Мечта

1.
Весь третий курс пединститута ехал в пионерские лагеря на обязательную «пионерскую практику». Поэтому летнюю сессию третий курс сдавал досрочно, чтобы успеть на первую смену. Экзамены были обычными, но отношение к третьекурсникам на экзаменах было не обычное. Это отношение можно было назвать праздничным. Преподаватели понимали, что значит «пионерская практика». Они-то бывали в лагерях на должностях вожатого или воспитателя. Были среди них даже фанаты такого летнего отдыха. Такие специально брали отпуск, чтобы ехать в лагерь на несколько смен. В общем, так получилось, что экзамены сдавались легко. На последнем, по истории педагогики, с Гошей случился курьёз. На первый вопрос билета он ответил вполне адекватно. Второй вопрос оказался для него непосильным: педагогические идеи великого украинского писателя Григория Сковороды. Гоша честно признался бабушке преподавателю, что, еще учась в школе, прочитал какое-то произведение этого писателя. Но какое, он не помнит. Про его педагогические идеи и вовсе ничего не слышал. Бабушка пристально и как-то по-доброму на него посмотрела и сказала:
- Какой честный молодой человек. Из Вас получится прекрасный педагог. Я поставлю Вам «отлично».
Уже в последних числах мая для третьекурсников организовали три дня вожатских сборов. Их должны были научить быть вожатыми. Сотни студентов оккупировали пионерский лагерь недалеко от города, разбились по отрядам, разделились на вожатых и пионеров. Три дня этот рой гудел. Днем в горны, ночью без горнов. Из всего Гоша запомнил только спектакль про Винни-Пуха, сценарий которого они писали со Славиком. На спектакле один из актеров, Генчик Толмачёв, забыл про свой выход. Потом, когда ему сказали об этом, он сильно упёрся и утверждал, что сейчас выход совы. Слава и Гоша так старались, когда выпихивали Гену из-за кулис, что сами с ним выпали на сцену. Все подумали, что пацаны специально хохмят. За успех спектакля пили. Пили много за что еще, и в принципе все три дня. Ну, и пели пионерские песни... В общем, после этого мероприятия Гоша проспал в своей комнате в общежитии целые сутки, а потом на денёк съездил к родителям в деревню, планируя в следующий раз попасть к ним только через два месяца.
Гоша с Мишой выбрали пионерский лагерь с красивым названием - «Мечта». Наверное, они были немного романтиками. Информации о лагерях было мало, поэтому никто в этот лагерь не стремился. А зря. Лагерь был от потребсоюза. В то время все товары в стране распространялись только через потребсоюз: икра, люстры, сигареты, мотоциклетные коляски и мебельные гарнитуры. Гарнитуры ребят не интересовали. Но на бутерброды с икрой, как потом оказалось, вполне можно было рассчитывать. И это в эпоху пустых прилавков и сигарет «Партагас». Когда с прилавков смели все, что можно было курить, откуда-то появились в продаже эти кубинские термоядерные сигареты. Поначалу больше трёх затяжек ни у кого сделать не получалось. Но деваться было некуда, организм постепенно привыкал… Гоша и Миша взяли с собой в лагерь по два блока этого ядрёного курева.
Кроме сигарет, Гоша взял с собой новый пионерский галстук, самодельные крест и звезду из латуни на дешевых цепочках, две пары новых кроссовок, часы «Электроника» и зубную пасту «Рила». Также тормозок, собранный мамой, и бутылку водки «Пшеничная».
Гоша с Мишкой были из одной группы, направления в лагерь получили в деканате, и в «Мечту» явились ровно в тот день, который был указан в направлении – первого июня тысяча девятьсот девяностого года…
По территории сновали какие-то тётеньки с одеялами, в столовке кто-то драил полы и стены. Пацаны спросили директора Клавдию Ивановну, и им махнули рукой в сторону домика, стоящего в зарослях дубовых деревьев, в заднем углу лагеря, плотно прислонившись к железному забору. Это был «директорский домик», именно так все его потом называли. Клавдия Ивановна стояла у входа в дом, собираясь запереть дверь на ключ. Она очень удивилась, увидев ребят.
- Мальчики, а вы что же, наши вожатые? – спросила их Клава.
- Здравствуйте, Клавдия Ивановна! Да, мы вожатые, вот наши документы. – Гоша не понял удивления на лице директорши и протянул ей свои и Мишкины бумажки. Пацаны были при параде, в белых рубашках и в слегка глаженых брюках.
Клава бумажки взяла, быстро пробежалась по ним глазами и сказала:
- Ааааааа, с первого июня!
- Да, сегодня первое июня, явились в срок, товарищ директор! – Гоша стоял по стойке смирно, Мишка тоже держал руки по швам и пучил глаза, боясь рассмеяться. Ребята дембельнулись девять месяцев назад, оба «по соломенному дембелю», то есть по постановлению Горбачева об увольнении из рядов Советской Армии всех студентов высших учебных заведений. Оба не дослужили по десять месяцев. То есть как раз в эти дни, если бы не это постановление, они бы гладили парадную военную форму, вставляли в погоны металлические пластины и плели из парашютных строп аксельбанты. Возможно, поэтому в ходу у них были эти армейские приколы. Клавдии Ивановне, впрочем, прикол пришелся по душе. Было в ней что-то от генерала советской армии:
- Вольно, расслабьтесь, - скомандовала она, - а то штанишки порвутся.
