Исконные имена

Мне было шестнадцать лет, и я спал на раскладушке во дворе нашего дома. Недалеко ворчал и лаял Полкан. Он гремел длинной цепью и за меня никто не опасался. (С этого описания у меня обычно начинаются воспоминания о молодости). Тогда я крепко спал и просыпался, когда лучи солнца мои веки глаз и превращали в прозрачные красные пятна от кровеносных сосудов.
Этой глубокой ночью я потянулся, ожидая потрескивания пружин раскладушки, но её подо мной не было, и вздрогнул от неприятного соприкосновения с мокрой травой.
Высокие звёзды ещё путались в дымке Млечного пути. Сверчки то ли ещё не спали, то ли уже проснулись и по очереди с длинными трелями купались в росе, накопившейся в зелени островка неведомой природы, на котором я неожиданно оказался.
Стало холодно. Я огляделся: в шаге от меня кто-то спал, укрывшись тканью. Не раздумывая, бросился под это неожиданное «одеяло» и ощутил разгорячённое женское тело. Настоящая печь!
- Будимир, это ты?
- Я, я! Согрей, дрожу от холода.
- Ма, - сказала она во сне, - Будя опять ко мне прильнул.
- Спи, Ясинка, не съест он тебя!
Девушка прижалась ко мне:
- Гресь! Да не более! А то чую мужеску силу. Ты мне брат! Не забыв!
Я заснул, списывая это приключение на слишком реалистический сон. Но спать долго не пришлось. Сама же Ясинка растолкала меня:
- Зоря ужо! Пошли!
Слабый свет уже брезжил за деревьями.
Я вскочил:
- Ты кто? Чего командуешь?
- Чудно ты говоришь, даже ругательски.  Я не мандую… Батяня уже в поле, Стеньку запрягает. Принесу сыра в поле. Ма отцедит.
Я посмотрел на себя – длинная холщовая рубаха с огромными рукавами. И поясок изо льна. Я догадался, что-то мне подсказывало, что это лён. И сестру свою воспринял, как сестру, и мать, погрузившую руки в чан с молоком, понимал, как мать с детства. И мужчину в поле воспринял как отца, которого надо чтить. Вроде какой-то театральной постановки на природе. Играю. Но кто меня ночью переместил из дома сюда, в лесок на краю поля? Спать расхотелось, запахи мочи, пота и ещё чего-то говорили, что душа и ванны здесь нет. Ясинка как бы сочувственно блеснула на меня синими глазами. Ох и сестрица-жар!
- Будя, давай топор сюды!
Это уже мужчина в поле крикнул мне.
Мать, ну да, мать, поворотом лица указала на инструмент. Я нашёл нечто похожее на топорик, поплёлся к бате.
Я что-то рубил, ломал, волок к нашему лагерю, собирал в поле, гонял кобылу Стеньку… Да мало ли что делал, отец был строг и точен в указаниях, но чувствовал, что меня здесь любят и на что-то во мне надеются…
А потом всё исчезло, и я снова оказался на раскладушке в своём дворе, и Полкан меня отчаянно будил.
Я ощупал себя. Трусы и майка местной чулочно-носочной фабрики были на месте.
Полкан лаял не на меня. Он увидел за оградой тётку, которая всегда носила ему кости из бульона.
Она отворила калитку и остановилась около меня:
- Спишь, племяш?
- Уже встаю. Разве уснёшь при таком лае? Да и сон мне приснился нелепый.
- Почти полдень, можешь рассказывать.
Тётка у меня мировая. Всё понимает и всякую чепуху со снами разгадывает.
- Поверишь ли? