Если звёзды зажигают

«Взлётная полоса – 2»

             Я бежала в любимое место за новыми ответами. Пробегая мимо Белого пруда, щурясь и подмигивая солнышку, приплясывая на одной ножке, я на ходу бросала семечки птицам. Кстати, а почему пруд называют Белым? Надо подумать… В сердце крутилась красивая мелодия, нежно и трепетно обнимавшая стихи Маяковского: «Послушайте! Ведь если звёзды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?» Казалось бы, такой не песенный слог, а вдруг совместился с современной музыкой. Получается, при желании искренне творить, соединить можно всё. Значит, это кому-то нужно! И для чего-то…» Я усмехнулась своим прагматичным, совсем непоэтическим мыслям. Между прочим, вот так возьмёшь, сложишь непостижимое с невероятным, и получится новое, ранее казавшееся невозможным, а в результате чудесно красивое. Может, так и создаются шедевры?
          Когда я влетела, отец Серафим уже ждал меня.  Храм был полон народа, но моё место было свободным. Усевшись поудобнее, я приготовилась к работе.
          Вот уже несколько месяцев я задавалась вопросами о, до ужаса странной, связи с человеком, которого не могла выбросить из головы. Ладно бы только мысли, так и сны не давали покоя. Собственно, со снов всё и началось. Из каких только передряг я его не вытаскивала, как только не спасала! А о том, что происходило между сном и явью, в так называемом тонком сне, вообще можно писать фантастические романы. Боже, да кто же мы оба такие, в конце-то концов? Такая странная привязка — никогда не испытывала подобного!
          В прошлый раз отец Серафим многое прояснил для меня, и за два прошедших дня я чуть успокоилась, взглянула на ситуацию с разных сторон и перестала думать о разрыве, о том, чтобы отделаться от человека любой ценой. На «апельсин», конечно, я переключилась, но меня по-прежнему интересовал смысл этого досадного происшествия. Ну да, происшествие, а как ещё назвать такую мощную ментальную связь с малознакомым человеком? Пора уже разобраться с этим раз и навсегда.
      Отче дал мне пару минут, чтобы успокоить дыхание, собрать мысли и выкинуть их из головы. Потом безо всяких предисловий сразу спросил:
— Хочешь узнать кто ты, а заодно и причину происходящего?
     Ха! А кто не хочет?
— Спрашиваешь! Конечно, хочу. А то я устала от такого кордебалета в голове. Опять же звёздный апельсин свербит, не даёт покоя. Почему мы всё время собираем свои части? Мы что, разбросали их по всей вселенной? Зачем? Если да, то где они находятся и как собрать себя? И куда делась шкурка, которая сохраняла нашу целостность?
       Я не могла остановиться. Несколько вопросов на ходу превращались в список, естественным образом вытекая друг из друга. Отец Серафим слёзно рассмеялся:
— Вижу, вижу, что ты отдохнула. Прекрасно. Тогда летим!
       Стоило мне взмахнуть ресницами и закрыть глаза, как мы мгновенно, словно в скоростном лифте, совершили подъём и перешли в состояние глубокой тишины. Вдруг на меня резко набросилась темнота и затем провал… 
                *****
        Всё произошло очень быстро, я даже не успела понять. Ничего не было видно, один только яркий свет. «Что это? Я ослепла?» — подумалось мне. Свет был такой силы, что единым махом разлетелся на тысячу тысяч мелких частиц, и я разлеталась вместе с ним. И сразу же накрыло бешеное, просто сумасшедшее счастье — восторг от полёта в общем потоке! Я лечу вместе со всеми со скоростью света! По мере удаления от источника, траектории световых сгустков, выпавших из единого света, расширялись, скорость замедлялась и постепенно зрение прояснялось.  Нет, это нельзя назвать зрением — это всё сразу: и зрение, и слух, и чувствование, и знание с пониманием. А ещё бесконечное доверие происходящим процессам и себе. Всё красиво и органично, и нет в этом ни фальши, ни искажения. Всё правильно, естественно и закономерно, потому что эти метафизические процессы абсолютны, они были слиты воедино с физическими явлениями и проходили в моменте сейчас по правилам духовного космоса. Но если возникла мысль, что я ослепла, значит, я была до того, как… До чего?