Гоша с Михой переглянулись с выражением: «опа, так она тётка из наших». В общем, в этот момент они поняли, что с Клавой можно и нужно дружить.
- Что приехали в указанный срок, это, конечно, хорошо, - сказала Клава, - но мы в ВУЗы сообщали, что смена начинается с четвертого числа, а не со второго.
Настроение пацанов, хотя и немного, но испортилось. Они уже были настроены заселиться в свою вожатскую палату и приступить к бурной деятельности, а тут такой облом. Ехать назад в город на эти три дня совсем не хотелось. Хотя июнь только начался, но жара уже успела проникнуть в городские кварталы, асфальт плавился и был похож на пластилин, мухи летали лениво и медленно, и казалось, что было слышно, как они глубоко и тяжело дышат. Хотелось прятаться в тень, пить холодную газировку, а лучше пиво. Но пить пиво было не с кем, потому что все однокурсники разъехались по пионерским лагерям, а остальные друзья сдавали сессию. В общаге было пыльно и жарко, денег было мало, а Гошина девушка сдавала выпускные экзамены в медицинском училище. Ни одной причины вернуться в город у Гоши не было. Для Мишки же, человека «местного», поездка в лагерь была спасением от родителей, с которыми он жил в одной квартире. Родители у него были работниками обкома партии, и Мишка должен был вести себя соответственно их статусу, не хулиганить, не бухать, девок домой не водить. Молодой человек соблюдал все эти правила весь учебный год, но теперь «срок заключения» закончился, и продлевать его еще на три дня Мишка не хотел. Поэтому Гоша сказал Клаве:
- Клавдия Ивановна, а может, мы с Мишей поможем три дня вашему сторожу? Обещаем соблюдать чистоту и порядок.
Клава прищурилась, оценивающе разглядывая парней. На ее лице было написано: «А чёрт вас знает, какие вы будущие педагоги. Возьмёте и спалите мне какой-нибудь корпус». Вслух она ничего такого не сказала, а наоборот, написала какую-то записку начальнику столовой и отдала ребятам. Потом вытащила из сумки внушительную связку ключей, отцепила один из них и протянула его Мишке:
- Жить будете в первом корпусе. Второй этаж, вторая комната налево, это вожатская. Сторожу помогать не нужно, сами его только не пугайте. Вот записка к Людмиле Фёдоровне, заведующей столовой, она вам выдаст картошку со склада, больше из продуктов ничего нет. Послезавтра днём привезут продукты, да и все сюда съедутся – воспитатели, вожатые, плаврук, физрук, медики… Так что не скучайте здесь, - Клава надела сумку на плечо и деловой твёрдой походкой направилась вверх к воротам.
Территория лагеря имела едва заметный уклон в сторону речки, до которой по прямой было метров пятьдесят. Сразу за задней калиткой начинался крутой склон к речке, заросший лесом, сквозь который пробивалось несколько тропинок. Тропинки эти иногда переходили в деревянные ступеньки с перилами. Клава прошла мимо футбольного поля, столовой, игровых стеклянных павильонов, вожатского домика, летнего клуба, санчасти, второго корпуса, еще одного павильона из стекла, первого корпуса, открыла решетчатую железную калитку и скрылась из виду.
Ребята нашли начальницу столовой, отдали ей записку, и она повела их за здание столовки, к холмику погреба. В погребе не было совершенно ничего, кроме закромов с картошкой. Людмила Фёдоровна выдала вожатым ведро картошки и сделанный из газеты кулёчек с солью.
- До послезавтра с голоду не помрёте, а там и мы приедем, - сказала она. Была эта упитанная тётка весёлой и доброй, в чем Гоша с Мишкой неоднократно потом убеждались.
Картошку и свои пожитки пацаны оттащили в первый корпус на второй этаж. Корпус был двухэтажным, лестница на второй этаж располагалась прямо на улице, так что внутри здания сообщения между этажами не было. Быстро пройдя по коридору и заглянув в палаты, парни были приятно удивлены. Везде сверкали свежевыкрашенные деревянные полы, висели новые занавески, кровати были аккуратно застелены, белоснежные подушки торжественно торчали у изголовий. Всё было готово к заселению юных пионеров. Вожатская комната совершенно не отличалась от остальных, только кроватей было не шесть, а две.
Первым делом Гоша и Миша решили разведать окрестности. С обеих сторон «Мечта» граничила с другими лагерями. Если стоять к «Мечте» лицом, то справа от нее располагался лагерь «Дружба», а слева - «Солнечный». И правый, и левый боковые заборы были одинаковые, вполне высокие, но зато без всяких неприятностей сверху, об которые можно было бы поцарапаться или уколоться. Если вам было лень лезть через забор, можно было найти и более легкий способ проникновения к соседям - отогнутые в стороны прутья. Это способствовало дружбе между лагерями, особенно между вожатыми этих лагерей.
