Глава 44

44.

- Видишь ли, моя девочка, - начала миссис Эллона Мэйбл, - эта песня... В общем, ее любил слушать отец Генри, наш капеллан. Да-да, тот самый, я тебе про него уже рассказывала! Знаешь, у него был электронный проигрыватель. Универсальный, с внутренней памятью и дисководом под CD и мини-диски. Там, на этом проигрывателе, было несколько разъемов, он мог его подключить к любой аппаратуре! Но светские песни он слушал нечасто. А вот эту любил. Баллада о Зеленом Берете. Ее пели… многие певцы-мужчины, начиная от автора, штаб-сержанта Барри Садлера. Но отец Генри, почему-то, предпочитал именно эту версию, где поет женщина... Эта самая, кантри-певица. И мне эта песня тоже нравилась. Я даже сама пыталась ее петь. Когда мы с Джоном уже встречались… я однажды исполнила ему эту песню - правда а-капелла, без сопровождения на гитаре или каком-либо еще музыкальном инструменте. Джон тогда так улыбнулся... вежливо. А потом спросил, эдак многозначительно - кому именно посвящается мое исполнение. Вопрос был странный - хотя бы, потому, что мы были с ним тогда наедине, в моем кабинете, который, в кои-то веки оказался свободным! Тогда я сказала, что песня, естественно, посвящается ему - а кому же еще! Он мне ответил, что есть небольшая проблема. Потом отошел в сторонку, к стене, где стоял его рюкзак. И достал оттуда кеми-восьмиклинку, в пиксельном камуфляже - это такой, где пятна по краям обозначены... квадратиками, что ли... Джон ее надел и сказал, что морпехи не носят беретов. Их головной убор только такой... И менять его, ни один из них, не согласится ни за что, и ни на что. Ни на берет, ни даже на неуставной «стетсон», как у некоторых кавалеристов. Морпех носит кепи... Ну, или панаму, если работает в поле. Или фуражку, при парадном мундире. И все.

Элли на секунду замолчала. Девочка не рискнула подать голос. Она просто ждала, пока ее Старшая приведет себя в чувство. Молодая женщина взяла стакан с водой, одним глотком допила его содержимое и продолжила.

- Я тогда… выскочила, как ошпаренная, из моего же собственного кабинета, вся в слезах! Тогда я на него очень сильно разозлилась. Ревела – там, в коридоре, в самом его конце. Там у нас было устроено нечто вроде «зеленого уголка», с монстерами и прочими такими… высокими растениями в горшках. Мы - в смысле, медики госпиталя - договорились там не курить и не хулиганить как-нибудь иначе. И приходили туда… ну, просто, чтобы успокоиться и поразмышлять – обычно каждый сам по себе, редко вдвоем, на поплакаться в жилетку особенно доверенному лицу. У меня такой человек был. Он тогда меня спас… Не дал мне порвать с тем, кого я полюбила. Это был…

Миссис Эллона Мэйбл сделала паузу такого... нервного окраса. То ли действительно, для того, чтобы собраться с мыслями, то ли приглашая свою воспитанницу продолжить недосказанную мысль. Лиза, естественно, предпочла второй вариант.

- Это был он, - с уверенностью в голосе заявила девочка. - Отец Генри, ваш капеллан!

- Все-то ты знаешь, моя милая! – улыбнулась Элли. – Все-то ты понимаешь!

Она погладила девочку по голове. Лиза прикрыла глаза и улыбнулась. А ее Старшая вздохнула и продолжила

- Отец Генри тогда услышал, что в «зеленом уголке» кто-то проливает горькие слезы. Пришел и утешил, как он выразился, погрустневшую душу. В смысле, меня он так назвал, там и тогда. А потом... привел туда Джона. Он нашел его в моем кабинете. Джон остался там, как он выразился, караулить помещение, на всякий случай. Отец Генри вернулся с ним ко мне и сделал ему серьезное внушение. Аккуратно и тактично - так, как умел это делать только он один! Тогда отец Генри усадил его рядом со мною – я при этом демонстративно отодвинулась, прямо таки скользнула по дивану в сторону… на полфута, не дальше. И смотрела вовсе не на того, кто оказался наравне со мной и рядом, хотя Джон, по ходу речи нашего капеллана, все время на меня виновато оглядывался. Но я глядела только прямо перед собой - в смысле, на отца Генри, но никак не на него. Вот принципиально! А наш капеллан говорил о том, что Зеленый Берет, тот, что из песни, не столько принадлежность U.S. Army Special Forces*, чей лозунг De Oppresso Liber** уважают во всем мире, сколько образ, символ мужества всех тех, кто служит своей стране active-duty*** в пресловутых hot spots****. В общих для них covert missions*****. А уж какой именно головной убор носит каждый из них, согласно форме одежды и боевому функционалу, принципиального значения не имеет. При этом, отец Генри сообщил адресату своей речи, крайне смущенному бойцу нашей славной морской пехоты, что сам этот берет обозначает готовность истинного бойца отказаться от подчинения глупым правилам, в том числе и армейским. Рассказал, что этот берет попал в войска, как раз из-за свободомыслия их командира, который, невзирая на запреты, принципиально надел его на парад и добился решения о признании его официальным головным убором сил специального назначения******.

