Хождение за три границы

ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ ГРАНИЦЫ, ИЛИ... ПУТЕШЕСТВИЕ НА ТОТ СВЕТ


Действительно, все познается в сравнении. И лучше самому раз увидеть, чем от кого-то сто раз услышать.
Из средств массовой информации, из бесед с людьми при рабочих контактах, из писем родственников и знакомых со всех концов бывшего Союза у меня складывались определенные представления о положении дел и жизни людей в том или ином регионе. Иногда приходилось делать некоторые обобщения, выдавать кому-то предложения и советы.
Но все это было в какой-то степени односторонне, так как источники информации, как правило, не всегда объективны, особенно, если эта самая объективность кого-то не устраивает.
Естественно, любого человека волнуют события, происходящие в местах, хорошо ему знакомых, волнуют судьбы близких ему людей. Пропуская через себя такую информацию, невозможно оставаться равнодушным. Хочется вникнуть в суть происходящих процессов, может быть, на что-то повлиять, кому-то помочь.
В том году, несмотря на все проблемы, решился побывать с семьей на моей второй родине — в Казахстане, где оставил двадцать два лучших года своей жизни. Побывать не только потому, что хотелось увидеть все своими глазами, а потому, что чувствовал — уже скоро не к кому будет ехать, так как родные и близкие нам люди (а жена и дети мои родились там), товарищи и просто знакомые, в силу того, о чем будет сказано ниже, скоро разлетятся по разным местам, и увидеть их — как всех вместе, так и каждого в отдельности, будет просто невозможно.
Двадцать один год назад я вернулся в Слободзею, а последний раз был в тех краях в восемьдесят третьем, то есть совсем еще в другие времена, в другом измерении, что ли.
В познавательную поездку в наше время лучше ехать поездом. Туда решили ехать «низом»: Киев—Харьков—Саратов—Оренбург—Актю-бинск. Обратно — «верхом», через Самару наМоскву.
 
О восьми днях пути можно написать огромную повесть, но в этой статье речь будет идти совсем о другом. Отмечу только, что когда в Киеве делали пересадку с фирменного поезда «Молдова» на тоже «столичный» поезд «Киев—Акмола» (Акмола сегодня — северная столица Казахстана), то я узнал вагоны, в которых ехал на целину в пятьдесят четвертом. Конечно, это злая шутка, но поверьте, она недалека от истины.
Не только все наши республики стали суверенными государствами, «суверенными» являются и их поезда. По пути следования в них творится все, что угодно, но никто в других республиках-странах в эти дела не вмешивается. Нет единого железнодорожного контроля, как было раньше, со всеми последствиями. Главные принципы поездных бригад из Средней Азии — «Денги давай» и «Не хочешь — не езди». Добиться чего-то у них невозможно, так как работает вся система в одной связке: снизу — доверху.
На российских станциях, контролирующие железнодорожные органы снимают с линии и судят проводников за одного безбилетного пассажира, а рядом стоят или проносятся «суверенные» поезда, где половина пассажиров — без билетов, где, простите, туалеты и проходы загружены дынями и мешками, где за весь рейс ни разу не убирается, а уж об элементарных услугах и говорить нечего.
Ну что ж, приходится отнести все это к издержкам реформации транспортной системы, и когда-то они исчезнут.
Для меня не это было главным. Волновало то, что происходит это в знакомых до боли местах. Предчувствовал что-то плохое и непонятное. Однако то, что произошло на самом деле, превзошло все ожидания.
В последние годы много говорят о предстоящем конце света. Так вот, нам довелось увидеть начало того самого конца. И особо не радует философский вывод, согласно которому конец чего-либо является началом опять же чего-либо другого.
Не дай Бог, никому, тем более нам в Приднестровье, такого «начала».
Расскажу все по порядку без особых комментариев, пусть сами читатели примеряют ситуацию в бывшей братской республике к нашим условиям и делают выводы.
