Ошибка

          I

   Антон не верил в бога. Папа с мамой с детства пытались привить сыну любовь и уважение к вере, семья регулярно посещала местный храм, а религиозные праздники всегда отмечались по всем православным канонам. Мальчик и вправду рос весьма исполнительным, тихим и послушным, однако, как было сказано выше, в бога не верил.

   Однажды отец пригласил сына на прогулку и принялся, как это у них было заведено, озвучивать очередную библейскую притчу. Антон знал ее содержание, но терпеливо выслушал, а по окончании произнес:

   - Спасибо, папа, было очень интересно, но опять совершенно непонятно.

   - Что непонятно, сынок?

   - Кто такой бог?

   Рассуждения, предложенные родителем в виде цитат из «Детской Библии», ничего в сознании ребенка не изменили. «Вот мой папа - я вижу и слышу его, могу взять его за руку или попросить о помощи. Он есть, и мама есть, и сестра, а бога нет. И в парк аттракционов можно попасть только в том случае, если есть деньги. И книжку эту не сам же бог написал» - мысли Антона всегда упирались в неразрешимые сомнения, и уже в десятилетнем возрасте, втайне от всех, он твердо решил, что, повзрослев, уедет в другой город и избавится от обязанности делать то, что не поддается никаким объяснениям. Дров в костер сомнений подбросил за месяц до этого и тот факт, что его лучший друг Славка погиб под колесами мусорной машины, прямо в их дворе. Тогда, сразу после отпевания и похорон товарища, мальчик впервые стал позволять себе задавать отцу подобные вопросы.

   - Папа, ну как же так - почему бог не помог Славке?

   - Сынок, это не нам решать. Наверное, Славик был очень хорошим мальчиком, и господь забрал его к себе пораньше.

   - Куда - на кладбище?

   - Ну, что ты такое говоришь? Конечно же, не на кладбище. Славик сейчас в царствии небесном, он радуется.

   - Чему радуется?

   - Ну, тому, что общается с богом.

   - Ты уже говорил так, но ничего не объяснил. Почему бог всех куда-то забирает? А здесь, на земле, его нет, что ли? Мы же ходим в церковь, и ты сказал, что там можно с ним разговаривать. Я не знаю, что такое дух, папа. Мне все это надоело…

   Сорокалетний преподаватель истории усадил сына на скамью и строго посмотрел в глаза ребенку. Возникшее было желание шлепнуть нерадивого «отступника», он подавил усилием воли. Успокоившись, Эдуард Львович сел рядом и взял Антона за руку.

   - Пути господни неисповедимы, ты же знаешь. Никто не может точно предсказать, что с нами случится завтра, только бог всем управляет. Вот, к примеру, что ты вечером собираешься делать?

   - Уроки… Если машина не задавит.

   - Антоша, не гневи бога, вечно ты пытаешься дерзить. Ты только что слушал притчу, но так ничего и не понял. Я думаю, что тебе было бы полезно сходить сегодня в храм. Купим в лавке пару свечей, помолимся. Идём?

   - Мы же по воскресеньям ходим. Пап, а давай, я не буду туда больше ходить, ну пожалуйста. Подросту и сам все решу, а пока не хочу. И в царствие небесное не хочу, и в церковь. Пошли в кино?

   - Нет, Антон. Не нравится мне твое поведение, и мысли твои не нравятся. Может, друзья так на тебя влияют?

   - Я с ними это не обсуждаю. И вообще, у них дома все по-другому. Ну, пап, пожалуйста, давай, я не буду в церковь ходить…

   Вечером в спальню к Антону пришла мать. Она ласково погладила сына по голове и с грустью произнесла:

   - Сынок, мне папа рассказал, что ты не хочешь ходить в храм. Это правда?

   - Правда, мама. Я еще маленький и ничего из этого вашего не усваиваю. Папа сказал, что хорошо, когда кто-то умирает.

   - Так и сказал? Ты его, наверное, неправильно понял.

   - Так вот и я про это. Вы взрослые, а я хочу с ребятами гулять и играть.

   - Эдик! - Мать обратилась к супругу, чинившему розетку в коридоре. Эдуард Львович плохо разбирался в домашнем хозяйстве, а потому провода, неумело просовываемые им куда-то в стене, то и дело искрили. - А ты не хочешь электричество отключить, а то еще током ударит?

   - Темно же будет, Нина.