Напротив «Мечты» располагался санаторий-профилакторий для работников «Лугансктепловоза». Сквозь прутья железного забора были видны разноэтажные корпуса и большие клумбы роз, самодельная модель тепловоза в виде памятника и куча голубых ёлок.
Все эти заведения были окружены рощами, рощицами, лесами, лесочками и речкой, а со стороны «Солнечного» еще и небольшим парком с аллеями и качелями. В местном магазине, расположенном от калитки в полукилометре, кроме вчерашнего хлеба, продавали сухой кисель, карамельки, расплавленную халву и маргарин. Рядом с магазином стояла остановка – конечная рейса номер «135», единственного, который сюда доезжал из города. Автобусы ездили редко, раз в пару часов.
Когда ребята уже брели назад, в сторону лагеря, жёлтый старый «Лиаз» подполз к остановке, переваливаясь с боку на бок на дорожных неровностях, и выплюнул из себя трех пассажиров: двух девушек и одного парня. Ввиду того, что, кроме продавщицы магазина, пацаны на прогулке живых людей не встречали, эти трое их заинтересовали. Пойти приехавшие могли только в одно из четырех близлежащих заведений, и с большой вероятностью именно в «Мечту».
- «Мечта», - предположил Гоша и протянул Мишке руку.
- «Дружба», - сказал Мишка, - Пачка «Партагаса»! - он пожал Гошину ладонь и тут же разбил рукопожатие левой рукой. Появилась живая заинтересованность в маршруте гостей. Эти трое никуда не торопились, шли не спеша, о чем-то громко разговаривали, смеялись и даже махали руками. Все они были примерно такого же возраста, что и пацаны: кучерявый худой парень, русая девушка с косой, тоже худенькая, курносая, и блондинка, симпатичная, маленькая, кареглазая. Кажется, кучерявый парень и девушка с косой были парочкой. Они держались за руки, как в детском садике на прогулке. Блондинка, хотя и шла с ними в одной шеренге, но за руку никого не держала. У всех на плечах висели спортивные сумки. Гоша с Мишкой плелись за троицей в непривычном для них темпе, иногда даже останавливаясь. Пришлось выкурить по одной партагасине, пока троица наконец дошагала до калитки в «Мечту» и шустро юркнула в нее. Ребята тут же побежали следом за ними, и по дороге Гошка кричал:
- Мииихааа, пачка «Партагаааасаааа!» - тогда он еще не знал, что радости от этой пачки никакой нет, потому что Клава с первых же дней распорядилась всем курящим вожатым выдавать по пачке сигарет с фильтром, вожатые называли их почему-то «тараканьи крылышки». Всё-таки было в Клаве что-то от генерала, и сигареты она выдавала как солдатам в военное время. Но до «военного времени» было еще три дня, и Гоша с Мишкой бежали сообщить об этом троим таким же вожатым, как и они, порадовать их. Пацаны и сами были рады, что эти три дня будет с кем пообщаться.
- Привет! - закричали они в спину ребятам, - Вы что же, тоже вожатые?
Те тут же остановились и обернулись:
- Ну, допустим, – сказал кучерявый. Он явно выпендривался перед девушками, он был «бесстрашный и наглый».
- Так мы тоже вожатые, тоже местные, будем здесь работать, - пояснил Миха.
- Очень рады за вас. А где нам директора найти? – кучерявый не хотел добреть, хотя уже было понятно, что Гоша с Мишей не агрессивные, и бояться их не нужно. Но парень никак не мог перестать играть назначенную себе роль, и блондинка посмотрела на него с немым вопросом и удивлением.
- Да нету директора! – Мишка тоже немного набычился и тоже посмотрел на Гошу с вопросом. Вопрос был примерно такой: «Может, обломать этого кучерявого?» Гоша всегда был пацифистом, поэтому тут же вступил в разговор:
- Ребята, директора действительно нет. Клавдия Ивановна уехала домой. Я думаю, что и остальные работники, которые сюда сегодня приезжали, тоже уже уехали. Остался только сторож и мы с Мишей, - Гоша показал на своего друга, - Смена начинается четвертого июня. Директор сказала, что весь персонал приедет сюда третьего, чтобы закончить все приготовления…
- Ну, я же вам, остолопам, говорила, - перебила Гошу блондинка, обращаясь к своим друзьям, - надо было позвонить сюда!
- Да куда звонить-то, - превратившись в нормального парнишку, возразил кучерявый, - Не было в деканате ни одного номера телефона. И в справочнике тоже нет номеров этой, блин, «Мечты».
- Ты не блинкай! – не унималась блондинка, - лучше скажи, как мы теперь отсюда до Стаханова доберемся.
- Да зачем вам куда-то добираться! – радостно предложил Миша, - У нас ведро картошки есть!
Заметив удивленные взгляды троицы, Миша тут же уточнил:
- И соль! И спички!
- Ну, это другое дело! – сквозь смех сказала блондинка, - Мы думали, что у вас спичек нету!.. Да нет, ребята, нам тут торчать нет смысла, мы домой поедем, а вернемся послезавтра.
