителя ездят в Польшу за трикотажем, а кто же учит детей? – задал себе Майкл мысленный риторический вопрос. – Думает ли о чем-то правительство этой страны? Или там тоже шпана со связками ключей и отмычек?»

Николай вдруг засобирался выйти в тамбур покурить. При этом он так настойчиво и твердо пригласил Майкла составить ему компанию, что тот предпочел согласиться: видно, сказать что-то хочет.
Однако в тамбуре уже стояли два солдата. Судя по нашивкам, они проходили службу в строительных частях – как и Майкл когда-то.

- Как служится, молодежь? – учтиво спросил Майкл.

- Нормально, - ответил один из них, губастый, с оттопыренными ушами, глянув исподлобья. Второй, узколицый, с нагловатым прищуренным взглядом, добавил с откровенным «подкатом»: - На пиво вот только не дают!

Майкл сунул руку в карман, нащупал пару бумажек и протянул узколицему:
- Держи! Сам служил в стройбате, знаю!

Парень с некоторым недоверием посмотрел на купюры и, оценив наконец их стоимость, признательно промолвил:
- Ну, спасибо, отец! Ну, ты человек! Толян! (Это уже приятелю.) Кончай смолить! Гоним в кабак!

Стройбатовцы исчезли за громыхнувшей дверью. Николай уже курил, стоя у приоткрытого межвагонного прохода.

- Что хотел сказать? – спросил Майкл.
- А то и хотел! – Николай посмотрел на него взглядом мастера-наставника, поучающего салагу-ученика. – Не забывай, куда мы едем и зачем. И трезвонить об этом на весь вагон не стоит. Кто знает, кто у нас в соседях за перегородкой? Да и дамочки эти могут на кого-угодно работать!

В глазах Майкла зажглись насмешливые искры.
- Окстись, Коля! Козьму Пруткова-то из себя не строй!

- Какого Пруткова? – не понял таксист-бомбила.
- Да был такой деятель, который по каждому поводу говорил: «Бди!» Дамы эти такие же бандитки, как мы с тобой священнослужители: я тоже в людях разбираюсь. Но так и быть, буду хранить конспирацию. Свадьба так свадьба! Мне как-то все равно.

Взгляд Николая помягчел, а в тоне голоса даже зазвучали примирительные нотки.
- И еще… Зря ты этим пацанам денег дал. Пропьют и опять просить придут. И станешь врагом, если не дашь.

- А я и дам, - спокойно сказал Майкл. – Не обеднею. А пацаны будут знать, что мир не без добрых людей. Глядишь, и сами когда-нибудь кому-нибудь помогут.

- Ты не баптист случаем? – насторожился соратник.
- А вот детали моей конфессиальной принадлежности обсуждать давай не будем. Да и твоей тоже. Кури дальше, а я пошел. С Надей полюбезничаю!

Вернувшись в купе, Майкл обнаружил там, кроме оставленных им петербуржских учительниц-челночниц, дородную цыганку лет тридцати пяти, одетую в просторное цветастое платье с коротким рукавом. В ее жгуче-черных волосах алела искусственная роза, на загорелых пальцах рук желтели золотые кольца. Сдвинув на столе посуду и остатки снеди, цыганка раскладывала засаленные карты, не переставая комментировать появление той или иной картинки, а обе женщины напряженно следили за движением ее рук и внимали ее словам.

- Прошу прощения! – произнес Майкл тоном скорее насмешливым, чем извиняющимся. – Я не помешаю вашей черной магии?

Цыганка обернулась к нему и, цепко оглядев, промолвила:
- Зря смеешься, молодой, красивый! Знаю я, какая забота тебя гложет, знаю, что ты ищешь. Долго еще будешь искать, а когда найдешь – в руки оно тебе не дастся. Из далекой страны ты приехал, и уедешь в далекую страну. – И, заметив, как дрогнуло лицо мужчины, добавила властно: - Не спрашивай меня ни о чем, больше ничего не скажу. Сядь и не мешай!