Место, о котором пойдет речь, расположено на северо-востоке Актюбинской области. До июля текущего года наш район назывался Ленинским. Район — зерновой, с развитым животноводством (это
 
в прежние годы). Типичные для большей части северного Казахстана —   бедные черноземы, недостаток влаги, крупные зерновые хозяйства, неплохо обустроенные в социальном плане села и поселки.
Основные виды продукции — зерно, молоко, мясо, шерсть. Колхоз «Передовик», в котором я проработал более двух десятков лет, — не самое крупное хозяйство в районе, всего 35000 га земли. Были в районе хозяйства в 2—3 раза, а в других — ив 5—6 раз больше по площади. Однако, производя в год стабильно до 20000—25000 тонн зерна, значительное количество различных видов животноводческой продукции, хозяйство имело высочайший рейтинг в масштабе всего Казах-стана, не говоря уже об области. И все это благодаря высокой культуре земледелия, развитой сельской инфраструктуре, разумной организации труда и искусству управления всеми сельскими процессами.
Около тридцати лет колхозом руководил ныне, к сожалению, покойный Григорий Ионович Каструбин. Это был настоящий хозяин, никогда не ставивший личные интересы выше интересов села — не колхоза, а именно села.
И был он не лизоблюдом и «байским угодником». Наоборот, его нещадно били в разные годы — и за не распаханную целину, и за многолетние травы, и за чистые пары.
Колхоз и его строптивого председателя всегда хвалили сквозь зубы, нельзя было не хвалить, но старались это делать как можно непригляднее.
Вот вам факт: имея два ордена Ленина и орден Октябрьской Революции, председатель колхоза, продававшего две пятилетки подряд самое большое количество зерна в абсолютном исчислении, получил подряд два ордена Трудового Красного Знамени в то время, когда его все разы представляли к званию Героя Социалистического Труда.
Так рассчитывались с «неугодным» руководителем власть предержащие и таки свели его в могилу, не дав дожить до пенсии. Памятником ему остались колхоз и село Григорьевка (по-казахски, Ащелисай — сухая балка).
В этом селе все было лучшее в районе — Дом культуры, школа, детсад, столовая, родниковый водопровод, мастерские, асфальтированные дороги внутри села и до железнодорожной станции Ащелисайская (7 км), три мощных механизированных и заасфальтированных зерно тока, два прекрасных зарыбленных водохранилища зеркалом более 200 га, позволяющих вести орошаемое земледелие,   у  людей  -доброт-

ные жилые дома, магазины, масса зелени. Люди чувствовали защиту во всем — как работающие, так и пенсионеры.
Жить в Ащелисае, по тем временам и местам, было престижно. Купить ряд лет назад даже землянку в этом селе было проблемой.
Само село по целинным меркам — «старое». Основано в начале века переселенцами с Украины и России, в период «столыпинских» земельных реформ. К пятидесятым годам обрело свое лицо. Люди жили обычной сельской жизнью тех мест. Сложились определенные отношения и традиции.
С началом освоения целинных земель в пятьдесят четвертом—пятьдесят седьмом годах, жизнь этого и других сел резко изменилась. Появилась масса приезжих людей со всех концов Союза, поступала различная техника, оборудование и т. п. И, естественно, были резко расширены пахотные земли.
В нашем колхозе за эти годы площади под пашней увеличились в пять раз. Из государственных земельных фондов были выделены большие площади под окультуривание. Расширялись существующие колхозы и совхозы, образовывались новые хозяйства.
К семидесятым годам основные процессы освоения и обустройства были завершены. Уже не ссыпали зерно в бурты под открытым небом. На территории нашего колхоза при железнодорожной станции, появился элеватор на 75000 тонн, с современным сушильным оборудованием. Обустраивалось внутриобластное и внутрихозяйственное дорожное хозяйство. В селе, на базе бывшей МТС, появился крупный авторемонтный завод законченного цикла, один из трех заводов такого типа на всю республику.
Появилась в селе и крупная автобаза, снявшая все транспортные проблемы района. Село, как и другие в районе, зажило более современной жизнью. Росло благосостояние людей. Дети разлетались по Союзу на учебу, на работу. Не было проблем с тем, чтобы приехать домой в гости с любого конца страны, или родителям поехать к детям.
