У чужого причала

Когда восточный край ночного неба начинал бледнеть, я возвращался с работы.               

А когда солнце в этом же небе, отражаясь в моих наручных часах, фиксировало два часа дня, я брел по набережной океана на работу.

Изо дня в день, из недели в неделю...

Возвращался с работы по пустынной сонной авеню, забросанной рекламными бумажками, банановой кожурой, ещё чем-то ждущим утренней уборки, и часто останавливался, пропуская перед собой лениво перебегающих через тротуар отряды нью-йоркских сытых крыс.

А на работу ходил только по набережной океана, так как авеню в этот час была до отказа запружена разноголосой толпой чёрных, жёлтых, бледных и всяких неродных людей...

Но дело, конечно, не в этом.

На работу, и с работы я шёл с двумя плитками шоколада в кармане куртки. И ходил так с тех пор, как в доме, в котором жил, поселилась одинокая молодая мама с двумя трёхлетними русоголовыми дочками-близнецами...

И опять же, дело не в этом. То есть, - не в этой молодой одинокой маме. Мне она  была неинтересна.

А дело было в её милых двойняшках.

Иногда, отправляясь на работу, я встречался с ними, тремя, либо в коридоре общего дома, либо в его лифте, или при выходе из подъезда. И молодая мама мне, как всегда, улыбалась, и говорила:

- Здравствуйте!

А её милые девчушки прятались за её спиной, осторожно выглядывали оттуда, и смотрели на меня пугливо.

- Здравствуйте! - отвечал я их маме. - Ну, как живётся вам на новом месте среди чужих людей, дюймовочки? - спрашивал я малюток, и протягивал им по плитке шоколада.

А их мама рассказывала, какие они у неё хорошие-прехорошие. Умницы. Очень послушные.

И всё. Ни разу о их отце - кто, где, почему не с ними?

Я шёл своей дорогой, они - своей.

Иногда новые плитки шоколада покоились в моих карманах неделями. А иногда нет.

Если я с этим трио встречался в какой-нибудь новый день, то карманы мои пустели.

А если нет, то я так и ходил с шоколадом - то на работу, то с работы.         

- Здравствуйте! - как всегда говорила мне их улыбчивая мама при новой встрече.

- Здравствуйте! - отвечал ей я, и поочерёдно смотрел на пугливых дюймовочек. - К вам сегодня не прилетал один брюхатый человечек, который живёт на нашей крыше? - спрашивал их я ласково. - Нет? А ко мне прилетал, и просил передать вам, хорошим, вот это, - И протягивал обеим по очередной плитке шоколада.

И девчушки опять недоверчиво и украдкой разглядывали меня.

А их мама опять рассказывала, какие они у неё хорошие-прехорошие. Умницы. Очень послушные. Только никак не могут привыкнуть к слишком людным улицам, к незнакомым лицам и к чужому языку.

- Ничего, - говорил я им всем на прощанье. - Раз уж прилетели сюда, привыкайте к Раю!

И расставаясь, всем им желал счастливого дня.

И каждый раз чувствовал, что мне их, всех, жалко. И, не зная их планов и перспектив на будущее, я им искренне сочувствовал. Не открыто, конечно, а только в душе.
    
А порою, когда долго их не видел, то понемногу забывал о них, как и о шоколаде в карманах своей летней куртки.

Шёл на работу по набережной океана, где всеми семьями гуляли вновь прибывшие,  отдыхающие "наши". Многочисленные нарядные мамы, папы, их дети, дедушки и бабушками... На них было приятно смотреть. Все они казались очень счастливыми. Они достигли того, о чём так страстно мечтали. Им вместе было уютно, покойно. И, конечно, весело до самых небес.

И оттого, что, при виде их неподдельной радости, я не мог сдержать улыбку, все эти семьи думали, что и я так же счастлив, как и они. И приветливо улыбались мне в ответ.

Так и шёл я, после долгой разлуки с милыми пугливыми девчушками, в один субботний день.

Беспечно шелестел океан. Сыто кричали чайки. Громко разговаривали гуляющие семьи... Пахло духами; лепетали дети, звучал беззаботный и радостный смех, хозяйничало, казалось, всеобщее семейное счастье.

И вдруг в этом великолепии, в этом всепоглощающем довольстве новой жизнью - детский крик. Звонкий, с надрывом, щемящий, со слезой:

- Папа! Папочка!

Раскинув в сторону ручонки, ко мне со всех ног бежали соседкины девочки-близняшки.