Люба и Надя молча смотрели него, ожидая, когда он выполнит повеление гадалки. Майкл тихонько опустился на край лежанки, у двери, и цыганка вернулась к картам.

Нетрудно было понять, что гадает она Наде. Слова лились при этом самые заурядные, избитые и затертые – не менее затертые, чем карты, которые мелькали в руках цыганки. Но молодая женщина слушала ее, широко раскрыв глаза и не сводя с гадалки их пристального взгляда. Гадалка как гадалка. Но откуда она узнала про его поиски? И про далекую страну!

Вернулся из тамбура Николай, пропахший сигаретным дымом.
- Эй, ромны! – без обиняков обратился он к цыганке. – Давай-ка двигай отсюда, не дури русским женщинам голову!

Та и бровь не повела, продолжала свою ловкую, загадочную работу.

- Брысь, я сказал! А то ментам тебя сейчас сдам, за мошенничество.
- Да что вы, Николай! – не выдержала Любовь Андреевна. – Что вы раскомандовались? Вам не нравится, идите еще покурите! Вы не у себя дома.

Николай как-то осекся, посмотрел на притихшего Майкла и тоже опустился на виниловую сидушку – напротив него.

- Вот так и дурят наших баб, - громким шепотом заключил он. – А они и рады!

Цыганка тем временем закончила манипуляции с картами и, глядя прямо в голубые, тревожные глаза Нади, объявила отчетливо и бескомпромиссно:

- Изменяет тебе твой муж. Но еще не все потеряно, еще осталась любовь в его сердце. Если хочешь сохранить семью, возвращайся немедленно домой. Если сегодня не вернешься – все потеряешь!

На бирюзу глаз наплыли слезы, набухли, рухнули водопадами по щекам, бледные губы задрожали…

- Не плачь, красавица! – уже другим голосом, задушевно и ласково вымолвила гадалка и, поднявшись на ноги, положила руку на плечо молодой женщины. – Выйди на ближайшей станции и поезжай домой. Еще успеешь!

Она быстро собрала карты, сунула их куда-то в кофту и вмиг исчезла – словно ее и не бывало, но, проходя мимо Николая, успела коротко и больно садануть его носком туфли по голени и прошипеть на «романи чиб» какое-то непонятное ругательство. Николай охнул, скривился, но не вскочил, за ней не рванулся. Лишь пробормотал: «Вот чертова баба! Ведьма цыганская!» Однако сочувствия он ни в ком не вызвал. Любовь Андреевна пыталась успокоить свою молодую товарку, которая утирая кулаком слезы, кинулась собирать свои вещи; Майкл сидел в прострации и думал о Верочке. Что имела в виду цыганка, сказав, что, когда он найдет то, что ищет, но получить его не сможет? Так найдет он Верочку или не найдет? Или это просто наобум она сказала, чтобы впечатление произвести?

На ближайшей станции Надя сошла. В купе воцарилось какое-то напряженное молчание, нарушаемое только очередным шлягером, льющимся из неумолчного репродуктора, стуком разболтанных колес и разговорами в соседних отсеках.

- А не сходить ли нам в ресторан? – подал голос Николай. – На бок, вроде, еще рано залегать. А, Михаил?
Майкл неопределенно пожал плечами. Он как-то еще не успел проголодаться, да и «гжелка» опорожнилась лишь наполовину.

- А мы с собой возьмем! – понял его мысль напарник. –Чё деньги зря тратить! Вы не возражаете? (Это уже к Любе, то бишь, к Любови Андреевне.)

- Мне-то что? – пожала та плечами. – Бутылка ваша, берите. А я прилягу как раз. Устала что-то, с этой гадалкой!
- Во, во! – обрадованно поддержал ее Николай. – Я ж говорю – ведьма!

Он умело запечатал бутылку, сунул ее в карман, и наши герои двинулись вдоль бесконечного переполненного вагона, мимо свисающих с полок простыней и босых ног, мимо вереницы людских бед, радостей и разочарований, навстречу новым приключениям.