Самое главное, что все это благополучие базировалось на стабильном производстве. Для подавляющего большинства людей главным источником жизни были труд и, конечно, его оплата. Мы не ломали голову над проблемами о том, где брать дрова и уголь, сено, солому, зерно-фураж для личного скота, не думали о транспорте, связи, воде. Об этом беспокоился колхоз.

Люди знали, что все блага растут из земли, и старались хорошо работать. Работали не только на совесть, но и с какой-то внутренней радостью. И это не просто слова. Я уже говорил, что основные производственные и социальные объекты села были лучшими, чем в окружающих селах.
Такими были и люди. Если специалист — так высочайшего класса. Да что специалист — столяры и кузнецы, сварщики и токари, доярки, комбайнеры были действительно мастерами своего дела и лучшими в районе.
И они не просто стихийно появлялись в хозяйстве. У хорошего руководителя всегда подбираются хорошие кадры. Он находил к каждому свой подход, без тени панибратства, и всегда помнил о силе личного примера. 365 дней в году с пяти утра председатель был на работе, всегда знал, что, где, почему и как. Да и совесть человеческая у него всегда стояла на первом плане.
На таких руководителях всегда держалось любое село. Он сам не ездил ни за чем. Он управлял — организовывал производство, отдавая делу всего себя. И за ним шли люди. И уважали, и любили. Боялись те, кому иногда чего-то не хотелось делать. Потому что он как доверял, так и проверял.
И несмотря на климатические условия, зависть, оскорбительное отношение властей разных рангов, колхоз и село в преддверии перестроечных времен жили полнокровной жизнью.
Таким я его оставил в семьдесят шестом, таким последний раз видел в восемьдесят третьем...
Длинную зарисовку о жизни нашего села в те годы я сделал специально, чтобы было с чем сравнить жизнь сегодняшнюю. Везде сегодня плохо, но есть такие места, где людям живется чуть ли не хуже всех. И, к сожалению, в обширный список этих мест попало и наше село.
За две недели пребывания в области я добросовестно ознакомился с сегодняшней жизнью многих сел — как нашего, так и других районов. Похожая везде ситуация: где хуже, где лучше, в зависимости от того, кто персонально руководит непосредственно происходящими процессами.
Перемены начали ощущаться уже на подъезде к селу. И не только в том, что по так называемой трассе республиканского значения вместо асфальта — заросли травы и ямы по пояс. Ночью это как-то не бросалось в глаза. Поражала абсолютная темень. По знакомым перевалам уже должен был бы виден поселок — раньше его за пять километров было видно. Спрашиваю: «Что, лампочки освещения сняли?» Сестра жены спокойно отвечает: «Просто нет света. Нам его включают на несколько часов, и не знаешь, когда включат, а когда выключат. Это уже давно. Мы привыкли. Зажжем лампу, и все нормально».
С рассветом вышел на улицу. Наискосок — наш бывший дом. Хозяин выгоняет коров. Шутя, спрашиваю: «Может, продашь дом обратно?» Он, далеко не шутя, отвечает: «Да бери его даром .Мы в нем все равно не живем. Пойди посмотри на улицы. Уже в половине домов никто не живет. Одни разрушены, другие разобраны, третьи просто стоят пустыми и тоже разрушаются сами по себе».
Действительно, поселок представляет собой жуткую картину: развалины домов, заросшие огороды и улицы, засохший парк. Все как в кошмарном сне. Не веришь своим глазам.
На месте прекрасных полевых станов, комплекса зданий сельпо, школы — курганы мусора, зияет пустыми глазницами окон уничтоженный ремзавод, вместо машин на автобазе — пустота и примитивная ферма.
Вокруг — тысяче гектарные незасеянные поля. Некоторые пустуют уже по нескольку лет, и там вечным ковром закрепилось перекати-поле. В бывшем нашем колхозе в прошлом году практически не пахали, а весной посеяли 50% по стерне без всякой обработки. Что-то растет вперемежку с сорняками.