Обстановка разрядилась, и пацаны стали знакомиться с новоприбывшими. Блондинку звали Наташкой, кучерявого Кириллом, а его невесту – Ленкой. Жили все трое в Стаханове, а учились в Горловском институте иностранных языков на факультете филологии, и в будущем должны были стать преподавателями английского и немецкого языков. Гоша с Мишкой рассказали про себя. Они были студентами физмата Луганского педагогического. От того, что эта компания с ними не оставалась, ребятам стало грустно. Они быстро попрощались и удалились в свой корпус на второй этаж, а вожатые из Стаханова поплелись назад на автобусную остановку.
- Ээээээй! – кричали пацаны на своем пустом этаже, - Пионеееррыыыыы! В борьбе за дело и не за дело – будьте готовы!
- Всиииигдааааааа!!!! – кричал Мишка.
- Миша, а давай покурим! – кричал Гошка.
- А давай, - отвечал Мишка.
Они вломились в ближайшую палату, открыли форточки и завалились поверх покрывал на кровати.
- Как белые люди! – говорил Миша, - Весь этаж наш, кури где хочешь!
Гоша был товарищ общаговский, его таким курительным комфортом было не удивить, а для Мишки это было редким кайфом.
Наступило четыре часа пополудни, захотелось есть. Гоша предложил пообедать в лесу, прямо возле костра с печеной картошкой. Пацаны взяли с собой в лес бутылку водки, собранные мамами тормозки, спички, соль и картошку. Но как только они вышли из корпуса, в небе загрохотало. Они посмотрели на небо, понюхали воздух и поняли, что до дождя картошку испечь не успеют. Тогда парни вернулись в комнату и приступили к трапезе, отложив картошку на потом. Водка пошла легко и быстро закончилась. Шел сильный дождь, очень шумный. На него было весело смотреть со второго этажа. Настроение было прекрасным, потому что впереди было два дня отдыха и полнейшего отсутствия забот.
- Ну, теперь можно и искупаться! – предложил Мишка. Язык его слегка заплетался, голубые глаза приобрели стеклянный налёт. Он тихо улыбался. Мишкина улыбка была фирменной, неповторимой. Она выражала мировое дружелюбие и терпимость к небольшим расхождениям во мнениях. Из-за этой улыбки Мишку невозможно было бояться. Поэтому дети к нему всегда слетались как пчёлы на мёд.

2.
Пацаны пробирались сквозь заросли крапивы и лопухов вдоль берега Северского Донца. Они открыли пляжный сезон. Всё из-за той бутылки водки. Дождь кончился, и даже светило солнце, но оно уже коснулось нижним краем далекого холма, и жарко точно не было. Ребят отнесло течением далеко от того места, где они разделись и вошли в воду. Купались они голые, это позволяло потом не тратить время на сушку трусов и сразу одеться. Но выгода оказалась ущербной, потому что теперь одна рука была занятой, они пробирались сквозь пересеченную местность с корягами и крапивой.
- Миша, ну признай факт, что ты долбодятел, — говорил Гоша, — да и я не лучше, повёлся на такое сомнительное удовольствие.
- Тааак, — Мишка чесал затылок и щурился, — вот где-то здесь под деревом наши вещи.
- Миша, нельзя в лесу в качестве приметного предмета выбирать дерево!
- Не звезди, ты же тоже говорил, что это хорошая идея!
Препираясь с ленцой и веря в успешный исход мероприятия по поиску трусов и пионерских галстуков, пацаны добрались до совсем непролазного места, которое решено было преодолеть вброд. Идти по пояс в воде против течения было легко, стало даже немного теплее.
Резкий, оглушающий звук автоматной очереди с противоположного берега рассеял шум речки и недосказанную Мишкину фразу. Пацаны инстинктивно присели в воде и застыли. Пули вошли в воду совсем рядом с ними, следующая очередь могла оказаться более точной.
- Бляяяяя! — закричал Миха и рванул на берег. Гоша бежал следом за ним. Казавшиеся непреодолимыми кусты на берегу оказались легко проходимыми. По ним стреляли еще. Пацаны не понимали, куда ложатся пули. Животный страх овладел ими. Два голых парня неслись вверх по склону, не различая под босыми ногами кочек, не обращая внимания на колючки и ветки. Они бежали до самого лагерного забора. Чувство времени исчезло. Автоматных очередей больше не было слышно. Хотелось думать, что стрелявший остался на том берегу Донца. Но воображение рисовало маньяка с лодкой, которому почему-то обязательно нужно убить парней. Страх нарастал. Вдалеке послышались голоса, кто-то громко выкрикивал команды, затем едва различимый топот ботинок. Страх смешался со смятением, чувством неловкости. Пацаны были без одежды посреди леса, и их могли увидеть посторонние. Но возвращаться к берегу и продолжать поиски одежды было далеко, страшно и глупо. Пацаны решили пробраться к своему корпусу и там одеться.