Однако никаких новых приключений с ними в этот день не случилось. Если не считать того, что Майкл как-то неожиданно для себя опьянел (Николай взял в ресторане еще одну бутылку водки) и утром не мог вспомнить, как вернулся в свой вагон и какие песни пел по дороге. Николай уверял, шел он нормально, почти не качался, а пел исключительно на английском языке. Что именно пел, Николай конкретизировать не смог, ибо не силен был в этих заграничных «роках» и «попах», но приметил, что особенно выразительно его новоиспеченный напарник выговаривал словечки «естеди» и «елоу сабмарин», да еще и бормотал что-то в паузах на этом же заморском наречии.

- Ты что, Мишаня, английский хорошо знаешь? – пытливо поинтересовался он, созерцая как Майкл пытается прийти в себя с помощью стакана горячего чая, принесенного ему сердобольной учительницей химии. – Или так, ерунду всякую нес?

- Наверное, ерунду, - пожал тот плечами. – Я не помню. И не называй меня Мишаня. А то мне придется звать тебя Колян. Мы же интеллигентные люди. – Майкл посмотрел на Любовь Андреевну и слабо улыбнулся. – Спасибо вам! Человеком становлюсь!

Она улыбнулась в ответ и вдруг спросила:
- Извините, Михаил, а кто вы по профессии?

Он опять улыбнулся:
- Вы будете смеяться, но я математик.

- Что же тут смешного? Хотя, конечно, в наше время, наверное, и математики никому не нужны, как и химики. Но вы, конечно, не в школе работали?

- Не в школе.
- А сейчас? Работаете?

- Сейчас я в отпуске.
- Как я вам завидую! Нормальная работа! Нормальный отпуск! – Женщина глубоко вздохнула. – Я себе этого уже и представить не могу. Это уже не вернется.

- Вернется! – с мрачной поспешностью заявил Николай. – Возьмем автоматы и все вернем!

- Наивное заблуждение! – возразил Майкл. – Вернуть вообще ничего нельзя. Время необратимо. Так, как было, уже никогда не будет. Будет что-то другое, и, в конечном счете, будет лучше, чем было.

- Ой, не верится! – покачала головой Любовь Андреевна. – Цены растут, дети беспризорничают… Откуда у вас такой оптимизм?

- Из общих соображений. Если что-то ухудшается, то потом оно должно улучшиться. Иначе не будет прогресса.

- А с чего ты взял, что в нашей стране должен быть прогресс? – с прежней мрачностью спросил Николай. – Кому он у нас нужен? От нас с тобой ничего не зависит, а у тех, кто при власти, задача единственная – хапнуть и утащить в норку, желательно – за бугор. О каком прогрессе тут можно говорить?

Неизвестно, до каких градусов накалился бы этот «глубокомысленный» спор, но по вагону вдруг разнесся зычный голос проводницы: «Подъезжаем! Через двадцать минут Брест! Белье сдавайте! Кто не сдаст, не выпущу!» Народ кинулся стаскивать с подушек наволочки, набивать в них простыни и полотенца, собирать свои дорожные вещи, доставать с полок и из рундуков чемоданы и баулы. У каждого впереди были свои хлопоты и свои заботы, и каждый (тайно или явно) надеялся, что жизнь ему хоть чуть-чуть улыбнется. Если не завтра, то послезавтра.

Забота Майкла сидела глубоко в его сердце, не отпуская ни на минуту, и никак не была связана с прибытием в город-герой Брест. В текущем деле он полностью полагался на Николая, и его ничуть бы не даже не огорчило, если бы оказалось, что договоренность о проходе баварского авто через польско-белорусскую границу кем-то сорвана, и им придется возвращаться в Питер несолоно хлебавши.  Что же касается Николая, то для него сия проблема являлась в данный момент насущнейшей, поэтому, едва ступив на вокзальный перрон, он заторопился к ближайшему телефону-автомату – звонить некоему Олегу, местному «кадру», который должен был этот проход обеспечить. Мы опустим описание поисков упомянутого, ныне архаичного, средства связи, а также попутных, рутинных заморочек с обменом русских денежных знаков на белорусских «зубров», «медведей» и прочую живность. Все это мало интересные технические детали, сухой же остаток свелся к тому, что «БМВ», который им предстояло гнать к берегам Невы, еще не покинул берегов Вислы. По каким-то неясным, сугубо «польским» причинам. Местный «кадр» без особой уверенности спрогнозировал, что «бауэрн» прибудет дня через два, или через три. Николай на это матюкнулся, а Майкл индифферентно пожал плечами. Его личный запас времени позволял не принимать задержку близко к сердцу.