Год для региона был настолько благоприятный, что даже глубокие старики такого не помнят. Если бы такую погоду да в те, нормальные времена, завалили бы страну хлебом на 2—3 года. Не только многолетние травы — ковыль вымахал в пояс!
В прежние годы выкашивали каждую балочку, собирая корма, а сейчас травостой — на 3 года корму, да никто не косит. Нечем, да и не для кого. Животноводство уничтожено. Из 2000 голов крупного рогатого скота в кооперативе осталось 200 голов, из 600 дойных коров — 100, из десяти отар овец — одна.
Раньше, если карантинная инспекция находила на территории хозяйства хотя бы одно растение сорнополевого подсолнечника, вводили карантин, и начинались серьезные неприятности: колхоз лишали права на сортовые и семенные надбавки и т. п. А уж о неприятностях, которые ждали руководителей, агрономов, бригадиров, и говорить не стоит.

Сегодня примерно треть полей занята этой «культурой», очень коварной и опасной. А так как никто косить сорняк не будет, тем более защищаться от него, то скоро с этим злом бороться будет сверх трудно.
Дикая картина: колоссальные таможенные чертоги, возведенные на границе России и Казахстана, а к ним с обеих сторон примыкают невспаханые поля, полностью заросшие карантинными сорняками, на борьбу с которыми у суверенных стран нет средств...
Едешь мимо полей и думаешь: зачем мы в те годы здесь замерзали, горели, не досыпали, не доедали. Работали без смены и без помощников. Мне довелось в своей жизни десять сезонов выводить в поле комбайны, и почти всегда в одиночку. Кто знает, тот поймет, что такое по 20 часов в день, одному, в течение полутора-двух месяцев убирать хлеб.
Мы и строили себе все сами, и ремонтировали, мы пахали и сеяли. Зимой  бывало, замерзали в бураны, перевозя зерно и все необходимое.
Известно, что только в Казахстане было освоено более 30 миллионов гектаров земли. Не распахано, а именно освоено, ведь надо было все это обустроить. Сколько было построено производственных объектов, жилья, дорог, элеваторов, объектов соцкультбыта, линий электропередач!.
Для чего же это все было? Для чего мы столько лет обирали остальные республики, в первую очередь, ту же Россию, того же российского крестьянина? Ведь он, вечно ограбляемый, был раз в 10 менее энерговооруженный и жил во много раз хуже крестьян целинных районов, да и своих коллег в других республиках.
Понятно — хотели быстрой отдачи, скорого хлеба. Но если бы все эти огромные средства направили в центральные районы России и Украины, — наверное, была бы вечная отдача.
А так — все пошло прахом. На бытовом уровне, с молчаливого одобрения властей, витает простое объяснение всем происходящим на селе процессам. «Зачем нам проблемы с зерновым хозяйством? Технику надо восстанавливать, дороги. Зачем? Чтобы кормить зерном других? Обойдутся. Мы вернемся к прежней нашей жизни, будем заниматься животноводством, другими традиционными видами деятельности, без особых проблем. А зерно купим. Много нам не надо. А золота, нефти и других богатств у нас хватает. Те, кто к нам приехал, — уедут. (А это почти половина населения). Нам нет дела, что с ними будет дальше, это их проблемы. Даже с теми, кому неку-
да ехать, — не будет проблем, они просто постепенно исчезнут. Условия жизни ускорят этот процесс». Примерно такова всеобщая негласная установка на селе.
И люди действительно «исчезают». Одних уж нет, а те далече...
Уезжают, кто куда может, в основном, в Россию, в соседние области, потому что на дальние переезды нет средств. Отдают за бесценок дома или просто бросают их, забирают самое нужное и уезжают.
Страшно, когда живешь в доме, где родился твой дед, а дом уже не твой. Когда знаешь, что все равно будешь вынужден его оставить, — не хочется даже гвоздя забить. Надежда умирает последней. Так она уже умерла для большинства из них.
7 из 10 семей собирается покинуть село уже в течение осени— зимы. На это тоже непросто решиться. Один мой знакомый продал дом за три с половиной миллиона российских рублей, а за перевоз вещей на автомобиле в соседнюю Оренбургскую область заплатил пять миллионов.