         Знание приходило мгновенно. Я оказалась в эпицентре эволюции старой звезды, в моменте взрыва и рождения сверхновой. В результате отвала звёздной породы образовались искры и молодые звёзды, некоторые из которых оказались нейтронными. В сущности, это были звёздные роды.
         По мере того, как движение замедлялось, стало возможным оглядеться вокруг. Это было место, похожее на звёздный роддом, где много света и океан энергии. А недалеко, в соседнем пространстве, были роды другой звезды. Я смотрела на всё будто через стекло. Неописуемое зрелище! Восхитительная красота! Вспышки разного света, как парадный фейерверк, притягивал к себе взгляд. Но моё движение продолжалось, и в полёте я старалась оглядываться по сторонам. По сторонам — это триста шестьдесят градусов в сфере. Другими словами, в пределах своего пространства я видела всё сразу и везде одномоментно. Почему-то было очень важно держать внимание около себя.
          Рядом летели мои сестры и братья — моя звёздная семья, и много искр разного вида. Кратковременный хаос постепенно упорядочивался, и начиналось самоощущение себя в пространстве. Мы все держались в поле мамы-сверхновой, но на расстоянии друг от друга, наши пути ещё не были определены. Если кто-то сближался, то начинали происходить необратимые изменения. Столкнувшись, два комочка света взрывались, передавая потенциал другим. Или же один, более сильный, поглощал другого, сливаясь с ним в единое целое, как шарики ртути. Это ни хорошо, ни плохо, просто шёл процесс становления формы со-знаний для разного рода душ, которые будут проходить своё дальнейшее развитие здесь, в Огненной Вселенной. Я же была душой, осознающей себя и процессы вокруг, а моё со-знание, сформировалось раньше, ещё до взрыва — находясь внутри старой звезды, я уже была нейтронной.
      Я летела и купалась в осознанном видении, радуясь свободе и втягивая в себя ближайшие искры, как магнит. Энергии — океан! «Как интересно… Если я наблюдаю становление формы света через столкновение или слияние, значит, у тех, кто попадает в сильное поле или взрывается, пока нет души. Просто идёт структурирование и подготовка форм световых искр под конкретные души. Вот почему, собирая искры, я не чувствую, что поглощаю их, идёт естественный набор и накопление света. Похоже, это те комочки света, которые ещё не соприкоснулись с живой душой».
         Внезапно я почувствовала магнитное притяжение и сразу же, очень близко, увидела на своём пути такую же по форме нейтронную звезду. Сопротивления не было — великим божественно-космическим процессам даже звёзды не противостоят. Мы обе всё понимали. Взорваться мы не могли, у обеих было развитое и структурированное сознание, значит, шел процесс поглощения и слияния в одну. Интересно, а как же в таком случае быть двум душам? Всё когда-то бывает впервые…
       Мы начали сближение. Внезапно, соприкоснувшись с орбитой другой звезды, я затормозила. Несмотря на свою силу, мне не хотелось её поглощать, я решила ей отдаться. Новый опыт — это прекрасно! Я немного приостановилась — просто захотелось замедлить процесс и прочувствовать его во всей красоте. Видимо, моей визави захотелось того же, потому что она тоже не думала меня поглощать. Значит, всё-таки взрыв, а жаль…
      Мы обе наслаждались процессом: замедляли наше сближение, оттягивали взрыв и одновременно, отдавая себя друг другу, подчинялись божественному замыслу. Когда до столкновения оставалось совсем немного, магнитное поле между нами неожиданно сменило конфигурацию и завибрировало. Скорость света свела нас так близко, что мы увидели своё отражение друг в друге. Всё! Сейчас бабахнет! Но взрыва не произошло. Напротив, родился другой, новый процесс — образовались колебательные движения, нас закружило, и полюса поменялись местами. Сквозь наши тонкие поля прошли электрические импульсы, и появились дополнительные настройки. Возникли новые силовые линии, и сформировалось магнитное поле совершенно другого порядка. Оно позволяло быть рядом, но не поглощать друг друга. Мы попытались раскачать нашу общую лодку — отдалялись, а потом приближались, но ни того ни другого не происходило. Поле притягивало и не давало разойтись, но в то же время безопасно удерживало нас от столкновения или поглощения друг друга. У каждого из нас была своя орбита, но при этом появилась ещё одна, общая, а с ней и единое поле на двоих. Единение орбит стало необычайно увеличивать силу нашего совместного свечения и устойчивого равновесия. Так сотворился новый космический объект — двойная нейтронная звезда. Такого знания у меня ещё не было.