- Ничего не поделаешь, - сказал он. – Надо искать отель. Вон какая-то рекламка висит: отель «Молодежная», Комсомольская, 6! Наверное, где-то рядом.

- Придется! – хмуро согласился Николай. – Клоповник, небось, еще тот! Знаю я эти вокзальные «отели».

Они спросили дорогу у местного милицейского, и вскоре, пройдя по длинному виадуку над железнодорожными путями, очутились на маленькой площади, где и увидели типичную советскую гостиницу: унылое двухэтажное здание с покосившейся вывеской над входной дверью и с угрюмого вида решетками на окнах первого этажа.

«И что я буду здесь делать двое суток? – грустно спросил себя Майкл. – Смотреть телевизор, пить пиво и вести бессмысленные разговоры с Николаем?»

- Ты как хочешь, а я хочу посмотреть Брестскую крепость, - объявил он, когда, покончив с формальностями, временные напарники поднялись на второй этаж и вошли в свой номер, такой же унылый, как и все здание, и пропитанный застарелым запахом карболки.

- Брестскую крепость? – Николай посмотрел на него с легким недоумением. – Оно тебе надо? Ну, сходи, если хочешь. Я кино видел. Наши там, конечно, сражались геройски… Но по сути-то, без всякого смысла! Все начало войны Сталин просто просрал! У него, видите ли, договор был с Гитлером!.. А в Питере сколько людей положили!.. – Николай в отчаяньи махнул рукой. Было видно, что тема эта для него болезненна, пронизана выстраданным, личным. Майкл уже знал, что напарник его был коренным ленинградцем, и что его родители пережили блокаду.

- Все так, - согласился он. – Но раз уж мы здесь, и у нас есть время надо сходить. Места, где люди проявляли героизм – они какие-то особенные, в них осталась энергетика. Это как в намоленном храме. Люди умирают, а молитвы и подвиги остаются.

- Сходи, сходи! – вяло согласился петербуржец. – Блажен, кто верует! Только давай сначала пожрем где-нибудь. Там внизу, вроде какая-то забегаловка была.

В этот момент в дверь постучали и в номер вошел молодой человек лет двадцати, лопоухий, с отрешенным взглядом бесцветных глаз и с веером фотографий в руке. Другой рукой он сразу же принялся жестикулировать, как это делают глухонемые. На фотографиях были изображены обнаженные девушки – в самых пикантных позах, их имена – Нина, Зоя, Олеся… - и номер телефона – одинаковый у всех.

- Телок предлагает! – догадался Николай. – А что, это идея! – Он взял в руки фотографии. – Вот эту Олесю я бы с удовольствием отымел! Что скажешь, Михаил? Время все равно убить надо.

Майкл пожал плечами:
- Твои дела. Ты человек взрослый. Я, кстати, могу в другом номере поселиться. Или в другом отеле. Чтобы тебе не мешать. – Он был даже рад такому повороту. Общение с Николаем большого удовольствия ему не доставляло, но демонстративно селиться врозь он не хотел, чтобы не обижать напарника. А тут повод сыскался.

- Лады, - согласился таксист. И, помахав фотографией Олеси перед лицом глухонемого сутенера, спросил: - Сколько? Я спрашиваю, сколько эта телка стоит?
Тот невозмутимо ткнул пальцем в номер телефона – мол, звони и все узнаешь, и вопросительно посмотрел на Майкла. Майкл ответил ему ироническим взглядом и отрицательным движением головы: «Спасибо! Не стоит беспокойства».  Парнишка собрал веер в колоду и исчез за дверью.