На этом месте своего рассказа миссис Эллона Мэйбл усмехнулась, как бы подтверждая своей эмоцией неопровержимый факт торжества неотразимых аргументов капеллана. Видимо то, что убедительная победа в этом споре осталась именно за отцом Генри, было для нее принципиально важно.

- В общем, нашему капеллану удалось приструнить одного доблестного морпеха, - заявила она с торжествующей улыбкой на лице. – Джон так и сидел рядом со мной на диване, в этой своей кепи-восьмиклинке, в их фирменном-форменном головном уборе. Все время этого спича, пока отец Генри стоял перед нами и тратил на нас – в основном на него! – свое красноречие. В итоге, Джон смущенно покраснел, а потом… позволил себе нечто невообразимо бестактное!

Здесь она улыбнулась с нежностью.

- И… что же натворил твой… жених? – уточнила девочка.

- Ну… тогда женихом он вроде бы как не числился, - чуть смущенно пояснила Элли. – В смысле, еще не числился. Но уже имел к этому определенную… склонность. Поскольку, для начала сказал: «Я все понял!» После этого Джон повернулся ко мне и произнес: «Элли, извини!» А далее… Он снял с себя свою кепи, нахлобучил ее мне на голову, а потом… притянул меня к себе, обнял и поцеловал. В губы и при священнике! Как тебе такое нравится?!

- Не знаю… - Лиза смутилась. – Наверное, это было приятно… тебе. Но лично я бы посопротивлялась такой наглости! Хотя бы так… символически!

Девочка подняла руку на уровень своего лица и показала пальчиками мизерную дистанцию этого самого сопротивления – символического и предполагаемого. Молодая женщина усмехнулась, эдак одобрительно.

- Ну, если честно, то все примерно так и было! – ответила она. - Конечно же, я сопротивлялась этому самому… «нарушителю глупых правил»! Даже стукнула его несколько раз, по спине… обнимая его в ответ!

- А что священник? – поинтересовалась Лиза.

Она не то, чтобы ожидала от героя-священнослужителя какого-нибудь скандала - в стиле: «Покайтесь, грешники, блудники и блудницы! Неделю вам епитимьи… на гауптвахте!» Но все-таки, ей было очень интересно, как именно отреагировал именно этот служитель Господа на подобное... почти что развратное поведение своих духовных чад!

- А что, священник? – произнесла ее Старшая - вся в эдаком показном, комически-ханжеском смущении - повторив слова своей воспитанницы, правда, уже с другой интонацией. – Священник посмотрел на нас… Сурово так посмотрел! Я, кстати, с самого начала этой… обнимательной агрессии, одним глазом своим поглядывала на отца Генри, не вмешается ли он в ситуацию. Но наш капеллан…

Она рассмеялась таким… счастливым смехом доброго воспоминания. И продолжила.

- Отец Генри возвел очи горе – визуально, куда-то под потолок, дальше просто некуда было глядеть обычным нашим… человеческим зрением! – сказала она, улыбаясь искренне и радостно. -  Потом воздел длани к сводам – то есть, поднял руки, ладонями на уровень лица, одну к другой, раздвинув их на уровень плеч. И сказал…

Элли набрала своим внешним видом – не только лицом! – максимально возможное количество визуально отображаемого ханжества. И произнесла следующее.

- Господи! – сказала она, обращаясь куда-то туда, ввысь, к незримому Субъекту, находящемуся где-то там, Свыше! – Благослови этих детей… как я благословляю их!

Молодая женщина улыбнулась и при этом выразительно глянула на свою воспитанницу. Лиза отреагировала на этот ее заинтересованный, условно вопросительный взгляд чуточку смущенной улыбкой, со своей стороны. Элли  как-то удовлетворенно кивнула ей, отвернулась от своей юной собеседницы чуточку в сторону, и завершила свое выступление эффектной кодой.
 
- А потом, - сказала она, - отец Генри рассмеялся так… по-доброму. И перекрестил нас обоих, обнимающих друг друга. А после этого еще раз усмехнулся, покачал головой, махнул рукою нам, так сказать, на прощание. И ушел. Давая нам возможность самостоятельно обговорить все наши… спорные вопросы. В перерывах между поцелуями!

- Он любил вас, - тихо произнесла Лиза. Обозначила крошечную паузу, и продолжила, делая свой вывод из всего услышанного:
- Любил вас обоих. И он очень-очень хотел, чтобы вы с Джоном были счастливы.

Элли замолчала на целую минуту. Она замерла на полудвижении поворота головы в сторону девочки. И теперь, кажется, пыталась справиться с несколькими проблемами одновременно.

Лиза замерла, читая невысказанное. Или же придумывая самой себе возможность и умение все это... прочитать, понять, принять и осмыслить в личной своей рефлексии.   