Спрос рождает новые цены. В местах переселения, в той же Оренбургской области, куда бегут отовсюду — от Таджикистана до Актюбинска, цены на дома подскочили во много раз. Купить их в состоянии очень не многие беженцы.
Что же происходит? Почему люди вынуждены, не считаясь ни с чем, все бросать и уезжать куда-нибудь?!
Ничего случайного не бывает, все имеет свои причины.
Негласная установка или направляемое желание вернуться к старому укладу жизни, активизация незаметного горизонтального национального давления на бытовом уровне, всеобщие и региональные ошибки реформаторства и преступное их использование, искусственное грубое насаждение «хозяев» на селе, не считаясь с обстоятельствами и интересами основной массы людей, в том числе коренных жителей, — все это и породило хаос.
Мне довелось после второй мировой войны видеть уничтоженные заводы. Помню взорванный купол нашего Тираспольского драм театра. Свежи в памяти поврежденные предприятия в Бендерах, но такого откровенного варварства, какое учинили «переустроители» в моем селе, — не видел. Именно варварства, иначе это не назовешь, потому что никакой войной и интересами государства здесь и не пахнет.
Действовал в Ащелисае авторемонтный завод. Уникальные станки (более 30 единиц), некоторые с программным управлением, мощное

предприятие с конвейерами и спецприспособлениями, складами запчастей, разными модулями, котельной, электростанцией, автопарком, админзданием и многим другим. Работало на нем  около 200 человек. Треть семей села много лет связывала с предприятием свою жизнь. Для них это был главный источник существования. Контингент работающих — высококвалифицированные специалисты — и все «некоренные». Подчеркиваю слово «некоренные», потому что, как было уже сказано, село образовано переселенцами. И собственно, трудно сказать, кто все-таки коренной, а кто нет. И вот по чьей-то злой воле или по ошибке — завод уничтожен, а люди выброшены на улицу.
Конечно, раньше до такой дикости никто бы не додумался, а сегодня способов сколько угодно, один из которых — «договорная» приватизация.
Этапы развала данного предприятия элементарно просты. Сперва образовали акционерное общество «Авторемонт», а так как все АО, образованные в последние годы на базе госпредприятий, как правило, абсолютно не учитывают интересы рабочих и на 80% противоправны, то это акционерное общество быстро сделали банкротом и продали с аукциона. Естественно, весь процесс был искусно разыгран. Перед развалом АО, его директор в 20 метрах от заводского забора, открыл частный магазин запасных частей для машин тех же марок, которые ремонтировались на заводе. Естественно, туда был переправлен весь дефицит. Ему разрешили это сделать. Это входило в общий план уничтожения завода.
А сам завод купил кто-то из областного центра, Рабочие (акционеры липовые!) узнали об этом последними и были поставлены перед фактом.
Купили завод за 200000 теньге (2600 долларов), в то время как любой станок из 30, имеющихся в наличии, стоил в 4—5 раз больше этой суммы, не говоря уже обо всем остальном. Реальная цена — в 1000 раз выше!
Хозяин даже не приехал глянуть на дело рук своих, а просто прислал уполномоченных, забрал семь единиц отличной ходовой техники, продал один «КамАЗ», многократно окупил этим все свои затраты и пропал. Ему больше ничего не надо. И стоят корпуса завода, и растаскивают дети медь из двигателей станков, а запасные части (новые!) сдают на металлолом — валяются они по заводу всюду и есть еще на разбитых стеллажах склада.
Ощущение такое, что упала нейтронная бомба, людей убило, а материальная часть осталась. В разбитых уникальных станках — наполовину прошлифованые коленчатые валы и другие детали. Вроде бы замерло все на ходу.
Как печать времени, на огромном прессе надпись: «Испытан 20 апреля 1985 года! Следующее испытание — в 1991 году!» Символические годы, не правда ли?
