Туман

Историю я эту услышал давно, еще в юные мои годы… Летом мы с друзьями подрабатывали в совхозе, шили табак. Занятие, скажу вам, не самое легкое, но зарабатывали мы, школьники, по тем временам за лето довольно прилично. Так вот, был у нас в бригаде слесарь, дядя Саша, он и сварщик, и электрик, одним словом, мастер на все руки. Машинка наша ломалась довольно часто, бывало, в день и по нескольку раз, оно и понятно, кто же пацанам-малолеткам нормальное оборудование доверит? Поэтому был дядя Саша у нас под навесом частым гостем.  Странный человек, на первый взгляд… Слух ходил, что у него с головой не все в порядке, но нам, пацанам, он только помогал по мере возможностей, да и веселил иногда.
Бывало, придет и фокусы карточные показывает, а то достанет из кармана рубашки мышку, на плечо посадит, а во рту сухарь держит. Повернет голову, мышь сухарь видит, а достать не может. И что интересно, не убегает, сидит ждет, когда он к ней еще раз голову повернет. Сидит, значит, на плече, а передними лапами у него сухарик старается взять. И так нам на это дело смотреть интересно было! А еще собаки бродячие все вокруг него собирались. Сторожа их частенько подкармливали, ночью проще территорию охранять, когда стая собак на ней живет и чужих за версту чует. Так вот, ходили эти собаки за дядей Сашей, можно сказать, по пятам, а он с ними как с нами разговаривал. И слушали они его, и слушались. Мы еще шептались тогда между собой, может он собачий язык знает? 
 Работали мы с раннего утра и до позднего вечера. А иногда утром табак после вчерашней ломки вышьем, а новый только после обеда привезут, а то еще хуже, машина на поле сломается или где застрянет так, что без трактора ее из колеи не вытащить, вот и сидим, ждем.  А домой уйти нельзя, даже если к вечеру табак привезут нужно его или прошить, или разложить под навесом, чтобы не сгорел он за ночь. Ну знамо дело, работы нет, анекдоты да байки травим. Вот в один из таких дней и поведал нам дядя Саша эту историю.  А что в ней правда, что вымысел, я судить не берусь.  Расскажу, как сам слышал…
 – Жил у нас в станице мужик один, звали его Иван Палыч. Сам-то он не из местных был, когда они с женой в станицу приехали, о том история умалчивает. Детей не было у них, видать, Бог не дал. Но жили хорошо, можно даже сказать по тем временам зажиточно. Иван – мужик был работящий и рукастый. Они, когда в станицу приехали, купили старую хату набивную, она к тому времени уже одной стеной на подпорках держалась. А крыша была дранкой крыта, если на чердак ночью залезть, то можно было и звездное небо изучать. Устроился Иван в тракторную бригаду, а жена на ферму пошла. Двор у них был большой на краю станицы, речка рядом, поляна большая, а дальше лес. Хозяйство свое держали, ну как на селе без хозяйства, тем более, место позволяло и стадо гусей держать, и две коровы. С кормами проблем не было, особенно последние несколько лет – работал Палыч заведующим током на первом отделении совхоза. Ну и тянул, конечно, помаленьку, а кто, скажите, тогда домой не тащил? Только ленивый. Но старался не наглеть, брал в основном отсев и зерно не лучшего качества, а дома уже добавлял кукурузу, выращенную в поле, и молол комбикорм.
Но Палыч не сразу током стал командовать, успел и на тракторе попахать, и на комбайне поработать, а параллельно еще и заочно учился в техникуме.  Была у них мечта: ребенка из детского дома взять. Да куда же его вести, когда в доме звезды и луна по ночам гуляют. Решили они новый дом строить. Так за пять лет он у себя во дворе новый кирпичный дом поднял, все сам – и стены клал, и крышу ладил. А жена между делом в один из детских домов наведывалась, присмотрела там девочку, стала ее навещать хотя бы раз в месяц подарки привозить. Мечтала, что, как Иван дом достроит, так и заберут ее.