Судя по всему, миссис Эллона Мэйбл хотела:
1. Подавить внезапную свою реакцию на слова воспитанницы...
a) В смысле, вернуть обратно слезу, которая застыла в нерешительности в уголке ее левого глаза, забыв о том, что путь у нее только один - вниз и по щеке...
b) И еще, одновременно с этим, убрать слезный спазм из горла.
2. Вернуть воспитаннице свое внимание взглядом... 
3. Коснуться рукой той самой девочки. которая была так неосторожна со словами и смыслами.
a) То ли для того, чтобы притянуть ее к себе - для объятий...
b) То ли для того, чтобы ударить ее - за дерзость.

Пункт второй, в перечне ее немедленных желаний, можно было выполнить, даже не реализуя пункта первого. Но в этом случае, возможность показать, продемонстрировать девочке свою адекватность и стрессоустойчивость накрывалась, образно выражаясь, туманом сомнения... А с подлинным-истинным содержанием пункта третьего тоже необходимо было как-то определиться... 

Подпункт 3b) со стороны молодой женщины мог показаться весьма эффектным решением проблемы главенства, подчинения и неуместности некоторых… высказываний. Однако подпункт 3a) мог быть использован для позитивного решения проблемы. Поэтому Лиза предпочла остановиться именно на этом варианте.

Однако девочка не угадала. Совсем.

Ее Старшая тяжело вздохнула. Она развернулась к своей воспитаннице всем своим телом – ногами влево, на девяносто градусов, передвинувшись в ту самую позицию, в которой девочка ее утешала прежде - и отодвинулась назад, откинулась на ту же стену, что и несколько ранее. Прикрыла глаза. Застывшая в неопределенности слеза скользнула по щеке вниз - но только она одна, соло и без аккомпанемента. В том числе, звукового и ожидаемого. 

- Элли…- растерянно произнесла девочка. – Я что, тебя обидела?

- Нет, - тихо отозвалась ее Старшая. – Ты сказала правду, просто…

Она снова вздохнула, открыла глаза и посмотрела на свою воспитанницу весьма сочувственным взглядом.

- Напугалась? – спросила она. – Думала, я врежу тебе, наотмашь, разобью тебе лицо… Просто, чтобы не заморачиваться применением розог и прочего, да? 

- Нет… - Лиза отрицательно мотнула головой. – Я же знаю, ты любишь меня!

- Что никак не мешает мне применять к тебе средства, которые любой разумный человек посчитает недопустимыми, - прокомментировала молодая женщина ее предполагаемые мысли. – Лиза… Я помню, что я себе позволяла… И что я, наверняка, еще позволю себе… в отношении тебя!

- Это неважно! – тихо, но уверенно произнесла девочка. – Важно, чтобы ты не обижалась… А если обиделась, то простила… меня! Пожалуйста!

- Ой, бедная ты моя девочка… - вздохнула Элли. – Ну, с чего ты решила, что тебе есть, за что просить у меня прощения?

- Я тебя люблю, - ответила Лиза. – И я хочу, чтобы ты была счастлива. И если мои слова, дела или даже намеки… Если они тебя обидели - мне больно!

- Правда – штука колючая. Но боль от нее - это неизбежная боль. Ты причинила ее мне, но… Я тебе за нее благодарна. 

Так сказала миссис Эллона Мэйбл. Она коротко кивнула своей юной собеседнице, подтвердив тем самым факт своей благодарности. И еще, факт принятия сказанного девочкой, без обид.

- Ты права, - сказала Элли, - отец Генри любил нас обоих. И не считал наши отношения какими-то безнравственными, потому и благословил нас. И мы… тоже любили его.

- Ты… вспомнила прошлое? По этой причине ты так рассердилась на то, что показывали по телевизору, да? – уточнила девочка.

 - И да, и нет, - ответила ее Старшая. - Песня, которую ты услышала... Она когда-то пробуждала во мне только хорошие воспоминания. Но... так уж совпало, что я теперь, наверное, очень долго не смогу ее слушать.

- Почему? - спросила Лиза. - Неужто из-за того, что эту песню вставили в фильм про техасцев? Они ведь, наверное, тоже не имеют права носить этот самый... зеленый берет, да?

- Ой, девочка моя! - грустно улыбнулась Элли. - Мне нет смысла к этому придираться! Журналисты, в том числе и те, кто готовят телепередачи, как правило, знают выбранную ими тему «по верхам», и не задумываются обо всяких тонкостях и частностях. Скорее всего, они рассуждали примерно так же, как отец Генри. Принимая Зеленый Берет как символ доблести всех наших бойцов, которые воевали за границей. Не в этом дело...

- А в чем?

Вопрос этот девочка задала... настойчиво - наверное, даже слишком. Однако, адресат этого самого вопрошения нисколько не сочла себя задетой этой настойчивостью. Скорее, наоборот, она приняла очередной вопрос своей воспитанницы как повод для объяснений. Вполне искренних и... наверняка, необходимых. Для нее самой.

- Ты помнишь, на каком куплете я не выдержала и сорвалась?

Встречный вопрос миссис Эллона Мэйбл произнесла достаточно спокойным тоном голоса. Девочка сразу же нахмурилась. Однако вопрос был задан. Ее Старшая, почему-то, очень хотела знать мнение своей воспитанницы именно по этому поводу.

- Я помню, - ответила Лиза.

