В ожидании

Однажды утром, сотрудники офиса компании с романтичным названием: «Хрустальный перезвон», правда выпускающей отнюдь не хрусталь или изделия из него, а пластиковую посуду, с удивлением узнали, что теперь у них новый генеральный директор. Старый, неожиданно для всех уехал куда-то в Латинскую Америку, правда не один, а вместе с заработной платой и всей выручкой от продажи этого не романтичного пластикового хрусталя. Что за директор к ним приходит никто ещё не знал, даже те, кто всегда всё знает. Единственно мало-мальски просочившейся информацией было то, что директор молодой и одинокий, что очень обрадовало сотрудниц офиса, в основном незамужних, при этом некоторые были не замужем уже не первый раз. И теперь все эти сотрудницы стали с нетерпение ждать, когда же в их дружный серпента.., простите, офис, войдёт Он… Но это событие должно было сучиться только через три недели. А пока… Все настроились на любовную волну, тем более к этому располагала приближающаяся весна, и влюблёнными — заранее — глазами все, в том числе — Наталья Петровна и Лидия Алексеевна, которым было уже за… Впрочем, женский возраст спрашивать и называть не красиво, так что им просто было уже за… Так вот и эти две незамужние — Наталья Петровна уже третий, а Лидия Алексеевна пятый раз — сотрудницы также готовы были раскрыть свои объятия для нового гендиректора. И все ждали с большим нетерпением…
***
Кстати, насчёт названия компании. Учредитель этой самой компании, на первых порах решил занимать скупкой, перепродажей, а в будущем, возможно, и самостоятельным выпуском, продукции, как раз из этого самого хрусталя, но… Дела пошли не так хорошо, да и конкурентов, более успешных, хватало, так что поразмыслив как следует, он решил перейти на выпуск более нужной и востребованной, как он считал, продукции из пластика, а название менять не стал. Так и стала компания выпускающая пластиковую посуду и прочие пластиковые изделия… «Хрустальным перезвоном».
***
Директором сего заведения был выходец из семьи обрусевших немцев, пятидесятивосьмилетний Филипп Ульрихович Ульбрихт. Руководителем он был своеобразным, поскольку имел, как он считал, непревзойдённый, тонкий художественный вкус, и под его началом дизайнерский отдел, раз за разом, стал выпускать такие же своеобразные произведения пластикового искусства. Правда, рабочие на самой фабрике, да и обычные работники «Хрустального перезвона», без всяких своеобразий, не могли понять, куда потом применить такие произведения искусства. Сам Филипп Ульрихович как-то в порыве творческого настроения, всё-таки решил создать свой собственный шедевр. Получилось, правда, нечто напоминающее квадратный, эмалированный ночной горшок, времён Советского Союза, с располагающейся, как и положено сему предмету, сбоку круглой ручкой, и железной ручкой сверху, как у обычного ведра. Все видевшие это творение не могли понять — зачем на пластиковой кастрюле — как оказалось, это была именно она — железная, как у обычного, ведра ручка? И вообще где в быту, можно было применить этот пластиковый горш… пардон, эту пластиковую кастрюлю, так никто и не объяснил. Кастрюля отличалась не только формой, но и росписью. То ли художник, разрисовавший это нечто, был дальтоником, то ли тонкий художественный ум самого Филиппа Ульриховича страдал той же особенностью, но на этой кастрюле красовались крупные ягоды клубники… зелёного цвета с красными листьями. Но и это было ещё не всё. Филипп Ульрихович любил подписывать самые, как он считал, выдающиеся произведения их фабрики своими сокращёнными инициалами, то есть первыми буквами от имени, отчества и фамилии. И так на этом горшк… опять пардон, кастрюле гордо и крупно красовалась подпись — ФУУ, что, как все уже поняли расшифровывалось — Филипп Ульрихович Ульбрихт. Только сам создатель сего шедевра не мог понять — почему люди так реагируют на его произведение? Почему вдруг начинали отворачиваясь подёргиваться телом, что явно, означало приступ смеха,
– Но почему? — недоумевал Филипп Ульрихович.
И поняв, что не доросли ещё люди, как он сам выразился однажды, до такого искусства, поставил эту кастрюлю на видное место в своём кабинете, и стал ждать… видимо того, когда всё-таки дорастут… Но, а пока время шло, а люди оставались верны своим вкусам.