         Это был новый опыт души в потоке совместного знания с Божественным. Переживание потрясало своей глубиной и силой. Любовь, сотворившая нас, росла внутри с каждым мгновением нашего существования.
         Нас было двое, но мы были одним целым. Не два в одном, и не близнецы, а именно — одно целое. Будто во мне есть кто-то, и одновременно я в ком-то, но это тоже я. Очень странное и абсолютно новое ощущение. Оно похоже на повторение единства во множестве, точнее, единства в союзе. Такой, знаете, фрактал божественного мини-опыта единения на двоих, начальный световой круг.
         Мы были связаны одним огнём. Оказалось, что одна большая световая искра со-знания при родах нечаянно разлетелась на две звёздочки. Затем она обратно слилась, но световых тел осталось два, и души две. Но при этом одновременно в каждом осталась целая искра. «Связаны» от слова «связь», а не «привязка». Ни у меня, ни у моей визави не возникало даже мысли о разрыве нашей связи! Это было бы всё равно что разгрохать гармонию вселенной, нарушить музыку Небесных Сфер.   
        Великолепный замысел! Чудесный опыт познания себя через другого себя! Ощущения высокого духовного переживания — дивные и волшебные.
       Нейтронная звезда сама по себе светит ярко, а тут целых две, слитых воедино. При малейшем движении искры со-знания одной звезды другая начинает отвечать тем же, и сила воздействия превышает все мыслимые и немыслимые резонансы. Концентрация света вокруг меня-нас увеличивалась на несколько порядков. Эффект свечения превзошел ожидаемый результат. Новый опыт оказался очень плодотворным. Космическая целесообразность была очевидна — несколько двойных нейтронных звёзд могут заменить сотню одиночек, особенно в молодых, растущих вселенных, где есть сильная потребность в свете.
         Мы посмотрели «за стекло» и увидели повторение этого явления в других звёздных родах. Какое счастье познавать новый чистый опыт Божественного в собственном творении! Другими словами — осознанно и счастливо переживать своё рождение и преображение как нескончаемый опыт любви Бога. 
         По мере осознания новых космических процессов, привыкания друг к другу и новым себя, наше счастье начинало фонтанировать сумасшедшей радостью от необычного опыта. Во мне-нас рождались новые алгоритмы и духовные программы. Они хрустальной музыкой звучали в нас и нам хотелось светить, светить, светить… Света становилось так много, что местами ничего, кроме нас, не было видно. Но мне-нам было необычайно хорошо в этом нашем общем поле. Быстро набираясь опыта и «вставая на ноги», мы осознавали в себе и новые задачи. Мы чувствовали маму-сверхновую и её желание с Единым насчет нашей сутьбы. У звёзд, оказывается, тоже есть сутьбы.  И они, как ни странно, называются предназначением и миссией. Предназначение звезды — светить, нести свет туда, где он необходим. Миссия — служить. Миру, Роду, Семье, Маме-Папе-Творцу…  Места назначения и службы у всех разные.
                ******
         Неожиданно я выскочила обратно, туда, где сидела, на свой жёсткий стул. Храм гудел — выходные дни. Народ приехал кто зачем, каждый за своим. Под потолком в маленькое оконце рвалось солнце. Его лучи лизали мне колени.
— Ну, отдохнула? — привлёк моё внимание отец Серафим и одновременно переключил, возвращая к работе.
— Ага, — счастливо кивнула я и тут же, не успев ни о чём подумать, оказалась в свистящем блиц-полёте.