Сразу же после этой вводной фразы к ожидаемому ответу, девочка взяла себе паузу - небольшую, всего на несколько секунд - для раздумья, вызванного попыткой придумать некий хотя бы условно правильный ответ. Нейтральный и соответствующий: с одной стороны - правде-истине и фактическому содержанию текста, который девочка толком даже не смогла понять; с другой стороны - состоянию ее, Лизы, Старшей, которое все еще было достаточно неопределенным и несколько далеким от обычной нормы. В общем, мысленно обозначив примерное содержание продолжения спича, девочка позволила себе перейти к сути.

- В том куплете, - сказала она, - я поняла совсем немного. Слова там... какие-то странные. Кто-то там... «чистил путь». И перечислялось, кто именно участвовал в этой миссии... которая, зачем-то была тайной, скрытой ото всех. Но я из всех тех, кто это делал, поняла только про тюленей. Однако как они все это делали, а самое главное, зачем... Прости, но я никак не могла сообразить. Этот куплет... он про какой-то секретный зоопарк? Куда привезли дрессированных тюленей и еще кого-то, им в компанию, чтобы скучно не было? Или это про какой-то цирк?

Ее слова произвели на молодую женщину очень странное впечатление. Миссис Эллона Мэйбл расхохоталась эдаким искренним смехом облегчения. Отсмеявшись, она резко подвинулась вперед, обхватила свою воспитанницу, расцеловала ее в обе щечки. Потом отодвинулась на дистанцию в стиле «руки на плечи» и ласково потеребила пальцами только что расцелованные места.

- Умница ты моя! - безапелляционно заявила она. - Господи, какое же ты чудо! Так забавно обыграть своей иронией всю эту историю! Причем искренне, безо всякого глума и издевательства! Браво, моя дорогая!

- Элли... Я снова сказала что-то не то? - Лиза смутилась. - Какую-то глупость, да? 

- Ну, в принципе, конечно же, так! - усмехнулась ее Старшая. - Но только примерно. Во всяком случае, меня ты развеселила! А что еще нужно, правда?

Она снова притянула девочку к себе, на дистанцию нос к носу - в буквальном смысле этих самых слов. И ласково коснулась ее - вот так вот, кончик носика молодой женщины задел самый-самый кончик носика одной девочки, позволяющей себе столь занятно иронизировать над серьезными вещами. А потом Элли еще и повертела головой своей из стороны в сторону - чуть-чуть, самую капельку! - обозначив коротенькую серию быстрых касаний-задеваний, щекотных до смешного поморщивания, улыбки и... чиха в самом конце!

В смысле, чихнула именно Лиза. Едва успела чуточку отодвинуться и прикрыться ладошкой, чтобы, пардон, не забрызгать свою Старшую. Впрочем, Элли была на нее вовсе не в обиде. Сама она отодвинулась на несколько более протяженную дистанцию, а после подала своей воспитаннице то самое полотенце, которое девочка предоставила ей чуточку ранее. Лиза смущенно привела себя в порядок и вернула сей утирательный предмет обратно. Молодая женщина снова отложила его в сторонку и подальше, чтобы не мозолил глаза, а потом взяла девочку за руки и улыбнулась ей, откровенно и чуточку смущенно.

- Прости меня, Лиза! - сказала она. - Я просто хотела тебя повеселить, так сказать, в порядке благодарности. Ты... лучший лекарь для моей души, какого я могла бы отыскать! Спасибо тебе!

- Ты мне... льстишь, вот! - откликнулась девочка на ее восторженно-благодарную реплику. - А я ведь, кажется, действительно сказала глупость!

- Глупость! - подтвердила ее Старшая. - Но забавную! И лекарственную... для меня!

- Просветишь? - поинтересовалась адресат ее восторгов. - А то, лично я так и не поняла всего, что успела здесь для тебя... наюморить! Вот! А я хочу знать, над чем ты сейчас смеялась! Вдруг... надо мной?

- Разумеется, нет! - ответила с улыбкой та, кто взяла на себя многосложный труд по ее, Лизы, воспитанию. - Я смеялась над тем, как ты, обычный ребенок... Ну, хорошо, не такой уж обычный - просто весьма отдаленный от наших армейских глюков и тараканов мозгового обитания - поняла слова, связанные с нашим сленгом! Это так мило! И даже в чем-то точнее, чем буквальное понимание... ситуации!

- Ну, так расскажи мне! - настойчиво попросила девочка. И добавила:
- Пожалуйста!

- Видишь ли, Лиза,- начала ее Старшая очередную серию своих пояснений - увы, совершенно необходимых, просто из соображений элементарной справедливости! - В том куплете... В общем там идет перечисление множества подразделений и служб, связанных с проведением специальных операций за границей. Все они, в общем, работают на общий результат... Вернее, должны работать. На самом деле, получается... очень даже по-разному, так что, реальное взаимодействие спецслужб, несмотря на наличие координирующих органов, типа SOCOM, время от времени превращается в грустно-веселый цирк, зоопарк и карнавал одновременно. Я сама с таким не сталкивалась, но Джон несколько раз говорил мне об этом, примерно этими словами - естественно, без подробностей, тех самых неприятных случаев накладок и неразберихи, в которых ему довелось участввовать и наблюдать их изнутри. Лиза, ты... действительно, ментат, раз сумела считать такую подробность нашего с ним... прошлого!