***
Главным дизайнером на фабрике, и, можно сказать правой рукой Филиппа Ульриховича, была такая же своеобразная, с редким именем и двойной фамилией, которой очень гордилась — Домна Ульяновна Рыщева-Авакумова, и к тому же, обладательница такого же изощрённого художественного вкуса. Домна Ульяновна, как и Филипп Ульрихович, тоже любила подписывать произведения, созданные под её началом, точнее в её дизайнерском отделе, своими сокращёнными инициалами, правда очень мелко, чуть заметно — из-за своеобразности, так сказать, этих рядом стоящих букв. Впрочем, инициалы вполне соответствовали своей хозяйке. Правда некоторые покупательницы пластиковой посуды этой фабрики, обладающие острым зрением, всё-таки замечали надпись и недоумевали: «А почему?» и покупать такую продукцию отказывались. Сама Домна Ульяновна, как обладательница особого художественного таланта, но, как она считала очень недооценённого, тоже выпустила ряд изделий — узкую, пластмассовую вазу для цветов, с непонятно зачем изображённом на ней кактусом; квадратную, высокую и кривую миску — с одной стороны миска получилась выше на несколько сантиметров — с изображённой на ней змеёй, глаза которой, непонятно почему, смотрели в одну сторону, а именно, друг на друга. Как сказала сама Домна Ульяновна — это просто особый взгляд в будущее. Вот только почему будущее ей виделось именно в такой виде, она ответить не могла. Ещё были пластиковые бокалы на резной ножке, с вездесущим кактусом, который обвивала всё та же вездесущая змея в форме цифры восемь, так как бокалы были подарочными для восьмого марта. Вот здесь уже Филиппу Ульриховичу пришлось немного укротить пыл своей правой руки, уговорив не писать крупно, да ещё красными буквами — как очень хотелось Домне Ульяновне — на синим фоне, свои инициалы, потому что, как справедливо рассудил он, мало того, что змея изображена, так ещё с такой крупной и яркой надписью, да ещё на восьмое марта… В общем Домне Ульяновне пришлось смириться. Даже выйдя замуж за начальника охраны фабрики, с не менее подходящими для него инициалами, а звался он — Фаддей Аркадьевич Сальников, она не сменила фамилии. И вместо нормально звучащей аббревиатуры — ДУС, так и осталась — Домной Ульяновной Рыщевой-Авакумовой.
Вообще, всё это предприятие было каким-то своеобразным. Начиная с имён, почти всех мало-мальски главных: начальников, руководителей отделов и самой фабрики. Главным экономистом была Хризантема Романовна Горшкова. Отец и мать Хризантемы были, судя по всему не менее оригинальными людьми и всех своих шестерых дочерей назвали цветочными именами. Кроме двух сестёр с вполне нормальными именами Лилия и Роза, в их семье выросли: упомянутая уже Хризантема, Гербера, Астра и Орхидея. Правда Орхидее повезло меньше всего, потому что к такому звучному и красивому имени, после замужества, добавилась не очень звучная фамилия — Козлова.
Начальником фабрики был обладатель редкого имени — Конрад, которого прозвали Аденауэром. Главным бухгалтером была — Сосипатра Ивановна Фишман. Начальницей одного из цехов была (спасибо советской моде) — Будёна (в честь Будённого). Начальником другого цеха — Гений, имя правда, совсем не соответствовало его интеллектуальным способностям. Также на фабрике были Вольдемар, Гиацинт, Февралина и Август. И только когда к ним, на должность главного электрика, пришёл обычный Александр, все были очень удивлены, правда и он отличился, поскольку был — Александр Сергеевич Пушкин, хотя стихов при этом не сочинял. Но вот почему эта компания так привлекала людей с необычными и просто редкими именами, никто не знал. Впрочем, и новый директор, как оказалось, тоже имел необычную фамилию — Карьялайнен, но больше про нового гендиректора никто ничего не знал, как и то — почему это была такая тайна.
***
И вот когда все узнали, что к ним приходит новый гендиректор, то с надеждой, воздев глаза к небу и сложив ладони на уровне груди, мечтательно подумали, что, может теперь к ним, наконец-то, придёт нормальный человек и они будут заниматься тем, чем должны — выпускать полезную, нужную, обычную пластиковую посуду и разнообразные изделия из того же пластика. 
