Вспоминаю былое 3

                ***
     Теперь мне кажется, что наше большое село, растянувшееся вдоль реки более чем на три километра, разделённое ярами, дорогами, ручьями, косогоринами, лесочками и горбатыми каменными проплешинами, выступающими из земли, это наша, тогдашняя большая страна, только в миниатюре. У каждого района своё название, своя особенность, и даже у людей свои особенные привычки. Те, кто живёт ближе к центру, к магазинам, библиотеке, школе и сельскому клубу – горделивые и заносчивые. Только близость и доступность всех «благ цивилизации», как бы так сказать – укорачивает кругозор. Ведь я, пока дойду до центра села, много чего увижу на своём пути, много о чём передумаю. И принесу я с собой в авоське (сеточке) не только покупки, но и множество воспоминаний. А воспоминания, недооцененные нами, впоследствии ценнее всего того барахла, коим мы обрастаем за годы жизни. Всё оно превращается в хлам, обветшавшее и вышедшее из моды, а воспоминания не стареют никогда. Они, как старое вино, с годами только крепче становится.
     Часто люди перебираясь поближе к центру села, покидают свои огороды, тихие улочки, которые потом зарастают разнолистным лесом вперемешку с колючей белой акацией и становятся просто непроходимой местностью. А дороги с каждым годом всё уже и уже становятся. Деревья смыкаются над головой и, даже в безлистое время года там какой-то пугающий полумрак. Но наша семья оставалась жить там, где жили наши деды-прадеды. Волей-неволей нам приходилось ходить по этим тенистым улочкам, привычным и таинственным одновремённо. Бывало и такое, что подхожу к такой улочке, останавливаюсь и оглядываюсь: не идёт ли кто следом или, не видно ли кого впереди. Ведь, как старики говорили: в тёмном месте и хорошего человека дьявол на дурное подстрекает. Вот и бежала, не чуя ног, лишь бы скорее покинуть это одичалое место. Хоть и понимала, что как раз бежать нельзя было, можно нечаянно наступить на змею… Да, и на дереве эта тварь шипучая может оказаться. Надо тихо идти, чтоб и ветка под ногой не хрустнула, а то мало ли кого встретишь…
     На такой улице снегу меньше, но когда начинались метели, то именно сюда снегу наметало столько, что мы уже в огородах картошку садили, а там ещё почерневший снег лежал.
     Поздней осенью, когда листва шуршит под ногами, а туман застилает впереди обзор, я называла эту улицу «мрачная тропинка». Дорога, превратившаяся в тропинку, пользовалась в селе дурной славой. А всё потому, что среди заросших лесом огородов, среди бузины и крапивы лежат развалины глинобитных хат. А там рождались, росли и умирали люди, чьи души считали именно это место родным. Сельчане говорили, что даже днём видели там привидения… А совсем не заросла эта тропинка только потому, что там были колодцы, к которым люди ходили, случалось что и коров поить водили. Сумрачная улица. Казалось бы, сговорились бы мужики и срубили бы вдоль дороги деревья, сразу бы светло стало. Только крепки в селе вековые законы: не тронь в чужом огороде даже пня гнилого, а то накличешь беду на свой двор. Предки тебе этого не простят…
     Городскому жителю трудно всё это понять. Для них и кладбище разрушить за грех не считается, а люди, выросшие в сельской местности, старые поверья помнят и своим, скептически настроенным внукам пытаются втолковать вековую истину. А время бежит – торопится и что оно будет впереди, попробуй, разгляди, как ту тропинку в тумане.

                ***
     Наша кошка слишком далеко от дома не ходила, разве только к соседям и то не ко всем, да ещё любила на столбике возле ворот посидеть. А тут, вдруг, засуетилась на столбике, стала головку вытягивать, что-то там высматривать за дорогой. А за дорогой у нас небольшой прудик, копанка. Любопытство победило, кошка соскочила и побежала к этой копанке. Меня тоже заинтересовало, куда это она побежала и что там может быть интересного такого, чего кошка раньше не видела. Если скотина подходила воды попить, то кошка наоборот убегала домой, а тут…
     Выхожу за ворота, а кошка уже у копанки что-то там скрадывает. Лягушками наша кошка сроду не интересовалась, ни сухопутными бородавчатыми ропухами, ни теми, которые в ставке по вечерам поют, раздувая на шее пузыри. А тут кошку что-то не на шутку заинтересовало. Она, то присядет, то ползком ближе к берегу подойдёт, то назад попятится. Ничего вокруг не видит, всё её внимание сосредоточено на поверхность воды.
     Я вернулась в свой двор и пошла на угол огорода, который намного выше дороги, чтоб с высоты посмотреть на неведомое чудо в нашей копанке. А чудом оказалась маленькая дикая уточка. И это далеко от речки, в селе, и почему-то одна. Утки для меня не новость, но дикая уточка, красивая, похожая на игрушечную, на ту, которая нарисована в детской книжке. Мне бы тоже хотелось, чтоб по нашему двору похаживала такая красотка…
     А дело было к осени. Склонённые над ставочком вербы роняли в воду продолговатые листики, похожие на золотые рыбки. Уточка плавала среди этих «рыбок» и почему-то сердилась на них. Своим клювом топила листик за листиком, пуская их себе под брюшко. Но листики не желали тонуть, а всплывали позади уточки.
     Я бы ещё долго смотрела на свою кошку и на уточку, не иначе, как чёрт принёс к нашей копанке сварливого деда Фёдора. Он прогнал сначала нашу кошку, а потом погнал уточку к яру. На самом краешке яра уточка вспомнила, что она птица, взлетела и с нашей горы полетела вниз, в сторону речки.
     - Вот и ищи там своих сестриц, а то в селе ты только погибель для себя найдёшь…
     Сварливый дед, что-то ворча и размахивая руками, пошёл к своей калитке. Кошка, осмелев, вернулась к копанке, обошла её по кругу, но не найдя там уточки, вернулась к нашим воротам и взобралась на столбик, но нет-нет да взглянет в сторону копанки. Мне тоже было до слёз обидно, что так случилось, но может так и лучше…