- Я... Не считывала ничего подобного! - возразила девочка. - В смысле, не считывала ничего такого специально. Просто... подумалось. Именно этими словами. Не знаю, почему.

- Что же касается, тюленей, - продолжила Элли, - Это просто аббревиатура. Составное слово, сокращение. Sea, air и land. Так называют флотских боевых пловцов, которые могут действовать и на море, и в воздухе, и на земле. Вместе получается Navy SEALs. Звучит, как «тюлени». Кстати, когда пловцы работают в аквалангах, они действительно чуточку похожи на морских... зверушек!

- Теперь понятно, - чуть смущенно улыбнулась девочка. - SOCOM командует, все прочие им подчиняются. А «тюлени» из песни это просто боевые пловцы. А «чистить путь» они выходят...

Лиза намеренно оборвала фразу, приглашая свою Старшую ее закончить - как бы возвращая адресату своих слов применение этого риторического приема. Ответ молодой женщины не заставил себя долго ждать.

- Они выходят в полном вооружении, - ответила Элли, - и очищают дорогу от любого противника, который может оказаться на пути. Обезвреживают мины, ловушки... Уничтожают врагов, укрывшихся в засадах. Такова их работа - жестокая, безжалостная и эффективная... чаще всего. 

- Бывают исключения? - уточнила Лиза.

- Бывают, - Элли отвела свой взгляд. Но пауза, которую она взяла себе была очень короткой. Просто потому, что она решила выговориться, рассказав своей воспитаннице главную суть проблемы - обозначив ее раз и навсегда, точно и без прикрас: 
- Именно они, все вместе, должны были спасать Джона и его бойцов. Обязаны были вытащить их из плена - живых или мертвых! Джон так и говорил мне, что даже если он погибнет на войне, я смогу его достойно похоронить.

- Прости... - Лиза огорченными глазами посмотрела ей в лицо. Но миссис Эллона Мэйбл, встретившись со своей воспитанницей взглядом, продолжила разъяснения их непростой ситуации - той, что случилась там и тогда. Ситуации, о которой девочка имела неосторожность ей напомнить.

-  Их так много... - с горечью произнесла Элли. - Всех этих специальных команд, бойцы которых прошли огонь, воду, медные трубы и всевозможные «горячие точки» на карте мира. Но никто из них так и не смог мне помочь. А их командование...

Она сделала паузу, а потом... Нет, не всхлипнула. Просто тяжело вздохнула и сделала вывод, горечью в тысячу хинных единиц... если не горше.

- Их командиры предали Джона и его ребят, - сказала она. - Или струсили... Или же и то, и другое вместе. Ты ведь помнишь... после чего я ревела и неслась по обледенелой зимней дороге, перед тем, как повстречала тебя?

- Помню, - девочка утвердительно кивнула головой. - В тот день... тебе отказали в продолжении поисков. И ты почти отчаялась.

- Не почти, а совсем, - холодно поправила ее Старшая. - И меня в ту холодную ночь спасла только встреча с тобой. И я не устану благодарить Бога за то, что Он подарил... нас с тобою друг другу. И еще...

Она снова замолчала, собираясь с мыслями. И девочка не рискнула ее торопить, до тех самых пор, пока молодая женщина сама не продолжила свою речь.

- В той песне, которую я когда-то любила... Там есть еще один куплет. Я хочу, чтобы ты его услышала... в моем исполнении. Так будет проще и понятнее. Понимаю, - добавила Элли, - я не самая талантливая певица в штате Мэн... Но ты ведь потерпишь, да?

- А вдруг мне понравится? - улыбнулась Лиза. - И вызову тебя «»на бис»?

- Ну, это вряд ли! - смущенно произнесла адресат ее комплимента. - Не думаю, что тебе так уж придется по вкусу мой вокал. Но все равно... Слушай!

Молодая женщина слегка откашлялась, приводя свой голос в порядок. Потом выпрямилась и... буквально выдохнула первые слова куплета.

While back at home a young wife waits
Her Green Beret has met his fate
He has died for those oppressed
Leaving her this last request*******

Голос молодой женщины звучал иначе, чем вокал певицы, чья песня была использована при монтаже телевизионной программы. То, как пела ее, Лизы, Старшая, понравилось девочке гораздо больше - возможно, по той простой причине, что исполнение a capella отличалось смещением звучания в сторону низких обертонов. Ну и еще, во время своего пения Элли гораздо четче произносила окончания слов, так что уловить содержание песни в ее исполнении было куда как легче! Вот только то, о чем она сейчас пела...

Смысл текста был более, чем ясен. Даже слова о том, что герой песни «погиб за угнетенных», имели четкую и однозначную коннотацию-отсылку к той речи, которую когда-то для двух поссорившихся влюбленных произнес отец Генри, капеллан военного госпиталя. Человек, который для ее, Лизы, Старшей был не просто духовным наставником... Он для нее был - и оставался! - кем-то куда более значимым и дорогим. Наверняка, именно ему она поверяла все свои самые тайные мысли - те, что обычно принято скрывать от окружающих.