Николай снова полюбовался девушкой на фотографии и хмыкнул, предвкушая удовольствие:
- Хороша, ****ешка, а? Ох, оторвусь! Ох, оторвусь!

Девушка и впрямь была хороша: тугая, русая коса, глубокие, выразительные глаза, чувственные, припухлые губы, высокая, заостренная грудь… Чем-то она невольно напомнила Майклу Верочку, и у него что-то сдавилось в груди.

- Ты звони, не затягивай! – посоветовал он Николаю. – А то кто-нибудь перехватит. В той пачке ее фотка была не одна. Сейчас этот немой ее еще кому-нибудь впарит. Или уже впарил. Будешь в очереди стоять!

- И то! – согласился Николай и кинулся к телефону. Майкл же, вскинув на плечо свою сумку, которую еще не успел разобрать, вышел из номера. Он решил поискать другую гостиницу, поприличнее, а заодно выяснить, как добраться до крепости.

В ближайшем киоске, еще сохранившем вывеску «Союзпечать», Майкл приобрел туристскую карту Бреста и, развернув ее, увидел, что городок этот весьма невелик, и заблудиться в нем невозможно. От того места, где он находился, до крепости можно было дойти пешком за полчаса, однако Майкл счел, что спешить ему некуда, и решил первым делом определиться с отелем. Он обратился с вопросом к киоскерше, и она посоветовала ему гостиницу «Беларусь», более приличную, чем привокзальная «Молодежка», но менее дорогую, чем претенциозный «Интурист». Через те же полчаса неспешной ходьбы Майкл вышел к набережной тихой речки, которую он по началу принял за знаменитый Буг, но которая оказалась его притоком по имени Мухавец, и увидел искомое здание гостиницы. Свободный одноместный номер в ней нашелся без труда, но установленный еще с советских времен «единый час заселения» (12-00) в «Беларуси» блюли неукоснительно, и Майклу пришлось почти час сидеть в вестибюле на продавленном диванчике в ожидании выдачи ему ключа. Заселившись, он принял с дороги душ, оставил в номере сумку и отправился на поиски обеда. Проще всего было посетить гостиничный ресторан, но день выдался жаркий и душный, а кондиционера в ресторане конечно не оказалось, и Майкл предпочел выйти на улицу и поискать какое-нибудь кафе на свежем воздухе. Таковое нашлось неподалеку от отеля, почти на берегу Мухавца. Майкл расположился за столиком под тенистым навесом, заказал обед и в ожидании его сидел с бокалом прохладного пива и смотрел, как дети кормят утят булкой. Картина была забавная, потому что дети – мальчик лет семи и девочка лет пяти – бросали в воду большие куски булки, а мама-утка ловко и деловито отщипывала от них куски поменьше и разбрасывала их в разные стороны, чтобы каждый утенок мог получить свою долю.

Как-то неожиданно к столику приблизился довольно нелепый субъект: мужчина лет сорока-сорока пяти, давно нестриженный, но недавно побритый (без особого, впрочем, старанья), одетый, несмотря на жару в темно-серый пиджак и полосатые бесформенные брюки. На голове у него красовалась оранжевая бейсболка, а босые ноги были обуты в готовые развалиться сандалеты, подвязанные веревочками. Один карман пиджака был оторван и болтался на последней нитке, а пуговиц не было вовсе. Мужчину легко можно было принять за бомжа, однако запаха, характерного для данной категории наших сограждан, он не издавал и, по-видимому, был обыкновенным местным забулдыгой.

- Доброго здоровья! – то ли поздоровался, то ли просто обозначил свое появление обладатель оранжевой бейсболки.

- И вам того же, - вежливо ответил Майкл.
- Ну и жара сегодня! Вы разрешите с вами в тенечке посидеть?

- Садитесь! Места хватит. – Майкл сделал небольшой глоток и поставил бокал перед собой. Мужчина присел на краешек кресла напротив Майкла, грустно проследил за его движением и едва заметно шевельнул губами.