А пока… По причине прихода нового гендиректора — который, как стало известно, решил модернизировать фабрику — все испугались, что вместе с модернизацией, модернизируют, а проще говоря попросят на выход, и часть коллектива, особенно очень разросшегося офисного. Да ещё и Филипп Ульрихович и Домна Ульяновна решила открыть в холле их фабрики постоянно действующую выставку с произведениями высокого пластикового искусства. Но, холл был большим, витрин разместить можно было много, а вот шедевров не хватало, их всего, вместе с бокалами, миской, вазой с кактусом и горшком-кастрюлей, насчитывалось всего пять. Пятым был случайно испорченный, высокий стакан без дна. Чего делать с таким стаканом, точнее куда применить его в быту, никто не знал, но директор, пораскинув своим особенным и оригинальным умом, посчитал и это произведением искусства, которое — он всё-таки на это надеялся — по достоинству оценит будущее поколение. И Филипп Ульрихович дал задания всем, в том числе и их иногда скучающему офису, срочно разработать новые виды продукции, и лучше пооригинальней. Ну, а чтобы, так сказать, подстегнуть творческий процесс, за лучшие разработки полагалась солидная премия, а кому-то даже светило место главного дизайнера, вместо Домны Ульяновны, которую, с особой торжественностью и большой радостью, собирались, наконец-то, проводить, на заслуженную пенсию. И вот весь этот дружный офис, даже те, кто рисовать вообще не умел, принялись за дело…
***
И вот, в один из пасмурных и ветреных февральских дней, когда все уже задолбали… пардон, устали от порывов творчества, в этот дружный офис зашёл Он… Стройный, в модном слегка облегающем костюме, подчёркивающем его спортивную фигуру, с модной небольшой бородкой, молодой и… одинокий — все сотрудницы поняли это по отсутствующему кольцу на безымянном пальце правой руки. После того, как все всё как следует рассмотрели, весь офис ахнул… даже Наталья Петровна и Лидия Алексеевна. Но первой ахнула Ольга, сидевшая ближе всего к нему, правда ахнула она вначале дырокол, прямо себе на ногу, поэтому вначале никто не понял от чего именно она ахнула, но он заметил… Сняв, наконец-то, модные солнцезащитные очки, он посмотрел на неё своими карими глазами так, что Ольга ахнула — вдребезги — ещё и стеклянный стакан с недопитым соком.
– Ольга Львовна, можно просто Ольга, а лучше Оля, — томно смотря на Него, первой представилась она, протянув руку. После всего этого действа, весь их дружный, женский коллектив начал уже прикидывать, чем бы ахнуть уже саму Ольгу Львовну или просто Ольгу, но привычнее всё же Олю.
– Руслан Сергеевич, можно просто Руслан, а лучше…, — и он на секунду задумался. — А лучше так и оставить, — сказал он, протягивая руку в ответ и пожирая её глазами. — Уважаемая Оля, мне бы к вашему директору, может проводите? А то я в кабинетах запутался, а табличек никаких нет.
– А их сейчас меняют, — также томно смотря на него ответила сидевшая недалеко от Оли ещё одна сотрудница офиса, Нелли, чуть постарше двадцативосьмилетней Оли… на тринадцать лет, но как она сама считала — это совсем чуть-чуть. Тем более и выглядела она, действительно, младше своих лет. — Старые металлические на новые пластиковые, сделанные по эскизам нашего директора. Нелли Александровна, можно просто Нелли, а для своих… — и она, сделав пауза и слегка прикусив нижнюю губу, продолжила: — просто Неля.
Теперь уже ахнуть — по физиономии просто Нелли — захотелось и Оле, но она, только хитро улыбнувшись и взяв под руку Руслана, повела его в кабинет директора.
***
– Ну, и как прошло свидание? — усмехаясь спросила Нелли, когда, на следующий день после прихода Руслана, Оля пришла на работу.
Весь этот — «добрый и любящий» — коллектив, уже знал, что Руслан вовсе не новый гендиректор, а всего лишь представитель одной частной компании, занимающейся реализацией сантехнических принадлежностей. И, не менее своеобразный, директор этой самой компании, решил заказать на их фабрике пластмассовые изделия для подарка на восьмое марта прекрасной половине этой самой компании.