Да... Вряд ли миссис Эллона Мэйбл что-то утаивала от него на исповеди. Да и в повседневном общении, когда приходила в его капелланский закуток просто для того, чтобы выпить чаю и поболтать, а вовсе не для покаяния...

Тем временем, ее, Лизы, Старшая уже перешла к финалу этой самой песни. 

Put silver wings on my son's chest
Make him one of America's best
He'll be a man they'll test one day
So have him win the Green Beret
Have him win the Green Beret********

Повторив крайнюю строчку припева, Элли замолчала. Кажется, глаза у нее снова были на мокром месте. Впрочем, на этот раз она сдержалась и, буквально задавив внутри себя слезный спазм, смогла даже прокомментировать то, что она сейчас пропела.

- Лиза, милая! – сказала она. – Помнишь, мы с тобою говорили, насчет того, чтобы я тебя удочерила? И ты мне тогда отказала, помнишь?

- Помню! – кивнула головой Лиза. И добавила смущенно:
- Прости…

- Тебе не за что просить у меня прощения, - ответила ее Старшая. – Ты была абсолютно права. Ведь ты действительно любишь меня вовсе не так, как свою маму. И я, похоже, люблю тебя вовсе не так, как свое собственное дитя, а совсем иначе. Собственный ребенок… он растет и формируется, как личность, с подачи родителей… особенно матери! Именно под ее контролем, особенно когда дитя совсем еще малое и несмышлёное! Родитель может влиять на свое дитя с самого рождения! Ну… я так думаю! А ты…

Элли улыбнулась ей – такой странной, особенной улыбкой, с оттенками радости, удивления и восхищения одновременно.

- Ты свалилась на меня нежданно-негаданно, - сказала она. – Вся и сразу, такая, как ты есть! Девочка-ментат, моя личная загадка и… подарок Свыше мне во утешение! 

Элли мягко коснулась ее щеки, самыми кончиками пальцев. Лиза хотела, как обычно, поймать ее руку губами. Но в этот раз отчего-то не решилась. Впрочем, кажется, ее Старшая поняла это и приняла как приглашение выразить все, что она хотела, полностью и до конца. Элли кивнула головой, в знак принятия этого предложения.

- Я люблю тебя, Лиза! – произнесла она. – Но я прошу тебя… Постарайся понять: то, что мы вместе и рядом, вовсе не заменит мне исполнения обычного и нормального женского желания – продолжить жизнь любимого мужчины через дитя, рожденное от него и для него. А мне, увы, некому надеть на грудь Silver Wings - серебряный значок парашютистов Army Special Forces. На память об отце…

- Элли, я же сказала, что твой муж вернется! – воскликнула девочка. – И у вас с ним будут дети! Все случится именно так! Обязательно! Ты знаешь, что я ментат. А значит, я иногда чувствую все так, как оно есть на самом деле. Пожалуйста, поверь мне!   

- Ой, милая моя девочка… - Элли притянула к себе Лизу и обняла ее. – Как же я хочу, чтобы ты оказалась права…

Продолжать успокоительные заверения девочка не рискнула. Просто потому, что все уже было сказано. А для того, чтобы дополнить свои речи иными аргументами, необходимо было иметь нечто более наглядное, чем общие ощущения и предположения о благоприятном развитии ситуации – в итоге ее разрешения, которое случится… Бог Весть когда!

Вечер… завершился вполне ожидаемо. Укладыванием одной юной и весьма пострадавшей – хотя телесно вылеченной! – персоны в постель, со всеми возможными церемониями. Кажется, Элли чувствовала себя теперь очень неловко, после всего, что случилось за день. Поэтому молодая женщина все время смотрела на свою воспитанницу и как будто бы извинялась. Ну… или готова была извиниться, при первом же намеке на свою предполагаемую неправоту.

Лизе от этого тоже было весьма неудобно. Но как снять эту неловкость, она не знала. Встречные извинения, с ее стороны, разумеется, были совершенно неуместны. Объясняться – тоже было бессмысленно, поскольку все слова были уже сказаны, и вроде бы произносились самым доброжелательным и правильным тоном. Оставалось… переспать с этой проблемой. Причем, каждой из них самостоятельно. Поэтому девочка позволила своей Старшей себя раздеть… А далее осмотреть ее, Лизу, снова, на этот раз при полном электрическом свете, непоследственно под лампой, на предмет наличия – вернее, отсутствия! – зримых подтверждений полученных ею в этот день жестких болевых воздействий. Не обнаружив у нее на коже ничего такого, яркого и предосудительного, Элли подала ей ночную рубашку. Ну, а дальше, после того, как ее воспитанница надела-натянула сие одеяние, предназначенное для путешествия в Страну Морфея [имеется в виду древнегреческий бог добрых сновидений, а вовсе не то, что некоторые подумали!], Элли снова обняла ее. Причем девочка буквально кожей своей чувствовала все невысказанные извинения и сожаления, которые ее Старшая стеснялась произнести вслух. Ее, Лизу, это, в общем-то, устраивало. Поскольку смысла в них она не видела вовсе. И вполне себе радостно улеглась в постель, как только ее отпустили.

Однако и там ее не оставили. Погасив все лампы в ее, Лизы, комнате – кроме ночника! – миссис Эллона Мэйбл опустилась перед ее постелью на колени. Она долго молилась – не принуждая, впрочем, свою воспитанницу к этому душеспасительному занятию. В результате девочка снова почувствовала определенную неловкость и даже задумалась о том, что в следующий раз, скорее всего, присоединится к своей Старшей, в этом ритуальном действии - если уж не рядом с ней, на коленях, то, во всяком случае, здесь в постели. Лиза подумала, что Элли охотно научит ее какой-нибудь молитве, читаемой по-латыни, помимо тех, которые известны ей со времен приютской жизни. И даже, возможно, переведет ее, разъяснив смысл тех слов, которые сейчас звучали для девочки красиво, таинственно-странно и совершенно непонятно. Приняв для себя такое... предварительное решение, Лиза даже успокоилась и дослушала сие религиозно-мистическое выступление своей Старшей перед Богом вовсе даже без прежней своей аккуратно скрываемой иронии или неприязни, каковые - что уж греха таить! - время от времени переполняли ее в отношении всевозможных религиозно-обрядных процедур. Все-таки нет лучшей прививки от Веры, чем нелепая и дурацки устроенная обрядовость, к которой принуждают те, кого ты не уважаешь, презираешь и даже порою ненавидишь!

Кстати, подобное осознание пришло к девочке впервые. И она отчего-то подумала, что если бы знакомство с основами религии ей устроил покойный капеллан, благословивший ее, Лизы, Старшую и одного отважного морпеха, то она, Лиза, относилась бы к религиозным догматам с куда большим уважением! И не имела бы никаких проблем в личном общении с Тем, Кого миссис Эллона Мэйбл рекомендовала ей как адресата любых искренних прошений духовного плана.

Эти мысли... подвигли ее на реализацию двух идей - ну, помимо возможного составления молитвенной компании для своей Старшей, приблизительно завтра вечером. Прежде всего, как только миссис Эллона Мэйбл закончила молиться и выпрямилась, Лиза тут же потянулась-нагнулась в ее сторону и все-таки поймала поцелуем ее руку - ту самую, которой молодая женщина только что осеняла крестным знамением, сначала на себя, потом на свою воспитанницу. Элли, конечно же, несколько смутилась, но скорее порадовалась ее, Лизы движению, обозначавшему явное уважение к тому самому религиозному жесту. Миссис Эллона Мэйбл пожелала девочке спокойной ночи, Лиза ответила ей тем же самым. И молодая женщина отправилась к себе в комнату, аккуратно притворив за собою дверь.

В общем, это было как бы во-первых. А во-вторых...

Во-вторых случилось спустя несколько минут после того, как Элли поднялась к себе. Все это время девочка напряженно вслушивалась в то, что происходило там, за дверью. В смысле, не идет ли ее, Лизы, Старшая обратно - вдруг ей захочется продолжить свои увещевания, по какому-либо поводу... Ну, или возникнет у нее желание снова поведать воспитаннице какую-нибудь историю из времен своего военного или же медицинского прошлого! Однако нет, все было тихо. Наверное, миссис Эллона Мэйбл и впрямь, легла спать. И это давало возможность...

Лиза припомнила, как она делала все это в прошлый раз - в смысле, прикинула примерный алгоритм действий, после которых все у нее получилось. Вспомнила, вроде бы, все, что нужно. А значит, теперь имело смысл приступать уже к самой процедуре... обращения-вызова.

Снова посыл изнутри, внутреннее движение в сторону адресата этого самого обращения. Прикрыть глаза, представить себе Флоранс - такую, какой она, Лиза, ее запомнила по прошлому визиту в ментальное пространство своей Старшей. Да-да, ту самую... Блондинку в белом. Темнокожую, с глазами нестерпимо яркого оттенка серого цвета.  Представить ее... для начала как картинку. Затем представить себе, как она, картинка, становится все более объемной. Как она оживает... И как, в итоге, из этих объемных контуров, нарисованных памятью и воображением, выходит - вот прямо сейчас, шагнув вперед! - ее, Лизы странная знакомая, ментальная пленница миссис Эллоны Мэйбл. Выходит и замирает в неком... живом и вещественном пространстве условно серого цвета. Зависает, как в дымке, в полушаге от исходного контура-портала, за которым начинается... пространство ее тюрьмы. То самое, куда более неопределенное и потому подверженное ее влиянию. Сейчас эта странная ментальная сущность - заблудшая душа! - стоит на максимально возможном удалении от тех условных ворот, что ведут в некое измерение-пространство-вещество, где Флоранс может чувствовать себя комфортно. Ну, более или менее. Ментальная узница стоит вся в напряжении, удерживаясь в этом месте усилием воли, в ожидании продолжения - со стороны той, кто призвала ее образ своим воображением.