Подошла официантка, справная блондинка в национальном белорусском наряде, взглянула на нового клиента неприязненно:
- Шагай отсюда! Сегодня не подаем!

Мужчина с искательной полуулыбкой посмотрел на Майкла
- Принесите ему пива! – попросил Майкл. – За мой счет.

Официантка хмыкнула, пожала плечами и ушла.
- Спасибо! – поблагодарил незнакомец. – Вы хороший человек.

- Пока не за что. Принесет – поблагодарите. Правда, я не спросил, какое именно пиво вы предпочитаете.

- Я предпочитаю то, которое у меня в стакане, - вздохнул абориген. – А в такую жару желательно, чтоб оно было из холодильничка. Вы не думайте, я не бродяга какой-нибудь, не попрошайка. Я вообще-то работаю, в депо, но сегодня у меня выходной. Представляете, у человека выходной, а жена заначку сперла! Вот змея! Нашла и молчком сперла!

- Действительно, змея! – согласился Майкл и опять отпил свое пиво. Тем временем дама в народном наряде вернулась и с подчеркнутой небрежностью поставила перед его собеседником – нет, не бокал – высокий пластиковый стакан, наполненный янтарной жидкостью с пенной шапкой наверху. Труженик депо подвинул стакан к себе и жадно припал к нему, не отрывая от стола. Опорожнив его таким образом наполовину, он оторвался от пластика, блаженно перевел дух, вытер рукавом губы и посмотрел на Майкла.

- Ну, спасибо! Хорошего человека не грех и дважды поблагодарить. Сёмой меня звать, Семеном то есть. А вас как?

- Михаил, - ответил Майкл. – Есть хотите? А то мне сейчас принесут, а одному как-то неловко. Особенно, если при голодном.

- Спасибо! - вежливо ответил Сёма. – Поесть я как раз поел. Борща благоверная наварила. А вот пивка, если вас не разорит, я бы еще попил.

- Нет проблем.
Майкл подозвал официантку и попросил повторить.

- Вы, как я понимаю, приезжий? – то ли спросил, то ли констатировал Сёма,  приложившись опять к недопитому стакану.
Майкл утвердительно кивнул.

- Наверное, крепость приехали смотреть?
Майкл опять кивнул.

- Я так и понял. У нас тут приезжают либо, кому в Тересполь надо, то есть, в Польшу, либо в крепость. Но те, которые в Тересполь, они в городе не задерживаются, садятся сразу на электричку – и понеслась! А крепость – это да! Крепость – она сурьезности требует, тут без суеты. Суета при ловле блох хороша, а крепость надо смотреть вдумчиво. Только нынче она закрыта, на ремонт, на реставрацию.

- Вот как?! - брови Майкла удивленно приподнялись. - Как это закрыта? Ее что, забором обнесли и ворота на замок закрыли?

Сема посмотрел обиженно.
- Нет, конечно. Какие ворота? Просто экскурсий нет. Но если хотите, я вас сам повожу, я все про крепость знаю.

- А вы давно здесь живете? – спросил Майкл. – В Бресте, я имею в виду.
- Я-то? – Сёма снова посмотрел на него с обидой. – Это я-то? Да я родился здесь! В Бресте меня каждая собака знает! Да мой батяня эту крепость как раз и защищал!

«Это уже интересно! – сказал себе Майкл и посмотрел на собеседника с легкой, но нескрываемой усмешкой. – Живы еще дети лейтенанта Шмидта, живы!»

- С этого места поподробнее! – попросил он. – В каком году вы родились, Сёма?
- В пятидесятом.

Тут подошла официантка с подносом, чинно поставила перед Майклом заказанную им парную телятину с грибами и с неодобрительной миной сунула Сёме второй стакан пива.

– Постыдился бы попрошайничать! – И обратившись к Майклу, добавила: - Зря вы его привечаете! И зря слушаете! Наплетет он вам сейчас с три короба. И про отца-героя и про мать!.. Детдомовский он, из подкидышей, не было у него ни отца, ни матери.