Они на четвереньках поползли вдоль железного штакетника к калитке. Штакетник сильно пачкался ржавчиной, а калитка была ржавой настолько, что не хотела открываться. Это было странно, потому что полчаса назад, когда ребята шли купаться, эта калитка легко распахнулась и даже не скрипнула. Миша и Гоша переглянулись. Но выяснять причину такой странности было сейчас неуместно. Они протиснулись в небольшую щель между приоткрывшейся калиткой и забором и заползли на территорию, оказавшись рядом с домиком директора. Вид этого домика был настолько нелепым, что Гоша шёпотом выругался и покрылся холодным потом. В домике не было ни одного целого окна. Стекла были разбиты и зияли зубастыми дырами. Не было в домике и дверей! На черепице крыши виднелось несколько огромных дыр. Но даже это было не так удивительно, как состояние стен. Краска на стенах была выцветшей и облупившейся настолько, что было понятно — дом не красили много лет. Но Миша и Гоша четко помнили, что несколько часов назад, когда директорша запирала дверь этого дома, он был свежевыкрашен светло-зеленой краской! Тут же выругался и Мишка, вслух и громко.
- Тихо! — послышалось со стороны спортивной площадки. Ребята поняли, что Мишку кто-то услышал, и этот кто-то не один. Трава была удивительно высокой. Пацаны распластались на земле и затихли. Гоша стал щипать себя за ляжки. Он надеялся, что все это ему снится. Но щипки чётко ощущались. Он оглянулся вокруг, пытаясь увидеть какой-нибудь текст, чтобы попытаться его прочесть. Он где-то слышал, что во сне невозможно прочесть ни один текст. Все тексты либо не имеют смысла, либо вообще нечитабельны. Но, кроме Мишки и высокой травы, ничего не было видно. Можно было хотя бы посмотреть на часы, которые, по тем же слухам, во сне показывают всегда разное время, но часы остались на берегу вместе с одеждой. Ребята услышали шум приближающихся к ним людей: во время бега на людях бряцало какое-то железо, шаги были громкими, уже не скрывающимися. Вариантов не оставалось, ребята приподнялись в траве и закрыли низ живота руками.
- Руки! — закричали бегущие люди, направляя на ходу на пацанов калаши. Было настолько страшно, что пацаны подняли обе руки кверху, позабыв про свой неприличный вид. Еще не добежав до ребят, странные военные люди начали истерично хохотать. Кто-то закричал:
- Эй, гомики! Вы что же, совсем охренели!?
Пацанов окружили. Бойцы не успокаивались. Хохоча и ругаясь, они пританцовывали вокруг и вправду обалдевших от всего происходящего ребят. Кто-то не сдержался и отвесил Мише увесистый поджопник.
- Алё, не трогать! — грубо пресек рукоприкладство один из вояк. Кто-то старший по статусу. Его послушались, смех потихоньку утих. Ребятам разрешили опустить руки. Шок проходил, возвращалась способность соображать. Бойцы были странно обмундированы. Обычными выглядели только их калаши. На некоторых были пластиковые на вид и необычные по форме каски, совсем не те жестянки, которые носили на службе Миша и Гоша. Форма с военной защитной раскраской смотрелась очень удобной,  а ботинки, хотя и явно военные, вполне можно было назвать щегольскими. Только на том, который скомандовал не трогать пацанов, была одета обычная форма афганка и тельняшка. Этот и возрастом был постарше, лет под пятьдесят. Он пристально всматривался в растерянные лица друзей, словно решал какую-то сложную задачку. Наконец, уже в полной тишине, когда некоторые бойцы успели задымить сигаретами, кстати, вполне нормальными, судя по запаху дыма, не партагасом каким-нибудь, этот старший спросил, обращаясь к Гоше:
- Тебя Гошей зовут? — и когда Гоша еще не успел ответить, боец обратился к Мишке:
- А тебя Мишкой?
Пацаны начали всматриваться в лицо старшого, тщетно пытаясь что-то понять или вспомнить. Небритое лицо мужика никого им не напоминало.

3.
Пол в импровизированной камере был деревянный, краска местами облупилась до самого дерева. Комната была пустой, парни спали прямо на полу, подложив под голову руки. Вчера им дали какие-то штаны «треники» и курточки, слишком большие по размеру. В этом наряде они были похожи на беспризорников. Их почти не били, если не считать пару ударов по почкам – «для профилактики». Допрашивать их никто не стал, просто закинули в эту комнату какого-то частного нежилого дома. Дверь снаружи чем-то заперли. Парни даже не знали, был ли у них охранник. Бежать было все равно некуда. Потому что за дверью творилось необъяснимое. Лагерь, за один час превратившийся в разваливающиеся трущобы, стреляющие из кустов бандиты, отморозки в странном обмундировании.