Теперь имеет смысл обратиться словесно - видимо, это необходимая часть ритуала, который может провести ее, Лизы, душу в глубины того самого ментального пространства. Туда, где Флоранс обитает много лет подряд и где она успела построить целую серию занятных виртуальных декораций, оставляющих для имеющегося здесь подобия органов чувств некую иллюзию-отголосок реального мира.

- Флоранс, я желаю говорить с тобою! – обозначает девочка прежнюю формулу своего обращения. - Прошу тебя, позволь мне войти! Клянусь, я не причиню тебе зла!

Адресат ее обращения отвечает молчаливым кивком головы и далее рука темной сущности тянется к той, кто ее призвала. Но девочка, отчего-то, вовсе даже ее не страшится, и спокойно протягивает руку в ответ.

Касание... ощущается как некий теплый вихрь. Который, подобно браслету, начинает навиваться на руку девочки, а после... Расширяется, обволакивает ее и превращается в некий полупрозрачный кокон, сотканный из призрачной материи лунных грез. Он и вправду, светится лунным светом, все ярче и ярче. И тянет, тянет девочку к тому порталу, куда сейчас отступает ментальная узница.

Вот уже Лиза внутри этого неописуеого пространства, которое состоит из осколков-корпускул, которые суть воспоминания и волн, которые суть былые чувства и ощущения твоей Старшей. Движение ускоряется и, внезапно...

Странное ощущение, новое и резкое. Толчок в ноги - снизу, будто ты приземлилась после прыжка. Легкое замешательство, на грани головокружения и...

Свет вокруг. Теперь - вот прямо сейчас - ты стоишь на холме. В том смысле, что ты, кажется, только что поднялась на него по пологому склону. Под ногами у тебя песчаная дорожка-тропинка. Справа-слева от нее невысокая трава - ярко зеленая, весенняя...

А впереди перед тобой некое подобие низенького каменного забора - наверняка, символизирующего старую поговорку: «My house is my castle»*********. Естественно, в этом заборе есть ворота - вернее, небольшая калитка. А там, внутри находится небольшой одноэтажный дом - не из  кирпича, из старого камня. Дом этот окружен цветущим садом. Кажется здесь, в этом самом месте, выбранном для вашего свидания узницей  по имени Флоранс, весна, как раз в самом разгаре. 

Воздух здесь наполнен ароматом цветущих вишен – крупные цветы на деревьях, белые с розоватым оттенком, благоухают именно так! Этот волшебный запах кружит тебе голову, когда ты поворачиваешь ручку калитки, отворяешь дверь и делаешь первый шаг туда, за ограду...

Да! Лиза очутилась внутри этого цветущего сада – зимой, но ведь это же сон, здесь ведь возможно и такое! Прошла легким шагом по дорожке, выложенной розовой узорной плиткой, от самой калитки до крыльца этого маленького дома. Поднялась на крыльцо и… замерла в ожидании.

Нет, ей никто не открыл. Дверь – деревянная-дощатая, на металлических петлях, декоративных, но массивных, доходящих слева почти до ее середины, с ручкой-вертушкой, -  даже не шелохнулась.

Лиза поискала что-то похожее на звонок. Справа, где-то на уровне ее лица, нашлось нечто странное и узорное, за которым с трудом угадывался динамик. Чуть ниже оказался отдельный зеленый выпуклый листок. Девочка догадалась, что это замаскированная кнопка, и надавила на него.

Она не ошиблась. Нет, звонок она не услышала – возможно, там, в доме, прозвучал какой-то другой сигнал. В динамике что-то щелкнуло, а потом зазвучал уже знакомый голос – который так странно был похож на голос ее Старшей, и в то же время так сильно отличался от него.

- Входи, Лиза! Поверни ручку и входи. Там не заперто! Я ждала тебя! 





*Силы специального назначения Армии США

**Из угнетенных – в свободные! – перевод с лат. 

***На действительной службе – перевод с англ.

****Буквально «горячие точки». В смысле, опасные места – перевод с англ.

*****Скрытые миссии. Или «тайные задания» – перевод с англ.

******Согласно официальной легенде, поначалу зеленые береты бойцы сил специального назначения носили неофициально. Их постоянно дергали по этому поводу, за нарушения формы одежды. До тех пор, пока один из их командиров, бригадный генерал William P. Yarborough, не взбунтовался против казенщины. Генерал Ярборо надел зеленый берет на параде в Центре специальных военных операций Форта Брэгг и промаршировал в таком… неуставном виде перед президентом Кеннеди. Его поступок привел генералов в бешенство. Ярборо хотели отдать под суд. Но лично JFK, который до этого был впечатлен подготовкой бойцов, носивших этот головной убор, утвердил зеленый берет, в качестве головного убора сил специального назначения.

******* В то время как он вернулся домой, его ждала молодая жена…
Зеленый Берет встретил свою судьбу
Он погиб, спасая угнетенных
И оставил ей, напоследок, только одну свою последнюю просьбу

********Прикрепи серебряные крылья на грудь моего сына
Сделай его одним из лучших в Америке
Пускай он пройдет через все испытания
Пусть он выиграет Зеленый Берет 
Он выиграет Зеленый Берет

*********«Мой дом - моя крепость!» - перевод с англ.