– Вот чего смешного, а? — зло спросила Оля. — Нет, но надо же было додуматься, — начала недоумевать она, чтобы хоть как-то отвлечь от себя весь этот оживившийся серпента.., то есть офис. — Заказать такие подарки сотрудницам компании? Нет, я конечно понимаю, чем они занимаются, то есть реализацией чего, но всё-таки? — она недоумённо развела руками. — Стакан для унитазного ёршика в виде тюльпана, кстати, вы ещё не всё знаете, — гордо посмотрев на коллег сказала Оля. Гордость она чувствовала от того, что она, а не Наталья Петровна или Лидия Алексеевна, первая узнала такую, сногсшибательную новость.  — К этому самому ёршику полагается ещё розовый вантуз! — и она с улыбкой и гордо поднятой головой, торжествующе обвела глазами всех, находившихся в помещение,
– А чего тогда они мужикам на 23 февраля подарили? — спросила удивлённо ещё одна коллега Ирина, только на этот раз уже действительно немного старше Ольги — на два года.
– Им повезло больше. Им досталась мыльница с куском хозяйственного мыла.
– Ага, только верёвки к ней не хватало, — иронично ответила Нелли. — И мы ещё смеёмся и удивляемся на нашего Филиппа Ульриховича? Бедные женщины. Вот представьте себе, как они поедут в общественном транспорте с такими подарками? Если у неё одна дамская сумка с собой? В неё же это розовое произведение резинового искусства не сунешь, — посмотрев на коллег недоумённо сказала она.
– А я вот не понимаю, — вдруг вставила своё слово Алина, самая молодая из них двадцатилетняя натуральная блондинка, красящая корни волос в тёмный цвет. — Зачем вообще нужен этот вантуз? Чего с ним делать-то?
– А вот он и нужен, чтобы его дарили на восьмое марта таким умным и ответственным работникам, — с серьёзным лицом ответила Нелли. — А ты потом поставила бы его куда-нибудь на видное место и любовалось бы им.
– Да нет, я серьёзно, — недовольно ответила Алина.
– Как бы тебе сказать покультурней… — ответила, слегка задумавшись Ирина. — Вот понимаешь, иногда так случается, что засоряется… ну, допустим раковина, что ты будешь делать?
– Сантехника вызову.
– А если выходной?
– Дежурного.
– А если он пьяный? — не успокаивалась Ирина.
– Ну… — задумавшись подняла глаза к потолку Алина. — По-моему, есть какая-то штука, ей и раковину прочищают и унитаз, вроде бы, — с улыбкой радуясь своей сообразительности, ответила Алина.
– Вот! — торжественно подняв указательный палец вверх воскликнула Ира. — Дошли, наконец-то до главного! И называется эта штука — вантуз!
– А! — вытаращив глаза радостно воскликнула Алина. — Так вот что это! А почему розовый?
– А вот это и есть главная загадка буйного ума и оригинальной фантазии директора сего предприятия.
– А всё-таки, на фига такой подарок? — опять недоумевая спросила Оля.
– Слушай Оль. А он тебя вечером встречал с цветами или тоже с розовым вантузом? — с улыбкой спросила Нелли. — Знаешь, Оль, если он тебя, всё-таки, замуж позовёт, выходи не задумываясь. Такой хозяйственный человек в наше время редкость, будешь на всю жизнь обеспечена — мылом, ёршиками и разноцветными вантузами.
– Можно подумать твой… как там его звали? В общем, твой этот самый, нормальным делом занимался? — скривив от злости лицо, ответила Оля.
– Во всяком случае, мой бывший этот самый, не занимался реализацией всяких там вантузов и ёршиков для унитаза, а занимался вполне нормальным делом — подделывал ручки и прочие канцтовары известных марок! — гордо вскинув голову, ответила Нелли.
– Хм… — недовольно хмыкнула Оля, опять скривив лицо. — Тоже мне деятель.