                ******
         Траектория полёта вела меня-нас в дальние Миры. В ту часть Огненной вселенной, где было мало света и много темной материи, из которой ещё только ткалась плотность. Становление, преобразование и преображение Миров, творимое там, сопровождалось сильным холостым ходом. Не происходило сцепления с общим, единым пространством, поэтому вселенная всё время соскакивала, соскальзывала и постепенно завалилась набок относительно своей оси, и чтобы все могли удержаться в едином потоке, прикладывалось много усилий. В Мирах же естественным образом возникло мощное сопротивление. И возникало оно в виде неабсолютных алгоритмов. Сменились балансы — исказилось равновесие. В конечном счете, сопротивление переросло в противостояние божественным процессам. Последовало падение напряженности поля на отдельных участках пространства и накопление тяжёлого эфира.  Чтобы развернуть вселенную в правильное божественное русло, необходим противовес и много света. Таким противовесом может послужить поток живого творческого со-знания, который осознаёт себя божественной искрой, несущей абсолютные алгоритмы. И ещё душа, выбирающая движение и духовное развитие в эволюции. А достаточный свет дадут звёзды — аватары божественных искр.
        Однако существует опасность, что, искра-звезда, проявленная в материи, упавшая довольно низко, способна потерять контакт с душой. Тогда она может не удержать поток связи со-знания со своим древним звёздным аватаром и забудет свою истинную огненную природу и божественную суть. Если искра уснёт беспробудно навсегда, то где-то в небесах погаснет звезда…
         На мгновение я окунулась в чёрное пространство без небесных светил — нет, так не должно быть! Это не просто грустно, это, это…
                ******
          Я опять свалилась вниз. По моим человеческим щекам текли горячие слёзы. Воистину говорят, многие знания — многие скорби. Отец Серафим подхватил и понёс меня на руках по звёздной дороге, поднимая в гору всё выше и выше.
— Тшш, девочка, не вздумай разрыдаться. Только не сейчас. Я могу тебя не удержать. Позже поплачем вместе.
        Я утёрла слёзы и с выдохом выпустила напряжение. Затем пару колебаний по волне — и я мгновенно переключилась, оказавшись опять в теле своего звёздного аватара, двойной нейтронной звезды…
                ******
          Небо без небесных светил… Немыслимо и бессмысленно! После больших звёздных потерь у Божественного родилась идея двойных звёзд. Поддерживая связь, они страхуют друг друга от гашения. Свет одной части сознания непременно возжигает другую, не давая погаснуть их аватару. А уж когда они звучат в унисон на волне любви, выделяется столько света, что радость и красота начинают воспламенять другие спящие сознания, ещё не угасшие навсегда. Какое прекрасное предназначение!

        То, что я успела осознать, было яркой и недолгой вспышкой. Было чёткое понимание, что большая часть нашего совместного путешествия с моей визави в Огненной вселенной осталась «за бортом» понимания. Не зря же меня выкинуло в Храм перевести дух. Сколько же жизни и в каких Мирах прошло со времени нашего рождения? Возможно, какая-то часть нашего полёта — это ещё одна, так сказать, закрытая пока секция. Но тем не менее, реактивное движение по неизвестной траектории продолжалось, мы стремительно приближались к неизвестному силовому полю.   
        Внезапно мы-я ощутили сильный толчок. Удар в грудь заставил нас резко остановиться, и в один момент всё померкло. Куда подевались хрустальная музыка, дивные слова, яркий свет? Вместе с ударом острая боль пронзила сердце, и мы-я на мгновение ослепли. На сей раз от темноты. Провал и тишина… Боже, как больно!
         Там, наверху, знания приходят мгновенно, точнее, ты знаешь ответ сразу же, едва возникает мысль. Мы налетели на барьер и прошли сквозь него. Это был внешний контур странного пространства, ограниченного тонкой световой плёнкой, сквозь которую виднелось продолжение вселенной. Оно плыло по заданному пути, как прозрачное энергетическое образование, похожее на яйцо. Внутри этого яйца было всё так же, как во вселенной. Вот только внешнего космоса изнутри видно не было, а внутренний двигался не по спирали, а по замкнутому кругу. Он был велик, этот внутренний космос странного яйца, однако, как все ограниченные пространства, зациклен, предсказуем, и однообразен.
       Что за закрытая область внутри живого космоса? И почему так больно? Ответ потряс. Это барьер разъединения прямого контакта искры с душой, лишение души целостности и вычленение внутри неё одной части — эго. В это пространство иначе попасть невозможно. Это изначально заданные условия. Таков эксперимент.