   - А фонари на что? Оставь розетку, Эдик, подойди к нам на минутку.

   Отец недовольно поднялся с пола и, бубня что-то под нос, направился к жене. В это самое мгновение один из проводов опустился к своему собрату и, накоротко замкнув цепь, погасил свет во всей квартире. Антон вылез из-под одеяла, протиснулся под кровать и вытащил оттуда фонарик, ловко включил его и гордо протянул горе-электрику.

   - Мам, можно я уже спать буду? Завтра же в школу.

   - Видать, что-то или кто-то мешают тебе услышать голос божий. Ничего, мы завтра все серьезнейшим образом обсудим. Спи, а я тебе молитву прочитаю на сон грядущий.

   Закончив с чтением, Нина Матвеевна прикрыла дверь и принялась еле слышно бормотать что-то мужу. Мальчик быстро уснул.               
               
   Цветные слайды сновидений менялись каждую минуту. Одни, ярко вспыхнув, тут же гасли, другие, напротив, подсвечивались слабо, но оживали и двигались. Спустя какое-то время мальчик проснулся от маминого голоса. Нина Матвеевна заботливо укрывала его одеялом и говорила:

   - Сынок, тебе снится что-то веселое?

   - Мама, ты чего?

   - Ты смеялся во сне, вот я и пришла. Расскажи, что ты видел?

   Антон постарался вспомнить, но не смог. Он взял мамину руку и жалостливо забормотал:

   - Мама, мамочка, не уходи, полежи со мной, пожалуйста.

   Женщина прилегла на край кровати, обняла малыша. Когда тот засопел, тихо поднялась и вышла из комнаты. Эдуард Львович сидел за кухонным столом и пил чай. Прихлебывая из чашки, он исподлобья взглянул на жену.

   - Не нравится мне его мысли, Нина. Ой, не нравятся. Надо будет в школу зайти, с его этой Генриеттой Андреевной познакомиться и побеседовать. Каким-то он слишком независимым, что ли, стал. Ты думаешь, что я это в первый раз от него услышал? Ошибаешься…

   - А почему ты раньше молчал, а? Такое надо на корню пресекать, а не ждать до последнего. Так-то, в основном, он мальчик правильный, но вот эти его мысли. В-общем, так: ты до воскресенья в школу сходи, а я к матушке - она со своей стороны подскажет, что и как.

                II

   В воскресенье родители проснулись раньше обычного. Пока Нина Матвеевна возилась на кухне, Эдуард Львович успел прибраться в квартире и вынести мусор. Неожиданный звонок от школьного учителя сына заставил его прервать работу по хозяйству.

   - Это квартира Мосиных? Простите, не узнала вас, Эдуард Львович. Вы не смогли бы сейчас подъехать ко мне?

   - Конечно-конечно, Генриетта Андреевна, подъедем в течение получаса. Скажу супруге, чтобы поторопилась. Что-то серьезное случилось?

   - Я просто хотела лично с вами переговорить, и лучше без Нины Матвеевны. Маму я приглашу отдельно. Жду.

   Спустя двадцать минут, Эдуард постучал в кабинет классного руководителя сына. Услышав из глубины помещения дежурное «Войдите», он осторожно проник внутрь и застал Генриетту Андреевну, сидящей в кресле возле журнального столика. На столике стоял чайник и два турецких стаканчика на блюдцах.

   Женщина предложила вошедшему расположиться в такое же кресло напротив, а сама не торопясь наполнила стаканы и распечатала коробку с конфетами.

   - Я могу называть вас Эдуардом?

   - Ну… Да, без проблем.

   - Тогда и вы обращайтесь ко мне просто по имени. Хотите конфет? Угощайтесь. - Она протянула коробку и, как бы невзначай, уронила на пол тетрадь, до этого момента лежавшую на подлокотнике. - Ой, простите. Это, собственно, и есть причина моего звонка.

   Эдуард Львович наклонился, чтобы поднять тетрадь и только тогда заметил, что единственным предметом гардероба, в который была облачена женщина, являлся не полностью запахнутый длинный кардиган. В дополнение к этому, ошеломленный мужчина почувствовал запах алкоголя, исходивший от Генриетты.

   - Эдуард, вы в какой школе преподаете?

   - В сорок шестой. Генриетта Андреевна, вы меня для чего пригласили?

   - Ах, да. Мы писали сочинение… Эдуард, мы же договорились - без отчества. Мы писали сочинение на тему: «Все работы хороши - выбирай на вкус». Вы знаете, кем хочет стать Антон?