 Ну вот… А как, значит, они с женой в новый дом въехали, так с ним несчастье-то и случилось. Уж кто там был виноват, сам ли он или помощник где проморгал, только при ремонте комбайна намотало ему левую руку на приводной шнек, да и поломало в двух местах. Ну, врачи кости-то собрали, как могли, а рука срослась неправильно, или там еще какая проблема была, только стала она у него со временем сохнуть. Полгода Иван лечился, с одной больницы, да в другую. А как выписался да на работу вернулся, поехали они с супругой в тот детский дом, а девочку уже другая семья удочерила. И вот у жены его как отрезало – не хочу, говорит, другого ребенка даже смотреть, поехали домой.
 Еще полгода прошло, дело к уборке, а у Ивана рука левая почти не работает. Ну какой, скажите, тут комбайнер с одной рукой? Вот так он на ток и попал, сначала приемщиком работал, а потом начальство его дальше продвинуло, назначили заведующим. Ну вот… Только он, как говорится, в курс дела вошел, тут еще одно ЧП приключилось.
А до этого, как жена передумала ребенка в детском доме брать, взял Палыч себе домой щенка.  У лесника, Еремеича, что на другом краю станицы жил, была овчарка Альфа. Как-то раз пришло ей время гулять, а хозяин то ли занят был, то ли в запой ушел (и такое бывало), словом, некогда ему было ее на случку вести.  Только как-то под утро вышел он во двор, а его собака в зацепе с волком стоит, уж как она его к себе подпустила, то вопрос второй. Ну, пока Еремеич за ружьем в дом бегал, пока патроны искал, волк в лес ушел. А собака, как положено в срок принесла трех щенят, два черных с подпалинами в мать, а один – белесый.  Еремеич волчонка в первый же день утопить хотел, да сразу-то рука не поднялась, а на пятый день слепого еще щенка Палыч домой забрал.  Знал мужик, что в отца кутенок: сам почти белый, а нёбо черное, знамо дело, злой будет.  А ему такой и нужен, чтобы хозяйство охранять. Назвал он щенка Туманом. Тот окрасом был точно, как туман, чуток потемнел, но больше на волка и был похож. Кормил его первый месяц молоком с бутылочки, да кашу варил. Как с дитем малым возился. 
Вырос Туман, да такой злющий, никого, кроме хозяина, к себе не подпускал, даже жену его.  Собаки, они все так устроены, кобель для себя вожака стаи сразу определяет и только ему служит.  Другие для него не авторитет, и тут хоть хлебом корми, хоть мясо предлагай – с чужой руки не возьмет. Голодный будет, а не возьмет. Вот помню, у меня пес был, дворянин чистокровный, пришел в дом на трех лапах…
Тут дядя Саша вдруг оборвал свой рассказ и, оглянувшись, махнул рукой. На территорию бригады въехала машина, груженная ряднами с табаком под самые небеса, и мы бросились ее разгружать. Закипела работа, домой ушли, уже звезды на небе блестели. На следующий день работали практически без передышки, не успели тот табак, что вчера привезли, пошить, а водитель наш уже с полной машиной под навесом стоит. И так дня три. А потом задождило сильно, ладно бы ливень прошел, летом сильный дождь даже в радость, потом солнышко выйдет, ветерок дунет и можно снова работать. А тут зарядил дождь с утра и до вечера. Ну, мы остатки табака прошили и свободны, можно домой идти книжки читать.  А нам интересно, чем же там дело-то у Ивана Палыча с собакой кончилось. Побежали искать дядю Сашу. «Ладно, – говорит, – сейчас мужикам помогу сушку выгрузить и приходите прямо в нее, загружать-то пока не будем». На дворе дождь, хоть и лето, август, а холодно. В сушке печь потушили, а боковые продухи еще горячие, табаком пахнет, конечно, но все лучше, чем под навесом на ветру сидеть. Собрались мы все в кучу, кто фуфайку нашел себе подстелить, кто ряден чистых, улеглись и дальше байку слушаем.
– Ну вот, – продолжает наш рассказчик. – В тот год тоже погода была не самая сладкая. Дожди так же по три дня без перерыва хлестали. А уборка идет, сроки поджимают. Каждый совхоз отчитаться должен, что все убрано. Тут на небо никто не смотрит, все только цифры подавай. Комбайнерам-то что, влажное зерно оно весит больше, лишнюю звезду на бункере за тысячу центнеров нарисовать каждый рад.  А зерно потом на ток везут, тут его сушить надо, веять, и только потом уже на элеватор везти или на зерносклад совхоза. Ну вот, Палыч отказался влажное зерно на ток принимать. Не буду, говорит, принимать и все. Мало того, что мне на усушку сверх нормы никто списать не даст, так я его в таком количестве и просушить не успею, сгниет оно, кто потом отвечать будет?