***
Так и проходили дни в ожидании нового генерального директора. В порывах творчества, со случайно зашедшими гостями. И вот однажды, когда всё-таки повесили новые — ярко-оранжевые с зелёной надписью — пластиковые таблички, для офиса овальные, украшенные цветами; для директора в форме любимой кастрюли, правда уже с нормальными ручками; для Домны Ульяновны пытались изобразить скрещённые кисточки — так сказать орудие производства, но получились скрещение веники; для туалета просто овальные с надписью — «Туалэт», почему через «э», никто так и не понял, но переделывать посчитали слишком затратным, поэтому так и оставили, здесь и нашлись шутники, поменявшие таблички вот этого самого «туалэта» и офиса с дружным женским коллективом. Из-за этого к ним, в один из последних февральских, но уже солнечных и безветренных дней, пришёл Он… Высокий, средних лет, в свободном, но слегка помятом, рабочем комбинезоне, подчёркивающем его пивной животик, с трёхдневной щетиной и тоже… одинокий — это тоже заметили, потому что в последнее время, у покровительниц этого офиса уже вошло в привычку смотреть на безымянные пальцы всех входящих мужчин… Сантехник.
– Ух ты! — воскликнул он, правда с дополнительными уточняющими выражениями — всё-таки сантехник. И восхищённо обвёл глазами работниц офиса, дыхнув на них благородным ароматом перегара, так, что просто Ольга или лучше Оля, снова ахнула стакан, правда на этот раз он не разбился, так как был пластиковым, производства их фабрики, но с дном. Он — сантехник — даже вздрогнул от неожиданности и повернувшись к ней лицом представился: — Иннокентий, — сверкая глазами, не понятно от чего. То ли от красоты Оли, то ли от причины появления запаха перегара. — Можно просто Кеша.
– Ольга Львовна, — уже строго представилась она.
– А вы к нам, случайно, не за стаканами для ёршиков пришли? — игриво спросила Нелли, по традиции прикусив нижнюю губу. — Или за розовыми вантузами, правда, это не к нам.
– А почему розовыми? — удивлённо спросил он, снова дыхнув тем же ароматом, так что у сидевшей напротив Лидии Алексеевны появился лёгкий румянец на щеках.
– Да так, — игриво продолжила Нелли. — Восьмое марта всё-таки скоро.
– Да… я… вообще-то… — с паузами, ничего не поняв, продолжил Кеша. — Меня вообще-то вызывали из-за засора… ремонтировать, а вот попал к вам, — снова заулыбавшись, игриво продолжил он, посмотрев почему-то на Наталью Петровну, так что румянец на щеках появился уже у неё.
– А вы смотрю — любитель, — обведя рукой коллег, также игриво спросила Нелли.
– Обижаете, — играя глазами ответил Кеша. — Профессионал.
– Да? — уже удивлённо спросила Нелли. — И много, так сказать, напрофессионалили?
– Да как вам сказать, — серьёзно ответил он, почесав затылок и слегка задумавшись. — Нашего брата, почему-то не очень жалуют… А зря… — уже оживлённо продолжил Кеша. — Мы ведь тоже можем неплохо зарабатывать… Ну, там, кому чего поменять, вне работы, — он потёр тремя пальцами друг о друга.
– А у нас вроде всё нормально, ничего не засорено, мы вообще всё убираем за собой, — решила блеснуть умом и вставила своё слово Алина. Кеша даже рот открыл от удивления, посмотрев на неё.
– Да кто-то табличку от туалета повесил на вашу дверь, — серьёзно ответил он.
– Вот сволочи! — воскликнула Нелли. Она правда, тоже добавила немного дополнительных слов, так что Кеша, повернувшись в её сторону, восхищённо, с улыбкой, уставился на неё.
– Вот это женщина, — только и смог ответить он, смотря всё также восхищённо.
– Спасибо, — игриво улыбнувшись ответила она. — Пойдёмте, я вас провожу до туалета.
На следующий день все начали расспрашивать уже Нелли о вчерашнем визитёре. Как все вечером заметили, именно он забирал её на своей допотопной и такой же помятой, как и его комбинезон Audi.
– Ну, вот чего вы ко мне пристали? — возмущалась Нелли. — Подумаешь, подвёз. Как будто вас никто не подвозит. Между прочим, до завтра надо сдать свои разработки, то есть эскизы, — чтобы хоть как-то отвлечь коллег от обсуждения своей личной жизнь, проговорила она. — А у меня, блин, получилась только какая-то розовая собачья миска с длинной резной ручкой, — подперев щёку рукой продолжила она. — Ну, и куда это изделие применить можно?