Завод мертв, и никто его теперь не восстановит, даже неизвестно, кто все это будет убирать. А ведь обманутые и выброшенные на улицу люди остались... Но забота о них не входила в чьи-то планы. В итоге, большинство из этих людей — уже в пути, ищут, куда податься.
В бывших колхозах и особенно совхозах идут похожие процессы. Сперва видимость акционирования, затем все идет с молотка. Я хорошо знал совхоз «Кудуксайский» соседнего с нами района. Крепкое было хозяйство, с территорией, равной ПМР. Смотрю в газете объявление: в числе многих этот совхоз (уже АО!) продается по голландской системе торгов. Стартовая цена — 80 миллионов теньге (1 млн долларов), минимальная цена — 100 тысяч теньге (1320 долларов!). Заранее известно, кто купит совхоз. Явно, что не рабочие совхоза, которые четыре года не получают зарплату.
Да и кто им позволит купить! Все объекты поделены заранее. Естественно, купит новорожденный бай, за бесценок. Сам он будет жить где-то в городе, хозяйство уничтожит, пашню загонит в залежь и будет разводить скот чужими руками, создавая себе благополучие.
Газеты пестрят объявлениями об аукционах и тендерах. Продают все — клубы и совхозы, детсады, библиотеки и сельские больницы, базы снабжения и ремонтные предприятия. Сами того не подозревая, объявители делают в объявлениях ошибки, но, к сожалению, они из жизни. Пишут: продается, к примеру, школа, детсад, больница и т. п. Не помещение больницы, а именно «больница», «детсад», то есть там уже никогда не будет больницы или детсада. Так оно и есть. Сегодня в районе из 90 детсадов остались — 3. Пока.
Да дело не в самой приватизации, а в искажении ее сути, правовых беспределах и тому подобных явлениях. Неразумность всегда вредна и отталкивающа, что и случилось с нашим ремзаводом.
Колхозы также прошли интересную, с точки зрения обмена опытом, трансформацию. По надуманной методике поделили между работающими землю, а при определении имущественных паев добави- 
ли к ним и пенсионеров. Образовали производственный кооператив, возглавляет который почему-то директор, а не председатель. Сразу же вежливо предложили написать заявления о передаче всех земельных и имущественных паев в доверительное управление директору.
Теперь этот директор (частный хозяин) самостоятельно управляет всем и вся. Вроде бы формально у него ничего собственного нет, кроме своих земельного и имущественного паев, которые могут быть гораздо меньше, чем у колхозников с солидным стажем, а на самом деле это есть искусственно выращенный хозяин всего, что было в бывшем колхозе.
Никто (!) не вправе его контролировать внутри так называемого кооператива (заветная мечта многих руководителей в АПК!). Нет никаких ревкомиссий и госконтроля! Практически все осталось, как прежде — тот же колхоз, те же бригады, только уже с частным хозяином и абсолютно бесправными членами кооператива.
По положению, которого не читали даже специалисты, не то что рядовые работники, в кооперативе должны появляться и даже распределяться дивиденды. Наивные люди! Четвертый год не получают зарплату, дали как-то аванс к выборам президента, и все, а они еще надеются на прибыль!
Производство упало в десять раз в сопоставимых ценах. Долгов — десятки миллионов теньге. Какие дивиденды могут появиться? Не получая зарплату по нескольку лет, люди практически кредитуют хозяина. А он, в основном через бартер, а также за счет специальных кредитов или инвесторов, расширяет свою личную собственность. И это имеет место во всех кооперативах. Такова сама идея.
Формально говорят — кооператив такой-то купил автобазу или там 50% акций элеватора. А на самом деле, это хозяин купил все себе, используя возможности кооператива. Все приращенное имущество — это его личная собственность.
По тому же положению ему в порядке оплаты выдается 1/100 валовой продукции кооператива, которую он имеет право использовать на выкуп паев у других членов кооператива, своего или чужого. У него самого и его теперь уже наемных работников — очень разные возможности.
Член кооператива, не получающий зарплату, не в состоянии конкурировать с хозяином, у которого гарантированная оплата и вся власть. Он, естественно, будет отдавать ему свои паи, чтобы выжить.