        Фактически, мы-я только что испытали космическую операцию разделения и внедрения. И потекла со всех сторон тонкими струйками тоска, а за ней щемящая боль разлуки… Я физически чувствовала, как моя, доселе стройная, от слова «тройная», система разлетается. Я хватала её голыми руками, из последних сил стараясь удержать гармонию. Моя визави проживала то же самое. Наше сознание охладевало и тускнело, переставало чувствовать высокие состояния, они просто утекали сквозь пальцы, как песок. А наши души? Души в двойной нейтронной звезде оставались один на один со своими, усиленными парностью, чувствами.
         Теперь моя душа была рядом, близко, но не со мной. Я больше не чувствовала себя, как раньше, единой снаружи и внутри. И чтобы вернуть прежнюю гармонию, нужно приложить усилие: сменить фокус зрения и слуха с общего на индивидуальный. И в тот же момент дало знать о себе раздражение от неудовлетворённости и претензий. Это внутри души протестуя заворочалось эго…
        Казалось, что мы зависли, но движение по инерции всё же продолжалось. Похоже, остановка произошла на мгновение и только внутри. В тот же миг я начала падать вглубь себя. Нахлынули ужас и боль. Я мысленно незрячими глазами пыталась уцепиться хоть за что-нибудь в неизвестном плотном пространстве, но соскальзывала и соскальзывала вниз. Этот низ казался мне пропастью, а я летящей в неё гирей. «А-а-а! Я не справляюсь!»  Отец Серафим поднёс свой фонарь прямо к моим глазам. Падение остановилось, зрение постепенно возвращалось. Паника и ощущение себя гирей прекратились. Фокус внимания переключился на внешнее пространство, и я смогла хоть немного оглядеться. Как же здесь мало света, всё такое вязкое, медленное… Грудь от удара сильно болела. И пустота… Звенящая пустота внутри. Я чувствовала себя разбитой ракетой с зияющей дырой в сердце.
— Ох, — еле выдохнув, заныла я. — Отче, ты здесь?
— Здесь, милая… здесь, — далёким эхом отозвался голос старца.
— Я жива?
— Жива, милая, жива… — Эхо прекратилось, голос стал ближе и теплее.
— Мне больно, слышишь?
— Поэтому и больно, что живая. Только живой душе и больно. Вот они, твои дольки апельсина — сознание, душа… и… эго.
— Ты не понял, МНЕ больно! Той, которая сейчас сидит внизу, в теле, на неудобном деревянном стуле! 
— Понял, я, милая, всё понял… Ты покричи, поплачь — полегчает.
       Гнев рвался наружу. Я действительно хотела орать, плакать, беситься, что-нибудь разбить, поджечь или растоптать. А лучше сделать всё сразу, одновременно. Осознание происходящего не укладывалось у меня в голове и не поддавалось описанию. Успокаивало только одно — мы-я сделали это самостоятельно и добровольно. Из светового пространства, откуда мы летели, выбор явиться на Землю казался совершенно верным и абсолютно оправданным. И там вопроса «зачем?» не возникало — всё было понятно и правильно, так, как должно быть. Вот, значит, почему образовался неожиданный «отдых» в полёте! Видимо, в части «закрытой» пока секции была история нашего становления и развития в других Мiрах, а также и договор на наше пришествие сюда, который я старательно разыскивала.  Я понимала, почему про этот договор нельзя было просто рассказать или показать его. Это нужно ещё раз заново пережить, потому что только так, через вспоминание всех ощущений, через чувствование, открывались коды доступа к своему древнему аватару, нейтронной звезде. Боже, как же низко мы упали…
    «Вот тебе и взлётная полоса…  Американские горки какие-то!»
— Русские… — встрял Отче.
— Что???
— Горки, говорю, русские.
      Желания отвечать не было. Я тяжело и часто дышала. Слёзы градом катились по щекам. У меня было ощущение, что меня отправили в разведку голой, без плана, без оружия, без знаний о противнике и вдобавок по дороге сняли семь шкур. Отдышавшись и немного придя в себя, я спросила:
— Почему у меня чувство, будто меня ограбили? — по-детски обижаясь, почти выкрикнула я.