– Это ещё ничего. Ты вон Алинкин эскиз посмотри, — ответила Ирина. Встав из-за своего стола, она вытащила из ящика стола Алины, которая почему-то сильно запаздывала, листок с эскизом и протянула его Нелли.
– И чего это такое? — крутя лист в руке спросила она у Ирины.
– Алина сказал, что конфетница. 
На листке было изображено нечто, похожее на этот вездесущий вантуз. Судя по всему, он так запал в голову Алины, что она до сих пор всё никак не могла его оттуда выкинуть. Как оказалось, это и вправду была конфетница, чему подтверждением была надпись внизу листка. Прозрачная чаша этого изделия, действительно напоминавшая чашу вантуза, держалась на длинной резной ножке, закончившейся такого же размера и формы подставкой.
– Офигеть! — только и смогла сказать Нелли. — За такое изделие Алинка точно может премию получить, если учитывать вкус нашего ФУУ.
Вечером все сдали свои работы. Такой огромной коллекции абстрактного искусства не видел, пожалуй, не один музей мира. Чего только не нарисовали эти мечтатели большой премии. Там были кроме уже упомянутых миски и вантуза-конфетницы: совершенно прямой стакан с крышкой, которую можно было использовать как дно для этого самого стакана, а уже настоящее дно, как крышку, правда никто не объяснил, где всё-таки у этого стакана дно, а где крышка; широкая ваза для цветов, вся — с низу до верху, украшенная ажурными узорами и просто дырками, как было сказано, для привлечения воздуха к цветам. Правда, как в неё воду налить, чтобы эти самые цветы поставить, было неизвестно. Были также часы с мордой змеи, раздвоенный язык которой изображал стрелки, правда этот эскиз Филипп Ульрихович отложил сразу, сжалившись над змеёй, потому что не понятно, за какие грехи ей — змее — придётся испытывать такие пытки, вращая своим, путь и ядовитым, языком. Была пластиковая бутылка для воды в форме кактуса, утыканная колючками с верху до низу, на резонный вопрос: как пить из такого колючего шедевра, последовал ответ: но это же кактус, он должен быть с колючками. Был и ещё один шедевр буйной фантазии, правда не известно чьей. Кувшин в виде бегемота, у которого из пасти должна была вытекать вода, а вот ручка, приделанная к спине этого бегемота… В общем, низ ручки был вставлен в такое место… В реальной жизни бегемоту явно бы, не понравилось такое вмешательство в, так сказать, личную жизнь. Ну, судя по морде этого самого бедного, нарисованного бегемота, он уже успел офигеть от столь бесцеремонного обращения.
В общем Филипп Ульрихович, насмотревшийся всех этих гениальных шедевров, не блещущих умом своих подопечных, заметил, что первые проблески этого самого ума, наконец-то, заиграли уже в его собственном своеобразном уме, и он понял… Если всё это увидит новый гендиректор, то его точно, вслед за правой рукой, отправят на заслуженный отдых, а всё их предприятие закроют, к какой-нибудь матери. Так что, с музеем решили повременить, и вся повседневная жизнь их предприятия вошла в привычное русло — каждый занялся своими прямыми обязанностями. А офис… А офис снова настроился на любовную волну, даже те кому за… в ожидании нового гендиректора. И начался новый виток творческой фантазии, потому что каждый держался за своё насиженное место и, естественно, не хотел добровольно покидать его, и весь этот дружный коллектив начал писать доносы друг на друга, как в старые, добрые советские времена.
Оживились, и очень обрадовались, в ожидание нового гендиректора пластикового предприятия, и расположенные рядом салоны красоты, и крупный косметический центр. Потому что такого ажиотажа на разнообразные косметические процедуры и ботокс, раньше они не видели. И только владелец одного косметического салона теперь в отчаяние кусал локти, так как отказался открывать свой салон рядом с таким производством. Владелец этот, судя по названию и картинке, тоже отличался не менее буйной фантазией, так как называлось сие заведение: «Весёлая матрёшка», а картинка под этой надписью изображала подмигивающую кошку, державшую в руках, именно в руках, фен — как держат обычно пистолет. В общем в один из ближайших выходных, почти весь офис, кроме юной Алины, Ольги и выглядевшей значительно моложе своих лет и довольной собой Нелли, ринулся в эти салоны и центр. 