Весь совхоз на уши встал… Одним убирать надо, вторым сводки в район подавать, а тут, понимаешь, один человек ворота на ключ закрыл и зерно не принимает. Комбайны в поле полные, машины под воротами тока стоят и простои пишут. Начальство прилетело, управляющий орет, принимай зерно.  Палыч в позу встал не буду говорит, пиши бумагу, что под твою ответственность. Вызвали агронома совхоза, тот приехал, взял зерно на анализ вернулся через двадцать минут, говорит, принимай, суши все нормально будет. Палыч на своем стоит: пишите приказ под вашу ответственность. Часа через два парторг нагрянул. С пеной у рта: ты, говорит, контра, саботаж тут устроил, не даром деда твоего в свое время раскулачили. Я, говорит, про тебя выродка все знаю. А Палыч набычился – и ни в какую. Тут бригадиры стали приезжать, водители с машин собрались, митингуют в весовой.  Еще час, другой… директор узнает, а то и того хуже, до района дойдет. Управляющий Палыча в кабинет завел, о чем они там говорили одному Богу известно, но сдался мужик. Пошли машины на ток.
Через две недели уборка закончилась, все отчеты сдали. Комбайнеры пиджаки гладят: медали да ордена вешать. Руководство премии себе под эту марку рисует по триста процентов к окладу. А Палыч весь в мыле, он двадцать пять часов в сутки зерно сушит! Люди с ног валятся, железо не выдерживает, а работать надо.  Тут, как назло, нагрянул народный контроль из района. Может, сами приехали, может, кто из недоброжелателей шепнул. Только они на ток и сразу к дальнему бурту, а там снизу каша, гниет зерно. Ну тут и ОБХСС подключился. Одним словом, больше двадцати тонн пшеницы рыбам на корм вывезли в пруд высыпали. А на Палыча дело завели…
Лежали мы в сушке и слушали дядю Сашу раскрыв рты. Дома-то нам о таких делах никто не рассказывал. Не принято было в то время с детьми о таких резонансных делах говорить. А газет местных мы не читали, все больше книги под одеялом с фонариком, пока мать не заругает.
 – Ну вот,– откашлялся дядя Саша, – перво-наперво стали в совхозе партийное собрание проводить на эту тему, так уж заведено. Палыч коммунистом никогда не был, хоть мужик честный, таких и среди коммунистов пойди поищи. Но на собрание его вызвали, а он возьми, да и выступи. Встал и рассказал, как на самом деле было. А после собрания парторг к нему подошел и говорит в полголоса… Что же ты, мол, гнида, хороших людей топишь? Из-за тебя, мол, коммунистам теперь перед лицом партии отвечать придется.  Ну, а Ивану уже терять нечего он и говорит: «Да плевать я хотел и на тебя, и на твою партию!» 
Тут парторг его за грудки схватил и шепчет прямо в лицо: «Будь моя воля, я бы тебя к стенке поставил».  А Иван-то, мужик не робкого десятка, даром, что одна рука рабочая. Так он одной правой парторгу в челюсть дал, тот и упал не жив, не мертв.
Ну, дела… Так, может, отделался бы штрафом или условным сроком, а тут мордобой, да еще, как на грех, важной морды! Не дали делу спуску. Судили Ивана сразу по двум статьям. Получил он три года колонии. Управляющего с должности сняли, агронома из партии исключили, а парторгу по партийной линии строгий выговор с занесением. Вот такие пироги. Но это, ребята, не конец истории. Так что, если готовы слушать, могу продолжать.
Мы все дружно закивали. Всем хотелось узнать, что же еще интересного могло произойти. Да и у всех слушателей возникал один-единственный вопрос, причем тут пес Туман, о котором дядя Саша ранее упоминал?