                ***
     Не помню, в каком из младших классов я тогда училась, но наша учительница, Елизавета Даниловна, дала нам на выходные задание: насобирать жёлудей и принести этот урожай в школу. Для какой цели нужны были эти жёлуди, нам не объяснили, но это её задание не было причудой. Ей приказал директор школы, а ему ещё кто-то. Дома я рассказала о «задании на дом». Мои родители переглянулись и утром в воскресенье я со своим отцом ушли в лес, который начинался сразу за яром. Но тот яр был настолько глубоким, что нужно было спуститься к реке и берегом реки пройти то место, куда своим желобом выходил яр.
     Где росли дубы в нашем селе знал каждый нынешний и вчерашний мальчишка. Я несла в руке семилитровое ведро, а отец, закинув ремешок на плечо, нёс ружьё. Он тогда работал лесничим. Мы дошли до высоченных дубов и отец оставил меня собирать жёлуди, а сам пошёл делать обход.
     Я уже насобирала больше половины ведра тех желудей, как откуда не возьмись, прибежали мальчишки, мои одноклассники, выхватили у меня то ведро и стали, кто за пазуху, а кто в карманы совать жёлуди. От обиды я заревела на голос. Мой плач услышал отец и, чтоб напомнить о себе – выстрелил в воздух. Мальчишки бросились в рассыпную.
     На следующий день я, уже с отцом, пришли в школу и началось разбирательство: кто собрал, а кто просто грабежом занимался. Тогда учительница начала каждого ученика спрашивать о том, что он запомнил, когда собирал жёлуди? Мальчишки стояли и пожимали плечами. Я же сказала, что когда смотрела вверх, то возле самого неба дубы склонили друг к другу головы, и все они были разные по цвету. Весь класс дружно захохотал над моими словами. А моего отца обвинили в том, что он стрелял в детей. Мальчишкам поставили «за труд» по пятёрке, а мне поставили тройку. И это был один единственный раз, когда мне не попало дома за такую оценку.
     Но случилось вот что. Обвинение, предъявленное моему отцу, по словам мальчишек, было столь серьёзное, что директор школы, моя учительница и ещё кто-то из сельсовета, в тот же день, после уроков, пошли в лес к тем дубам. И единственным подтверждением, что именно я собирала жёлуди, это были мои слова о дубах до самого неба и у каждого дуба свой цвет листвы.
     На другой день опять я со своим отцом и те же мальчишки уже стояли в кабинете директора. Мальчишки шмыгали носами, во всём признались, но всё равно обвиняли меня в том, что я раньше их пришла в лес и всё собрала и просто обязана была с ними поделиться… Тут мнение учителей разделились… В моём дневнике тройку исправили на пятёрку и пожурили моего отца за то, что зря использовал патрон…