И вот наступил этот долгожданный день. Филипп Ульрихович собрал весь руководящий и офисный, обколотый ботоксом и благоухающий всевозможными ароматами, состав в актовом зале. Заодно решили отметить и восьмое марта, и теперь весь женский коллектив со страхом гадал, чего же такое отмочит их директор, потому что уже все прослышали про подарки их коллегам из сантехнической компании. После традиционной праздничной речи все стали с нетерпением посматривать на вход в зал, из которого всё никак не появлялся Он… молодой, красивый и одинокий. И вот (наконец-то!) дверь отварилась и в зал вошёл Он… Зал ахнул… И уже традиционно, судя по звуку, кто-то ахнул что-то стеклянное. На сцену вышел… мужчина лет шестидесяти; маленький, примерно сто шестьдесят; толстенький, даже какой-то кругленький, с редкими, на макушке вообще отсутствующими волосами, но… всё-таки не женатый. И судя по всему, кто-то из представителей прекрасного пола упал в обморок после такого зрелища, потому что в зале вдруг раздался крик:
– Воды, воды!
И сразу после этого крика, за окном (в начале марта!) полил ливень.
Весь зал с удивлением уставился в окно. И что ещё более удивительно, после этого раздался другой возглас.
– Уже не надо! Всё хорошо!
– Спасибо, — раздался, уже тише, чей-то грубый, судя по всему мужской, голос.
Весь зал ахнул ещё больше, потому что никто никогда не замечал, что в их коллективе вдруг обнаружился настроенный на такую же любовную волну… мужчина.
Но всех отрезвил Филипп Ульрихович, представивший вошедшего:
– Знакомьтесь, Яков Израилевич Шлейман, новый руководитель нашей фабрики. А вот и наконец наш новый гендиректор, прошу любить и жаловать — Карьялайнен Наталья Юрьевна.
И снова весь зал ахнув, уставился на медленно открывающуюся дверь, и в зал вошла уже она. Лет пятидесяти, среднего роста, чуть полноватая — Наталья Юрьевна. После традиционной речи-представления нового руководителя и поздравления от самой Натальи Юрьевны в зал внесли традиционные букеты цветов, состоящие из трёх жёлтых тюльпанов и подарки… красные, синие и зелёные… красивые, нормальной формы и внешнего вида, пластиковые конфетницы. Весь зал с облегчением выдохнул, снова вспомнив коллег из компании по реализации сантехнических принадлежностей. И когда наконец-то всё закончилось, и все, слегка разочарованные, с поникшей головой и вычислениями — в уме — убытков, потраченных на, как оказалось, совершенно не нужный ботокс, разошлись по своим рабочим места… Только две сотрудницы этого славного, дружного офиса сидели с гордо поднятой головой и улыбкой на лице. Потому, как позже выяснили их коллеги от них самих, тому была весьма объективная причина. Наталья Юрьевна, оказывается, была разведена и имела двух сыновей: тридцатилетнего Владимира и двадцативосьмилетнего Руслана, работавшего представителем компании по реализации сантехнических изделий, да к тому же ещё у неё имелся до сих пор не женатый тридцатидевятилетний брат Иннокентий, работавший сантехником в частной ремонтной фирме. И теперь все не со смехом, а с огромной завистью смотрели на Ольгу и Нелли, связавших себя отношениями, пусть и не с тем, о ком все грезили.
Эпилог.
А через три недели Домну Ульяновну торжественно и с большой радостью всего коллектива, да что там коллектива, всего предприятия, всё-таки отправили на заслуженную пенсию. И пришла вместо неё новая пятидесятитрёхлетняя дизайнер, правда, уже с нормальным именем — что, впрочем, после прихода Натальи Юрьевны уже никого не удивило, но тоже двойной фамилией. Видимо, отдел располагал к такой странной особенности. Правда и она любила подписывать новые изделия своими инициалами, но звучали они уже более благозвучно, даже как-то привлекательно, что ли, а звалась она… Валентина Анатольевна Щёкина-Ермолаева.
А ещё через месяц состоялось бракосочетание Нелли с Иннокентием и Ольги с Русланом.