– Так вот,  –  продолжил свое повествование рассказчик, –  Ивана, значит, увезли по этапу.  Жена его одна-одинешенька дома осталась. А Туман, знай себе, воет и воет каждую ночь, от еды первые три дня отказывался, потом понемногу есть начал, но хозяйку к себе не подпускает. Она ему то хлеба булку бросит, то кастрюлю с едой палкой длинной подсунет. А пес воет на цепи. Никакого покоя от него нет. Палыч-то и гулял с ним частенько, то возле речки, а то и в лес поведет и каждый день общался. А тут вторая неделя пошла, сидит он на цепи, воет и все. И задумала хозяйка от него избавиться. Убить-то рука не поднялась бы, нет.  Договорилась она со сторожем с дальней фермы, что тот Тумана к себе заберет. Уж как он этого зверюгу с цепи снял и на ферму вывез, никто не знает. Наверное, водкой опоили и, пока спал, отвезли. Тут врать не буду. Только мужу она письмо написала, что пес цепь порвал, да в лес убежал.
А жить-то бабе одной, да еще на краю села тяжко, она сначала коров продала, потом из живности одни куры остались. А через год, как мужа посадили, подала она на развод, дом продала, да исчезла из станицы. Куда уехала, никому не сказала, может, в родные края подалась, может, еще куда. О том никто не знает, народ пошушукался в станице с полгодика, да и забыл про все.  Жизнь-то дальше идет, работать всем надо, некогда сплетни из угла в угол таскать. А буквально через год объявился в станице Иван Палыч. Вышел раньше срока, за хорошее поведение. Вернуться-то вернулся, а жить негде. В доме уже новые хозяева, почитай, как два года живут. Вот тебе и пироги.
Жилья нет, работы нет. Поехал Иван в район, в милицию. Тогда с этим вопросом строго было, отсидел, вернулся – иди работай.  А то еще статью за тунеядство пришьют. А кто инвалида к себе на работу возьмет, да еще и по такой статье срок отбывшего? Да и не было у него справки об инвалидности. Неделя прошла, а Иван между станицей и городом, как мячик, мотается, все его футболят. Благо в станице не все к нему плохо относились, бывшие рабочие с тока уважали Палыча, хоть и не показывали этого, но на ночлег пускали. А в один из дней он в городе знакомого встретил, сокамерника своего, тот чуть раньше освободился. Ну тут, как водится, слово за слово, зацепились, поехали к этому мужику домой, выпили конечно. Палыч уже затемно в станицу вернулся, а идти-то куда? Решил эту ночь где-нибудь перекантоваться: или в котельной, или у мужиков в тракторной бригаде, там сторожка теплая.  Ну и пошёл он, малость пошатываясь, через всю станицу в бригаду.
Что уж там получилось, кто первым начал, в том потом милиция разбиралась, а сам Палыч ничего не говорил. Бабы судачили, что не обошлось тут без парторга, якобы он через сына своего парней этих подговорил. Только избили его малолетки до полусмерти и прямо в придорожной канаве бросили. Так бы и замерз Палыч к утру, на дворе-то уже осень была глубокая. Но случилось, ребята, чудо. А иначе как это можно назвать? Нашли его на дороге за квартал от той улицы, где били. Ну как нашли…  Ночью вахта с дальней фермы баб после дойки домой везла. Водитель потом рассказывал.
Еду, мол, смотрю посреди дороги мужик лежит, а рядом с ним волк. Ну думаю, загрыз, наверное, мужик-то никаких признаков жизни не подает. Я, значит, сигналить, – волк сидит возле мужика и не двигается. Я из кабины вышел, монтировку взял, думаю, кинется – буду отбиваться.  Открыл дверь будки, бабам кричу: «Дайте фуфайку старую, у меня там в ящике лежит, для ремонта держу». Думаю, надену фуфайку, пока ее грызть будет я его монтировкой угощу. Фонарик на всякий случай захватил, в свете фар-то не видно, кто это на дороге.  Ну вот, двинулся вперед, волк на меня рычит, а с места не уходит. Я ближе подхожу, он чуток в сторону отошел, но не убегает и на меня не бросается. Я фонариком свечу, над мужиком наклонился, живой не живой, понять не могу. Посветил на волка, а на нем ошейник и кусок цепи болтается. И тут я пса-то признал, Туман это, с нашей фермы пес. Сторожа его по всему лесу ищут. Два дня говорят выл, а потом порвал цепь и в лес. А он вот на дороге сидит. Ну я давай мужику в лицо светить, а оно побито все, в крови и в грязище, но признал я его: Иван Палыч это, бывший зав током. Ну я тут, недолго думая, фуфайкой его прикрыл, бабам сказал, чтобы тут оставались, а сам бегом по улицам в тракторную бригаду, там телефон. Скорая быстро примчалась. Успели значит. Как утром по следам пошли, поняли, что пес своего хозяина не просто в луже нашел, а еще за ворот два квартала до дороги тащил.