По дороге к этому дому пацаны рассмотрели территорию лагеря. Многие отрядные беседки вообще исчезли, здания облупились и постарели, в некоторых местах были видны следы от осколков. Асфальт потрескался, сквозь него пробилась трава и деревья, стадион зарос высокими сорняками. Везде валялось битое стекло, дряхлое лагерное оборудование и мебель. На дверях корпуса, в котором ребята бросили свои вещи, висели большие амбарные замки. Центральные ворота перекосились, их выводили из лагеря через отогнутые в стороны прутья забора. Парни долго не моги уснуть, строили различные версии случившегося. Единственное объяснение происходящего было фантастическим, но в таких обстоятельствах единственно возможным. Ребята предполагали, что попали в будущее. Ровно на столько лет вперед, за сколько краска на стенах директорского домика успела так сильно состариться и облупиться, а сквозь асфальтовые дорожки прорасти толстые деревья. Это объясняло и другие необычные вещи, замеченные вчера. Например, странное военное обмундирование на бойцах. А еще Гоша увидел у одного из этих бойцов небольшую коробочку, которой боец пользовался как телефоном. Это была точно не рация, и на экране этой коробочки светилась чья-то фотография. Бойцы, которые вчера вели их от лагеря сюда, говорили какие-то непонятные слова: «смартфон», «джиэсэм», «укры», «зашквар». Больше Гошин мозг запомнить не смог.
- Миша, мы попали куда-то аж за двухтысячный год, стопроцентно, видал какие деревья вымахали, говорил Гоша, рассматривая свои грязные ладони, - А то и вообще лет на двадцать вперед.
Мишка периодически ругался матом, подходил к двери, стучал по ней босой ногой и кричал:
- Сука, выпусти, я хочу в туалет!
Солнце уже заглядывало сквозь пыльное уцелевшее стекло в комнату, и на самом деле сильно хотелось в туалет. Но про них будто забыли.
Дверь открылась внезапно и беззвучно. Вошёл вчерашний мужик в афганке. Он или плохо спал, или пил вчера, выглядел паршиво. Сначала он с каждым поздоровался за руку, назвал их по именам: Миха и Гоша.
- Я без лишней информации вам всё расскажу, пацаны, - сказал боец, присев на пол и облокотившись об стенку, - Но сначала скажите – какое сейчас число и какой год?
Пацаны уже понимали, к чему клонит этот военный. Гоша ответил:
- Вчера было первое, значит, сегодня второе июня тысяча девятьсот девяностого.
Военный ухмыльнулся:
- Забавно. Даже число и месяц совпадают. Только год сегодня две тыщи пятнадцатый, пацаны.
Гоша свистнул, Мишка обхватил голову руками. Боец продолжал:
- Я понял, почему вы меня не узнаете. Мы познакомимся только третьего июня, когда я с Галкой приедем в «Мечту» работать вожатыми, то есть только как бы завтра… Но можно познакомиться уже сейчас, - боец хохотнул и протянул пацанам руку, - Валера.
- Гоша, - первым отреагировал Гоша.
- Да я знаю, Гоша, - Валера широко улыбался. Мы с тобой не один литр водки выпили, можешь без подробностей. Гоша часто моргал.
- Звездец! – наконец проговорил он.
- Я то водку с вами пил или трезвенником был? – спросил Миха.
- Миха, дорогой, как же без тебя! – Валера дотянулся до Мишки и положил ему руку на плечо – И в футбол играли, и песни пели.
Пацаны молчали. Валера продолжал:
- Как вы сюда попали, я не знаю, можете не спрашивать. Вчера под вечер начали стрелять с того берега. По нашим данным в том районе никого не должно быть, но мы пошли посмотреть, нашли вас. Голые то почему?
- А мы что, тебе тогда, в девяностом, ничего об этом не рассказывали? – спросил Миха. Валера задумался:
- Да вроде бы нет, не помню такого.
- Мы вчера купались голышом, холодно же, сушиться потом как… Ну вот, потом к вещам по речке возвращались, по мелкоте. Тут кто-то как начал палить по нам, я чуть не обделался со страху…
- Понятно, - сказал Валера, - кому же понравятся два голых дебила на ЛСО…
- Что это – ЛСО? - поинтересовался Гоша.
- Это линия соприкосновения огня. Война здесь, пацаны. Ща попробую по-быстрому нарисовать вам…
Пацаны слушали внимательно, смотрели на Валеру с тоской и тревогой. Такого будущего они не могли представить и в кошмарном сне. Через двадцать пять лет здесь, на территории пионерских лагерей, будут бегать мужики с автоматами. Такое будущее трудно было назвать светлым.
- Началось всё три года назад, в Киеве случился майдан…
- Подожди, - попросил Мишка, - Советский Союз есть?
- Тюююю, - Валера присвистнул, - точно. Вы и этого не знаете. Год Вам, пацаны, осталось в Союзе жить, потом кердык ему придёт. Соберутся наши начальнички -  Ельцин, Шушкевич и Кравчук - в Беловежской Пуще, и распишутся в похоронном для ССР документе. Станем жить в независимой стране Украине… Ложись!!!
Валера распластался на полу. Падая, он подцепил затылок Гоши и опрокинул его рядом с собой. Противный быстро нарастающий свист превратился во взрыв. На сколько далеко упала мина, понять было трудно, но стены слегка тряхнуло от сильного звука. Не говоря ни слова, Валера выскочил в распахнутую дверь, следом за ним побежал поджидающий его возле дома боец. Свистнуло еще раз, прогромыхало ближе, чем в первый раз.
- Да ну нафиг! - закричал Гоша, - Валим быстро!