- Ну, детдомовский! – мотнув головой, согласился Сёма. – Но не подкидыш! Мне десять лет было, когда батя помер, от ран боевых скончался, а следом и маманя с горя Богу душу отдала. Я все помню, что папаня рассказывал: как он фрицев бил, как на прорыв шел… Ты, Зинаида, не позорь меня перед человеком! И принеси еще стаканчик!

Зинаида вопросительно посмотрела на Майкла. Майкл кивнул в знак согласия. Он уже решил, что в крепость пойдет завтра, а сегодня можно развлечься, послушать, что насочинит этот самозваный сын придуманного им же героя. В его бокале еще оставалось, он отпил и взялся за телятину.

- Ну так что тут было с твоим отцом? – спросил он, как-то незаметно для самого себя переходя на «ты». – Как он жив-то остался? Что вообще рассказывал?

- Много чего рассказывал, - отвечал Сёма, пригубляя второй стакан. – Если честно, он не в крепости воевал, а вот тут… - Он кивнул в сторону реки. - На Мухавце. Тут гаубичный полк стоял, мой папаня был заряжающим. А на них немецкие танки перли. Да еще штурмовая пехота. В общем, мало кто выжил. Батя мой в плен попал, потом бежал, добрался до своих, воевал дальше, домой вернулся с орденами… Долгая история! - Он опять отпил из стакана и посмотрел с грустью на Майкла. - Вы, наверное, не верите? Считаете, я все вру? А зачем мне врать? Пивом вы меня уже угостили, больше я не попрошу, а в крепость я вас задаром свожу.

- Ну почему же? - возразил Майкл. - Я верю. Почему бы мне не верить? Только ведь гаубица не предназначена для борьбы с танками. У нее навесная траектория, дальнобойная.

- Вот именно! - кивнул сын героя. - Они должны были немецкую територию обстреливать, то есть, польскую, а на них танки вдруг в упор поперли.

Майкл тоже взглянул на берег реки.
- Тут что, мост был?

- Тут много мостов было. У нас же с Гитлером дружба была. Договор!
- Ну да, - кивнул Майкл. - А точнее, Сталин надеялся опередить Гитлера, первым напасть. Потому тут и гаубицы стояли вместо противотанковых пушек.

- Вот, вот! - опять согласился Сёма. - Потому-то и саму Брестскую крепость немцы взяли чуть не голыми руками. Одних пленных было семь тысяч. Это из девяти-то! В крепости и оружия-то почти не было. Тыща винтовок на девять тысяч солдат! Герои конечно бились насмерть, но без оружия не сильно побьешься. Да и не каждый родится героем.

Майкл доел телятину, допил пиво.
- Ладно, - сказал он, вставая. - Спасибо за рассказ. - И добавил, опять переходя на «вы»: - Если хотите, могу еще пива заказать.

- Спасибо за доброту, но не надо, - ответил бывший детдомовец. - А как насчет крепости? Сводить?

- Спасибо и вам за доброту, - улыбнулся Майкл. - Но я еще не решил, пойду ли, раз она закрыта. У меня здесь и другие дела имеются.


Сёма вяло кивнул и тоже поднялся, держа в руке стакан с недопитым пивом:
- Желаю удачи!

Майкл двинулся в сторону буфетной стойки, чтобы расплатиться: ладная официантка о чем-то судачила там с еще более ладной буфетчицей, и подумал, что в крепость он не пойдет. Безумству храбрых мы, конечно, поем песню, но ведь фактически подвиг этих героев был бессмыслен. И вообще — любой подвиг — это на самом деле попытка покрыть чью-то глупость, трусость или предательство. Войну Сталин выиграл огромной народной кровью, и началась эта кровь здесь, в Бресте. А впрочем, началось все гораздо раньше, в семнадцатом… Но тут Майкл себя остановил, и мысленно сказал с невеселой усмешкой: «Легко быть умным и смелым задним числом. Легко пинать мертвого льва. Так и Гитлера можно оправдать: дескать, он хотел очистить мир от красной заразы. Дай нам Бог хотя бы самим перед собой оправдаться!»