   - Послушайте, Генриетта. Вы странно себя ведете. Может, я в следующий раз зайду? Мой сын хочет стать врачом, мы с ним это часто обсуждали. Это его сочинение? - Эдуард взглянул на обложку поднятой тетради и, перевернув лист, узнал почерк мальчика. - Давайте, я это с собой возьму, а то мы в церковь опоздаем.

   - А, ну тогда все ясно. Просто вы, когда три дня назад ко мне приходили… Какая же я глупая!

   - Вы, о чем?

   - О них, этих самых… Ну, о приключениях... Эдуард, это же были ваши слова: «Вы интересная женщина», «Я люблю приключения», «Хотелось бы поговорить в другой обстановке». Ну, да ладно.

   Генриетта закрыла лицо ладонями и заплакала. Тридцативосьмилетняя женщина пришла в школьный кабинет рано утром. Она, действительно, была одинока и не в меру впечатлительна, однако приглашать на свою работу постороннего мужчину даже не планировала. Овдовев два года назад, она не потеряла интерес к противоположному полу и всякий раз, выпив даже незначительное количество спиртного, совершала стыдные и досадные ошибки. Произошло так и в этот день.

   - Эдуард… Эдуард Львович! Мне ужасно стыдно, честное слово. Простите, простите меня, умоляю. Сегодня, наверное, какой-то особый день, я просто увидела в учительской вино и позволила себе бокальчик. Так-то у нас не принято, но я почему-то это сделала. Могу я надеяться, что все останется между нами?

   Эдуард с сочувствием выслушал речь учителя. Он ощутил жалость по отношению к одинокой (он слышал о ее трагедии) женщине, принявшей классное руководство всего несколько месяцев назад. Представил, как приходит она на работу в свой единственный выходной день и коротает свободное время за проверкой тетрадей и составлением отчетности потому, что дом ее пуст, а душа мечется в поиске любого утешения. 

   - Не плачьте, Генриетта. Все мы ошибаемся, все не без греха. Вы в церковь, когда последний раз ходили? Уверяю вас, исповедь и молитва очень помогают, очень.

   Женщина промокнула лицо салфеткой и опустила глаза. Хмель растаял и испарился, от опьянения не осталось и следа. Она подняла взгляд на мужчину и достаточно спокойно произнесла:

   - Я не верю в бога, Эдуард Львович. Прочтите сочинение Антона, оно небольшое.

   В привычной учительской манере Мосин перелистыванием оценил объем текста и принялся читать. Буквально на второй странице выражение его лица изменилось, он удивленно поднял брови и посмотрел на Генриетту:

   - Он сам это написал? Стиль какой-то не совсем детский, особенно вот это: «…поступлю в семинарию и стану священником, а когда родители придут в мой храм, я их исповедаю, и они все мне расскажут». О чем это он?

   Учительница смотрела на Эдуарда, не отрываясь, потом улыбнулась и спросила:

   - Я у вас хотела это спросить. Если в семье есть проблемы и недопонимание, можете встретиться с нашим психологом. Мальчик у вас умный, послушный, но случается всякое, время сейчас такое. Давайте прощаться, Эдуард Львович, мне, действительно, очень стыдно.

   Генриетта медленно встала с кресла и подошла к окну, задернутому тюлем. Мужчина оценивающе провел взглядом по слегка полноватой фигуре, с угадывающейся под кардиганом талией, и со страхом поймал себя на мысли о готовности предаться страсти прямо в кабинете. Собрав всю имеющуюся волю, он укорил себя за слабость, но все же произнес:

   - Извините за бестактный вопрос, Генриетта. Можно задать вам именно такой вопрос?

   Женщина обернулась, с грустью посмотрела на него и шепотом ответила:

   - Разумеется. После того, что я сделала, готова даже исповедаться, как Антон там в сочинении написал. Я сейчас из-за своей глупости нахожусь в полной вашей власти, так что спрашивайте.

   - Почему вы решили встретиться со мной вот так?

   - Когда вы приходили обсудить со мной сына, то мимоходом упомянули, что у вас есть какие-то там грехи. Еще мне показалось, что я вызвала у вас интерес, как женщина. Почему - не пойму. Я, знаете ли, одинокая, и после случайного бокала вина фантазия разыгралась, нашла повод с вами встретиться. Вот и вся история…

   Эдуард поднялся и направился к двери. Почти перед самым порогом остановился и, не глядя на собеседницу, произнес:

   - О содержании нашего диалога никто не узнает. Жене скажу, что мы обсуждали сочинение сына. До свидания, Генриетта Андреевна… Если хотите, то на прощание могу вас обнять, как сестру. - Мужчина не верил собственным ушам. В этот момент ему казалось, что звук голоса исходит не от него, а от того, кто остался сидеть в кресле. - Вы хотите?

   - Да, хочу. Не беспокойтесь, во всем здании больше никого нет.

   В следующее мгновение Эдуард ощутил прикосновение и обернулся. Генриетта, так и не запахнув свое вязаное одеяние, стояла перед ним. Моргнув блестящими от недавних слез глазами, она робко облизала губы и улыбнулась. Он посмотрел на вздымающуюся от учащенного дыхания грудь и обнял женщину за плечи, потом поцеловал в лоб. Все остальное произошло настолько неосознанно, что мужчина, до того проживший в браке двенадцать лет и не изменявший супруге ни разу, вырвал этот сорокаминутный эпизод из собственной памяти, словно необъяснимое сновидение, и отправился домой.

                III

    Нина Матвеевна, закончив готовку и перегладив белье, ожидала мужа, коротая время за чтением небольшой брошюрки. Антон, как это часто бывало перед походом семьи на воскресную службу, капризничал и уговаривал мать никуда не ходить.

   - Мам, я на улицу хочу, к ребятам. Ну, мы же были уже на прошлой неделе - что там нового-то?

   - А на улице что нового - беготня да баловство? Сейчас отец от классного руководителя твоего придет и расскажет, какой ты «хороший» ученик. Признайся лучше - почему его вызвали?

   - Я ничего плохого в школе не делал, честно.

   - А где делал? Эх, упустили мы тебя где-то, упустили. Ничего, исправимся.

   - Сама-то…

   - Что ты сказал? А ну, иди ко мне. Чем тебе мать не угодила? Готовлю, стираю, забочусь о нем. А вот и отец, открывай дверь.

   Эдуард бодро вошел в квартиру и, не разуваясь, скомандовал:

   - Домочадцы, одевайтесь, нам пора. Нина, не переживай, все хорошо. Просто наш Антон написал в сочинении, что хочет стать священником. Значит, правильно мы его воспитываем.

   Нина отложила брошюру и прижала ладони к щекам. Прошептав какие-то слова, она поднялась навстречу мужу и, подойдя, попросила:

   - Эдик, обними меня. С таким настроением идти в храм - это же чудо!

   Оказавшись в объятиях супруга, она пустила слезу и заулыбалась. Мосин с отвращением осознал, что память вернула ему все подробности недавнего поступка и попытался трансформировать негативную энергию в позитив: он вежливо отодвинул Нину и громко, в полный голос, закричал:

   - Этот день прекрасен! Ниночка и Антоха, сегодня мы идем в церковь с особым чувством, ведь наша семья... - Представив, что могло бы произойти, узнай жена о событиях получасовой давности, Эдуард остановился в самом начале тирады и, сделав вид, что не может найти подходящих слов для описания радости, нелепо продолжил. - Всё, семья, живо из дома.

   Антон шел по тротуару за папой и мамой с тяжелым сердцем. Пытаясь скрыть недавнюю кражу денег из родительской заначки он, навещая накануне бабушку, вытащил из ее кошелька такую же сумму и уже сегодня утром вернул недостающие купюры обратно в тайник. Ошибившись поначалу в ящике комода, мальчик с удивлением обнаружил под стопкой с полотенцами и маминым бельем маленькую коробочку и открыл ее, там лежал конверт. Он вынул из конверта фотографию незнакомого человека с усами и прочел на обороте: «Ниночке с любовью. Целую, Максим». Сейчас, уныло ступая по растрескавшемуся асфальту, Антон не понимал, за что ему было более стыдно - за находку или за кражу? Освободиться от этих мыслей он был не в состоянии.

   Вечером семья пила чай с тортом. После чаепития Антону разрешили выйти во двор к друзьям, а родители позволили себе по бокалу сухого красного вина. Захмелев, супруга приласкала мужа, тот ответил взаимностью. Когда сын вернулся и отправился спать, они открыли вторую бутылку и, глядя друг другу в глаза, многократно признались в любви. Заснули поздно, в обнимку, и каждый видел свой сон.