 – А дальше? Выжил Палыч? А что с псом? – не вытерпел кто-то из слушателей перебивая рассказчика.
– Дальше самое интересное! Пока Палыча в скорую грузили, пес рядом сидел, а потом исчез. Да некогда там было по сторонам смотреть, нужно было мужика спасать. А на следующее утро под окнами городской больницы, куда Ивана привезли появился пес. Так и сидел он там несколько дней. С утра и до ночи, а на ночь уходил, может охотился, никто не знает. Но никто его не гнал и не трогал, уже все знали, что это тот пес, который своего хозяина спас.
Когда Иван в больнице в себя пришел, он доктору и говорит: спасибо, мол, доктор спасли вы меня, можно считать с того света вернули. 
А доктор-то, его с кровати приподнял – и к окошку. На пса показывает: «Вон ему спасибо скажи, это твой ангел хранитель».
Иван в окно смотрит, а у самого слезы из глаз текут. Тут и доктор, говорят, прослезился. А уж когда на третий день санитарки Палыча на улицу вывели, и он Тумана обнял, тут вся больница у окон стояла и от счастья плакала.  Ну, а как тут не плакать, когда человек перед собакой на коленях стоит и прощения просит, слезы-то текут, а пес ему их языком вылизывает и от счастья не знает куда хвост свой деть. Да и Иван, как солнышко лучистое, сияет, родную душу встретил. Туман-то, единственное родное существо у него в этой жизни.
– А дальше что? Нашли тех, кто на него напал? – всем не терпелось узнать дальнейшую развязку событий.
Дядя Саша взял валяющийся неподалеку табачный лист, размял его в ладонях, быстрым ловким движением закрутил козью ножку, раскурил ее, затянулся пару-тройку раз, выпустил в воздух несколько клубов табачного дыма и только тогда продолжил свой рассказ.
 Пока Иван в больнице лежал, Туман все время рядом был. Так же приходил утром и исчезал вечером.  Хозяин его подкармливал. Врачи меж делом Ивану инвалидность выправляли. Все понимали, что он без инвалидности не проживет. Однажды гулял Иван по больничному двору, а уже первый снежок выпал, красота, да и воздух морозный, чистый.  И вот, значит, сидит Палыч на скамейке, а пес рядом. Мимо проходит парень, ну и так искоса на Палыча смотрит, даже приостановился немного.  В этот момент Туман из-под лавки выскочил и в руку ему вцепился. Тот давай орать благим матом. Насилу Палыч пса за ошейник одной рукой оттянул. А парень этот обложил их еще раз матом и давай бежать. Туман рвет за ним, а хозяин держит изо всех сил. Кое-как успокоил он пса. Вечером тот, как всегда, ушел. А вот утром не вернулся. Нашел Палыч его на третий день, в километре от больницы в овраге лежал, ветками прикрыт. Скорее всего, пристрелили его, а потом еще и палками добивали.
В милиции заявление об убийстве собаки, конечно, никто не принял бы, да и пес по большому счету был, если так можно выразиться, бродячий, как и его хозяин. Поэтому закопал его Иван в лесочке поближе к больнице, натаскал на могилу целую гору камней, собирая их по всему близлежащему лесу. Так и сидел на тех камнях каждый день, с утра и до вечера, пока ему справку об инвалидности не вручили. А куда уж потом подался – никто не знает, уехал, говорят, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих мест. А могила-то из камней так до сих пор и осталась на том месте, где он Тумана похоронил. И грибники сказывают, очень часто возле нее следы волчьи находят. Вот и весь сказ. А я вот часто думаю, если бы люди могли так же любить людей, как собаки, может быть, мы уже совсем по-другому жили? А вы, хлопцы, как думаете?