Было не менее страшно, чем вчера. Но куда бежать, теперь было не понятно. Сначала они бежали прямо по проезжей части какого-то посёлка. Асфальт был в ужасном состоянии, под ноги все время попадались ямы и щебень. Тогда ребята прижались ближе к заборам частного сектора, тут было помягче, но Гоша почти сразу напоролся в траве на осколки стекла и порезал ногу. Ребята присели за кустом, чтобы перевести дух и осмотреть Гошин порез. Тут же мимо них по дороге проехал БТР с бойцами на броне.
- Слушай, Миша, а ведь нас и те и эти будут убивать, если увидят, - сказал Гоша, - Куда бежать, разницы нет. Он оторвал от своей курточки рукав и надел его на ногу как носок. Рукав кое-как держался на ноге. Тогда Гоша сделал то же самое и с другим рукавом. Мишка тоже последовал его примеру.
- Теперь мы похожи на огородных чучел, - сказал он. Но идти стало немного удобней. Метрах в тридцати находился край какого-то леска, ребята побежали к нему и, пробравшись сквозь заросли, увидели дорогу, по которой их вчера привели сюда и по которой они вчера же ехали в лагерь на автобусе номер «135».
- В «Мечту», что ли? – спросил Гоша у Мишки.
- Давай в «Мечту», - ответил Мишка, глядя по сторонам перед тем, как перебежать через проезжую часть, - По лесу пойдем.
Расстояние нужно было преодолеть небольшое, метров триста. Сначала пацаны ожидали попасть в лагерь «Дружба», находящийся перед «Мечтой», но обнаружили полное отсутствие «Дружбы». Не было видно ни одного корпуса, только кусты, деревья и редкие прогалины между ними. Мишка вспомнил вчерашнюю разведку окрестностей:
- Корпуса в «Дружбе» были деревянными. Наверное, по бревнам разобрали, а места заросли, потому что фундамента у зданий не было.
Выглядело это еще нелепей, чем вчерашние нелепости. Целый пионерский лагерь просто исчез. Ребята добрались до бокового забора «Мечты» и двинули вниз вдоль него, мимо корпусов и клуба, к директорскому домику. Сзади игровых павильонов, возле забора, они обнаружили кучу полусгнивших столов для пинг-понга, а рядом – канаты и поплавки для оборудования лагерного пляжа. Всё это было едва различимо в высокой траве и лопухах. Гоша стал высматривать дыру в заборе, чтобы пролезть на территорию, но тут со стороны бывшей «Дружбы» послышался громкий треск сухих веток. Ребята спрятались за кусты.
Держа автомат обеими руками и резко переводя его от одного куста к другому, по лесу перемещался один из вчерашних бойцов. Гоша даже вспомнил, как обращались вчера к этому бойцу его товарищи: Муха. Судя по позывному, это был шустрый боец. Видно было, что такие обходы зарослей для него не в новинку. Но вел он себя очень странно. Он разговаривал сам с собой. Временами смеялся, видимо, над своими же шутками. Иногда удивлялся самому себе. Мишка обернулся к Гоше с широко раскрытыми глазами: «Во дает, идиот!», - прошептал он. Между тем, Муха приблизился вплотную к кустам, за которыми сидели пацаны. Потом сказал: «Слышь, мне тут чё-то не нравится, давай, позже наберу», - и потом резко залёг в траве. Миша от этого резкого движения Мухи сорвался с места, Гоше ничего не оставалось, как рвануть вслед за другом. Сзади раздался одиночный выстрел. Хотелось верить, что Муха палит вверх, но оборачиваться проверять возможности не было. Рукава с ног пацанов тут же слетели, но теперь босые ноги не были помехой для быстрого бега, смертельная опасность сделала колючки и кочки незаметными. Муха бежал за ребятами и что-то кричал. Смысл его спича был в том, что, если они остановятся, то он их не убьёт, а если нет – убьёт. Верить Мухе было опасно, и ноги сами несли пацанов с горки вниз. Когда до воды оставалось метров тридцать, Муха остановился и начал палить по парням очередями. После быстрого бега прицельность у него сильно страдала. Парни с разгону бросились в речку и стали грести на другой берег. Они не оборачивались на Муху, просто гребли изо всех сил. Гоша вспомнил их вчерашнее купание примерно в этом же месте, вспомнил, как было холодно входить в воду, и подумал о том, каким счастливым человеком он был вчера.
Муха стрелять перестал, до противоположного берега оставалось метров десять, силы у пацанов закончились, но они не собирались сдаваться. «Целится, сволочь», - думал Гоша. Он хотел предложить Мише нырнуть, но понимал, что сил больше нет, и далеко под водой они проплыть не смогут. Он попробовал нащупать ногами дно, и это у него получилось. Не в силах больше сдерживаться, понимая, что они долго еще будут выбредать из воды, Гоша обернулся. На противоположном берегу Мухи не было видно. «В кустах лежит, сука, и целится».
Последние силы пацаны потратили на то, чтобы выбежать из речки, взобраться по крутому склону к деревьям и немного углубиться в лес, чтобы не опасаться выстрелов Мухи. Они упали в траву и тяжело дышали.