                ***
     Хоть и говорили учителя в школе ученикам, что, чуть ли ни главным в детском возрасте должно быть внимательность и любознательность… Короче: «Всё увиденное – мотайте себе на ус, потом в жизни пригодится». Я и рассматривала всё и вся и, конечно же, в силу своего возраста и мечтательности, истолковывала по-своему, и это не всегда совпадало с наблюдательностью других моих одноклассников. А поскольку правы всегда те, кто громче кричал и доказывал, и вообще перевес мнения за большинством, то я всегда оставалась виноватой, а уж насмешки не раз доводили меня до слёз. Теперь-то я бы могла объяснить истинность моих слов, а тогда преобладал только восторг увиденного в природе. Вспоминается один из пережитых эпизодов.
     Утром, когда я шла в школу и косые лучи солнца, в просвет между хатами и деревьями, осветили одну ветку клёна, что рос у дороги, на самом повороте дороги. Жёлтая листва в лучах солнца показалась мне золотой. Я, открыв рот, стояла и смотрела на эту ветку. Мимо шла какая-то женщина, и, когда я сказала ей о золотой ветке, она согласно кивнула головой. И я истинно уверовала, что это именно так оно и есть. Пришла в школу и поделилась с подружками своим впечатлением. Но этим «подружкам» значение дружбы было не ведомо. Для них главным было наябедничать и, вместе со всем классом, посмеяться надо мной. И, как только учительница вошла в класс, они наперебой стали уличать меня во лжи и от тёплых ко мне отношений не осталось и следа. Они, видите ли – умные, а я – посмешище. В добавок учительница сказала, что на деревьях не растут золотые ветки и листья на них самые обыкновенные.
     Закончились уроки, но этим всё не закончилось. Мои, охочие до насмешек одноклассники, повели меня к тому дереву, чтоб ещё раз убедиться, какая я плохая…
     Но, пока мы сидели за партами, осенняя погода переменилась, стал моросить мелкий дождь и бывшие «золотые листья» потускнели. За свою «ложь» я от каждого получила по тумаку и, избитая, заплаканная, пошла домой. Мои же «подружки», пошептались и побежали вперёд, стали у ворот и стали звать моего отца, и с большой радостью рассказали ему о том, что я наврала о золотых листьях и за это меня учительница отругала. Довольные разбежались по своим улицам. Дома мои объяснения никто и слушать не стал, а за враньё и за то, что меня учительница ругала, мне ещё и ремней отсчитали…
     Конечно же мои одноклассники ещё дразнились какое-то время и забыли этот случай, а мне-то как это забыть?..

                ***

     Был и другой случай. Это уже ранней весной произошло. Шли мы из школы берегом реки. На сельской разъезженной дороге после растаявшего снега, грязище – сапоги вязнут. А по целику пройтись – одно удовольствие. Я, чтоб избежать ненужных насмешек, шла позади всех и в их разговоры не встревала. Просто смотрела на изменившийся мир, на почерневший в тени деревьев снег, на старую прошлогоднюю траву и пыталась во всём этом найти свою красоту. Мои одноклассники о красоте не думали, а каждый себя выпячивал, искал в чём бы обвинить другого, чтоб его ещё и поколотить. Конечно же я их считала грубыми и даже жестокими людьми, но это не мой выбор, приходилось с этим мириться. Так сказать – одноклассников не выбирают.
     Когда мы стали подниматься на пригорок, я оглянулась, посмотрела на разлившуюся речку, на образовавшиеся островки с сиротливо стоящими на них безлистыми деревьями, на меня накатила жалость. Бурливая река мне показалась жестокосердной, такой же, как мои одноклассники. В эти минуты мне показалось деревья беззащитными сестрёнками. Как им помочь, я не знала и всё смотрела и смотрела на них.
     Мои же горе - подружки, пошептавшись, побежали вперёд, встретили мою маму, несущую на коромысле воду, сказали ей, что я стою у реки и не хочу домой идти. Мама же, долго не думая, оставила вёдра на обочине дороги, и побежала меня вразумлять. «У людей дети, как дети, домой спешат, чтоб родителям помочь, а ты…» У мамы был железный аргумент, а я… позорю перед людьми семью. Затрещины я переносила молча, уже и не пыталась оправдываться. Это расценивалось, как упрямство, и мамины слова «как об стену горох», только усиливали мнение в том, что я неисправима. Но быть похожей «на людей», то есть на «подружек», я не хотела и просто – не могла. Только потом я поняла, что мой мир богаче и шире, чем мир моих одноклассников. И хоть мы тогда были пионерами и, по воспитанию в школе, атеистами, я благодарила, хоть и на уровне подсознания, Высшие силы, за такой дорогой подарок, который никакими тумаками не выбьешь. «А вот, вырасту…» Может быть и хорошо, что я верила в лучшее и не знала, что взрослая жизнь приносит ещё большие разочарования…

                ***
     Однажды, откуда-то шли мы с бабушкой домой и, уже были недалеко от наших ворот. Я посмотрела в соседний двор и увидела, как тётя Наталка, соседка наша, сидела на скамейке со своей взрослой дочерью и о чём-то по-доброму, по-родственному разговаривали. Рядом на скамейке с ними кошка сидела, дремала на солнышке. И так я на них засмотрелась, на тепло их отношений, на доверительный разговор, что остановилась в забывчивости. И тут же получила толчок в спину.
     - Что стала? Им делать нечего, вот и сидят… А ты чо на них смотришь? У тебя то и то… и другое не делано…
     И посыпались на меня упрёки и перечисления работ, которые мне и за неделю не переделать. Конечно же я делала по мере моих детских сил и всё думала: «Ну, почему бы мне по-доброму не сказать это, без упрёков и бесконечного унижения, будто бы я хуже всех, и такая никудышная неумеха…»
     Теперь мне уже под 70 лет. Правду вам говорю, что у меня слёзы наворачиваются, когда вижу, что ребёнка по головке гладят, играют с ним, шутят, смеются. У меня ведь тоже были родные по крови люди, но не было родительского тепла, вечно я была в чём-то виновата…