    Отче вздохнул:
— Это пройдёт. Ты привыкнешь. В каких-то жизнях тебе даже понравится. Только не смотри теперь в прошедшие века, а то снова начнёшь засыпать. Без привычки-то оно и понятно: материальное прельщением затягивает обратно. Опять же гордыня — она никогда не дремлет, жаждет погасить свет богов, вот и стережёт его перед рассветом.
     Чувствовала я себя как с похмелья. В который раз за сегодня вспомнила: многие знания — многие скорби. Но надо жить дальше, а значит, как-то выкарабкиваться из состояния «нестояния».
— Похоже, Отче, мы с тобой моё осиное гнездо разворошили, — попыталась пошутить я, вытирая слёзы, и громко, не стесняясь, высморкалась в бумажный платок.
— А без этого никак. Раз уж ты задаёшь вопросы, ответы на которые лежат за пределами этой вселенной, значит, пришла пора их услышать.
     Отец Серафим внимательно посмотрел, будто проверяя меня на стойкость, и, кивая, ответил:
— Не волнуйся, твоё сознание выдержит.
— Не успела подумать, как ты уже ответил, — отшутилась я.
    Понемногу осознавая происшедшее, привыкая к тяжести и боли, я приходила в себя и, как всегда, исследователь во мне брал верх.
 — Скажи, Отче, а ты тоже проходил разделение?
— А как же! Раз я здесь, значит, не без этого.
— И как справился, когда всё понял?
    Отец Серафим грустно посмотрел на меня, немного помедлил и ответил:
— Да так же, как и ты. Только это случилось в лесу. Лежал на земле и не поднимался, пока не нашел опору, как жить дальше.
— И какова она, твоя опора?
     Я знала, что он ответит. Отче качнулся, едва заметно кивнув, медленно моргнул, словно вновь увидел мир, и улыбнулся глазами.
— Да-да, это любовь. Только она всему опора. Именно любовь помогает принять истину, какой бы она ни была, на любом уровне и на любом этапе. Только любовь вправе делать то, что называется творением.  Душа её хранит. Всегда. Поищи опору в своей душе. Я подожду…
      Я опять вышла из себя: «Охренеть! И как я её сейчас найду? Как? Я – Поток со-знания, Душа и, черт бы его побрал, Эго —  в теле взрослой женщины, физически ощущающей удар и боль, сидящей в храме на неудобном, дурацком стуле-троне в двадцать первом веке, непонятно по какому исчислению; звезда, только что выпавшая из бешеного счастья, сознанием болтающаяся где-то во вселенной, только что пережившая опыт разделения, с мгновенно взбунтовавшимся эго и со свежей дырой в сердце, должна сейчас отыскать любовь в душе? Да мне выть охота, а не любить!»
— М-м-м, молодец, правильно. Все акценты расставила верно, —тихонечко, выделяя каждое слово, прошептал Отче. Я сразу притихла, а он продолжил:
— Задача всякой Души — постичь различение. Отделить плевела от зерна, и не выкинуть их, как никчёмный сорняк, а принять как свою часть и пустить на удобрение. Как вы говорите, сделать ресурсом. И лучше, и виднее сделать сие через опыт разделения.  Вот это и есть труд души. Эго ты проявила, теперь очередь души. Не прячь, покажи её, не бойся. Дай им возможность подружиться и слиться вновь. Только так можно увидеть свою тёмную сторону, взять под контроль одно и проявить другое на мирной основе, не борясь с самой собой.
       Отец Серафим сказал это так легко и просто, что мне стало не по себе. Его душа сейчас смотрела на меня ласковым, всё понимающим, терпеливым взглядом. Это и есть его открытое сердце, огромное, как небесный океан, и любящее меня просто, без всяких условий, за то, что я такая, как есть. Я смутилась. В подобные моменты меня всегда выручал юмор, особенно над собой.
      «Чёрт, чувствую себя Марфушенькой-душенькой: «Ты, что старый, очумел, что ли? Не видишь, у меня руки и ноги замёрзли?!» Что же это я, совсем не Настенька, а? Как она ему, неперечливо так: «Тепло, батюшка, тепло, Морозушко». Отец Серафим смеялся до слёз.
— Да уж, ты не Настенька! Это точно. Но и не Марфушенька! Не расстраивайся, зачем тебе чужие образы? У тебя свой достаточный.
     От слова «расстраивайся» я дёрнулась, как от хлыста, стегнувшего по свежей ране. Вот, значит, оно как… Не раЗтраивайся — значит, будь цельной.