Уже сегодня посредники предлагают за 1 га паевой земли по 350—400 теньге, то есть чуть больше литра водки. Хозяин за средства тех же членов кооператива, мягко и быстро скупит у них же основную массу паев, в первую очередь земельных, имущество никуда не денется, просто износится и все. И тогда он уже станет настоящим баем. Вся система работает на это. Любые понятия этики, порядочности и законности здесь неуместны. Тем более, если скажешь лишнее слово, можешь иметь большие неприятности, особенно, если ты «нездешний».
Со стороны все это хорошо видно. Упрощенно можно сделать, может быть, слегка утрированный вывод: «некоренным» руководителям сельхоз производства дают понять, что их миссия временная. Мол, хоть вы вроде и «наши», но функция ваша — развалить колхоз (совхоз), хапнуть, сколько можно унести, и поскорее исчезнуть. При этом не надо бояться — никто не тронет. Мы — хозяева этой страны, мы диктуем, кто нам сегодня нужен.
А «коренным» говорят прямо: ты тоже завали коллективное хозяйство, бери себе и постарайся подобрать все, что остается после тех, кто исчезает. Ты — хозяин, тебе здесь жить. У тебя будет село или несколько, у тебя будет земля. Работай, содержи нас, вышестоящих, и все станет так, как было, и на века.
Возможно, они и правы по-своему. Такая политика требует соответствующих исполнителей. Но, как уже было сказано, не всем это подходит. Внешне такое впечатление, что по району, да и по всей области, прошли смерч или орда завоевателей. Все, что попадалось на пути, — старались уничтожить. Телеграфную линию из Орска в Актюбинск кто-то купил, и за зиму столбы распилили на доски и дрова. 
Вторую железнодорожную колею из Орска на Кандагач, с величайшим трудом не так давно построенную, разобрали. Разобрали и продали на металлолом! Посчитали, что раньше ветка была нужна Союзу, а сейчас не нужна, ведь Союза нет.
Да ведь уже построили, запустили, да чего же ее демонтировать?! Ну, хотя бы старую колею сняли, так нет, именно новую уничтожили.
Можно до бесконечности приводить примеры явного пренебрежения к людям, людскому труду, природе, месту проживания, но что из этого? Процесс разрушения идет, и он необратим.

Все те, кого я посетил в районе, в большинстве своем скоро разлетятся, кто куда. Разлетятся, стиснув зубы, со слезами на глазах и с откровенной ненавистью и проклятиями ко всем этим перестройщикам и реформаторам.
Поверьте, такие же проклятья и тем же людям, с пожеланием им всего наихудшего, что есть в этом мире, я слышал везде: от Закарпатья до Новосибирска, от Петербурга до Тирасполя. Кто-то все равно их услышит, эти проклятья, рано или поздно.
И еще один штрих ко всему написанному.
Почти в то же самое время в нашем районе побывал депутат казахского парламента, а перед ним область посетил президент. Приведу дословно слова этого депутата, сказанные за четыре дня до моего приезда: «Я рад, что глава государства высоко оценил реформы, идущие в области». «...И, конечно, действия местных органов власти во многом способствовали достигнутому успеху». Он также привел в пример созданные в селах производственные кооперативы, в которых радует высокая активность тружеников. И... «Люди теперь не ждут милостей и указаний «сверху». Они работают и решают возникшие проблемы на месте, самостоятельно...» («Актюбинский вестник», №81, 84, июль 1997 года).
Как они решают, было показано выше.
Некоторые горячие головы предлагают и нам похожий путь в никуда, опять же подспудно имея в виду интересы отдельных лиц — в противовес интересам всего сельского населения и агропромышленного комплекса в целом.
Предлагаю читателям, особенно жителям сел, очень внимательно подумать, прежде чем что-то предпринимать в плане реформации. Не зная броду, не надо лезть в воду. Примеры, которые я вам привел, доказывают, что часто именно инертность и равнодушие приводят к катастрофе.
Можно и нужно делать все, но разумно и не с чужой подачи. Как говорится, — никто не даст нам избавленья...