- Миша, - сказал Гоша, - а давай просто будем вожатыми, а?
- А давай, - ответил Миша, - Лучше живыми вожатыми, чем мертвыми придурками.
Юмор был так себе. Хотелось кушать, согреться, а больше всего хотелось, чтобы больше не было страшно. До слуха ребят долетела какая-то бравурная музыка. Источник ее явно находился в той стороне, где, по их расчетам, залег Муха. Громкость увеличили, и пацаны услышали слова песни:
«Будь готов всегда и во всем,
Будь готов ты и ночью, и днем!
Чем смелее идем к нашей цели,
Тем скорее к победе придем!»
- Это со стороны «Дружбы», что ли? Бойцы развлекаются? – Миша подбежал к краю высокого берега и выглянул на противоположную сторону Северского Донца. Песня послышалась еще чётче. Из-за деревьев вдалеке показался поднимающийся по флагштоку красный флаг. Миша вернулся и сказал Гоше:
- Вожатый Лёвкин, подъем! В «Дружбе» уже вон открытие лагеря репетируют, флагшток проверяют. Поплыли шмотки свои искать.

4.
Вещи отыскались сразу. Они лежали под деревом, которое росло немного в стороне от зарослей: галстуки, рубашки, штаны, кроссовки и Гошкины часы «Электроника». Пацаны были на седьмом небе от счастья, но все время огладывались по сторонам, опасаясь, что из кустов выскочит Муха. Рваньё, в которое были одеты, они выбросили в прибрежные кусты и зашагали к лагерю по тропинкам и ступенькам, давно служившим пионерам дорогой к пляжу, который расположился на широкой песчаной косе гораздо выше по течению, метрах в шестистах отсюда.
- Жрать хочется, - сказал Гоша, когда они открывали заднюю калитку. Калитка была хорошо смазанной, теперь на это ребята обратили особое внимание. Домик директора встретил их сияющими свежевыкрашенными светло-зелеными боками. Трава на футбольном поле была тщательно скошена. Окна столовки сверкали вымытыми вчера стеклами.
- Очень хочется, - подтвердил Миша, глядя на столовку, - Гоша, не говори никому о приключениях, все равно никто не поверит, будут смотреть как на идиотов.
- Да знаю я. А знаешь, Миша, у нас есть целое ведро картошки!
- И соль!
- И спички!
- И спиииичкииии!!!
Пацаны испекли картошку в костре, который развели рядом с забором. Картошка была вкусной. Из соседнего лагеря «Дружба» были слышны пионерские песни, потом кто-то из сотрудников проверял работу микрофона. Туда вожатые съехались на день раньше, чтобы подготовиться к открытию. Эта суета по соседству добавила пацанам хорошего настроения. Они балдели от того, что впереди остаются сутки отдыха. Пацаны вернулись в свой корпус, выкурили по термоядерной сигарете «Партагас», почистили зубы пастой «Ригла» и легли отдохнуть. Проснулись они только на следующее утро.
Гоша выглянул в окно. Солнце еще пряталось за вторым корпусом, но в открытую форточку уже затекало летнее тепло. Было тихо, только две какие-то тётки тарахтели на лавочке в ближайшей беседке. Рядом с ними лежали сумка и чемодан. Наверняка какие-то сотрудники лагеря. Гошка начал влезать в кроссовки и тут же скривился от боли, болел вчерашний порез на ступне.
- Что, купаться пойдём? – спросил Мишка.
- Иди в жопу, - ответил Гоша.
- Извини. Понимаю – нога болит, - ребята громко засмеялись.
Они вышли к корпусу и сели в большой отрядной беседке. Посреди беседки стоял стол для пинг-понга, сетки и ракеток не было.
- А беседку-то эту запомнил позавчера? – спросил Мишка.
- Конечно запомнил, - ответил Гоша, - Как корова языком ее слизала, только кучка камешков осталась.
- Ничего, лет двадцать, говорят, у нас еще все хорошо будет, - Мишка проводил взглядом проехавший мимо ворот сто тридцать пятый, битком набитый пассажирами.
- Какие двадцать лет, - возмутился Гоша, - Сказано же тебе, через год Союза не станет. А что потом будет, можешь себе представить?
Пацаны достали по партагасине и задымили.
В калитку бодро вошли позавчерашние знакомые – Кирилл, Лена и Наташа. Они приветливо улыбались пацанам. Гоша, хромая, вышел из беседки и пожал Кириллу руку. Тут же он увидел еще двоих только что приехавших сотрудников, они отстали от троицы буквально на несколько метров. Молодой, идеально побритый Валера сиял улыбкой, он нес две туго набитых сумки. Рядом с ним налегке вышагивала плотно сбитая спортивная девушка лет двадцати пяти с короткой стрижкой и лицом вожатой из плаката о счастливом пионерском лете. Увидев перед собой столпотворение вожатых, Валера поставил на асфальт обе сумки и командирским голосом сказал:
- Ну, что же, давайте знакомиться!
- Давай, Валера, - Гоша протянул Валерке руку, - я Гоша. Миша, иди знакомиться с Валерой!