— Да, детушка, теперь ты не только познала суть этого слова, но и прочувствовала его на себе. Ну как, нашла любовь-то?
— Вспомнила! А где шкурка от моего э-э… апельсина?
— Ладно, про любовь отложим. Шкурка так шкурка. Я уж думал, за своими страданиями ты и забыла об апельсине.
— Подожди-ка, а то мысль потеряю… Страдание — корень «страда». Страда — это напряженная работа во время сбора урожая. Слово-Твердо-РА(свет)-Да(согласие) — согласие быть светом проявленным, то есть в материи. Получается, страдание — это не про боль, не про муку. Тогда фраза «страданиями душа совершенствуется» означает, что душа своим трудом различения света и тьмы познаёт себя через внутреннее разделение, принимает и собирает себя уже со знанием своей целостности. Так?
— Да, но уж больно мудрёно. Давай просто «страданием Душа совершенствуется» и всё. А что со шкуркой-то?
      Я так увлеклась новыми озарениями, что не заметила, как в диалоге поменялась с отцом Серафимом местами, и он технично подвёл меня саму к ответу:
— А, да-да… Насчет шкурки я всё поняла…  — запросто, как-то даже буднично ответила я, до сих пор увлеченная подменой понятий в словах.
    Будто отмахиваясь от назойливой мухи, я добавила:
—  Шкурка, которая держит дольки — это дух.
       В этот момент всё вокруг засверкало и зашелестело. Прямо на моих глазах отец Серафим внезапно вырос до небес или, точнее сказать, во все небеса. И вот тут я узрела его звёздный аватар — силу, мощь и любовь необычайно яркой звезды. Белые и голубые молнии гуляли по вертикали и горизонтали всего занятого пространства.
— Вот это Дух! — громыхнул пробирающим до дрожи голос Серафима.  — Он хранит и оберегает нашу целостность.
      В такие моменты приходит осознание своей мелочности и Божественного величия, его всепроникновенности и могущества. Испуганная собственным пренебрежением к силе духа и ошарашенная увиденным, я смотрела на Отче, открыв рот. А он опустился вниз и, вернувшись в привычное для меня состояние, как ни в чём не бывало, спросил:
— Ну что, двинемся к земному дому? Пора уже…
— Ладно, Отче, только не быстро, если можно, — всё, что смогла вымолвить я, выходя из оцепенения и судорожно сглатывая.
     Отец Серафим подмигнул мне, торопиться он и не собирался.
       Мы летели не долго. Уже в который раз он терпеливо направлял движение потока моего сознания по звёздным тропам. Неожиданно я узнала место — звёздные дорожки, закрученные в четырёх рукавах, изящно сплетались в свастику. В центре уже не было чёрной дыры, там сиял сине-голубой магнитар. От величия космической красоты захватило дух. Моё человеческое сердце забилось сильнее, а в сакральной его части стала затягиваться дыра, полученная от разделения. Чистая радость начала подниматься в душе. Удерживать радость внутри не было сил, да и незачем. Срочно требовалось выпустить её наружу!
— Это же наш Млечный Путь! — восторженно воскликнула я.
— Верно.
     Мы приближались, а я всё всматривалась и всматривалась в живую ткань нашей галактики. Печальная догадка быстрой тенью мелькнула в голове:
— А, правда, что раньше он был гораздо ярче?
     Отче закрыл глаза и еле заметно кивнул. Боль в его сердце эхом отозвалась и в моём. У меня опять навернулись слёзы. Неужели же звёздные аватары гасли?
— Да, – ответил отец Серафим на мои мысли. —  И много.
      Войдя в свой рукав и наблюдая знакомые звёздные чертоги, мне захотелось притормозить и посмотреть назад. Я задрала голову и оглянулась на свой небесный путь. Он походил на строение с взорванными изнутри этажами. На каждом этаже сиял оставленный свет с неким образом.
— Н-да… «...Дымилися семи фронтов дороги за мной, як динамитные шнуры…» Из песни слов не выкинешь.
      Потом, криво усмехнувшись, добавила от себя: «И на каждом перекрёстке, пролетая этажи, мигом, ободравшись хлёстко, оставалось ползвезды». Я посмотрела на свои руки — у меня гасла светимость и проступало плотное тело. О, боже, я меркну на глазах!  Отец Серафим остановился, подошёл ко мне, обнял за плечи и так же, как и я, запрокинул голову вверх. Потом серьёзным тоном, но с большой долей иронии спросил:
— Как ты себе представляешь? Нейтронную звезду в Солнечной системе…
     Я подавила смешок. Всё я прекрасно понимала, но почему-то было немножечко, по-человечески, жаль. Отче повернулся и уже серьёзно заговорил:
— Посмотри на это с другой стороны — зато твой мозг выстроил новые нейронные связи. Теперь проход открыт, и коммуникации с вашим древним звёздным аватаром восстановлены. Если ты поднимешься мыслью, то сразу узришь двойную звезду.
— А тот, другой человек, на другом конце Земли тоже теперь сможет… узреть? — с надеждой спросила я.
— Да хоть на другом конце вселенной! — воскликнул Отче.
— Так это и есть звёздный мост? — догадалась я.
— Он самый!
— Давай на нём посидим, поболтаем ножками? — дурашливо предложила я.
— Отчего не посидеть с хорошим человеком? Давай. Только молча, — согласился старец и тут же уселся у моих ног.
      Постучав ладонью около себя, он жестом пригласил меня присоединиться. Мы немного посидели молча, не мешая друг другу думать о своём, потом вместе поймали волну покоя и тихой радости. Так сидеть можно было бесконечно.
— Знаешь, — нарушила я тишину, — у меня часто бывает одно и то же видение. В пространстве выстлана дорога такими белыми звёздами, что они даже кажутся голубыми. По ней идет мужчина и ведёт под уздцы единорога, на котором верхом сидит женщина. Они не торопятся, просто идут. Иногда едут вместе верхом. Я вижу их всегда со спины, удаляющихся по этой дороге.
— А ты помнишь, как они одеты?
       Я задумалась, вспоминая:
 — Пожалуй, да… На них старинная одежда семнадцатого или восемн… — я споткнулась, оборвав фразу на полуслове и, догоняя собственные осознания, уставилась на Отче.
       А отец Серафим, подперев ладошкой щёку, в это время выразительно смотрел на меня.
— Нужны объяснения?
 — Нет, —замотала головой я, загадочно улыбаясь. — Уже не нужны…
     Мы немного помолчали, как хотел он, и покачали ногами на звёздном мосту, как хотела я.
— О чём ты думаешь? — вдруг спросил Отче. — Я не слышу твоих мыслей.
— Это потому, что я молчу и пою.
— А если погромче?
— Пожалуйста… «Послушайте! Ведь если звёзды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит – это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!»
— Красиво… Ну, как? Всё ещё хочешь оборвать звёздную связь?
— А я могу?
— Можешь. Если знаешь как, веришь в то, что делаешь, и чувствуешь, что это правильно.
— Не-а, теперь не хочу. Потому что знаю, верю и чувствую, что рвать нашу звёздную связь — это неправильно.
      Отец Серафим заулыбался:
— А спой про звёзды сначала. Как там… «Кто-то называет эти плевочки жемчужиной…» Красиво...
      Мы вместе допели песню, потом разом спрыгнули в храм, и я открыла глаза. Ещё немного посидев, я засобиралась домой. Теперь я чувствовала удовлетворение от выполненного долга, болтавшегося со мной триста с лишним лет. Заглянув внутрь себя и приструнив капризное и видимое теперь эго, я честно спросила, чего бы мне хотелось на самом деле?
— Да! Радости, моя! Мне тоже интересно, что же ты теперь хочешь? — весело выплеснул отец Серафим.
      Впервые за всё время я почувствовала его живое нетерпение. Это было очень забавно. Я медленно встала, не торопясь поправила одежду, спрятала в карман сопливые платочки, собрала сумочку и, широко улыбаясь, брызнула на Отче яркими искрами лукавых глаз:
— Апельсин!
                ******
        Уже на улице я почувствовала присутствие ещё одного собеседника, узнала его по энергии. Удаляясь, я услышала далеко за моей спиной:
— Я наблюдал за вами. Как она?
— Нормально. Справится.

Светлана Бойко,
 13.02.2021 г.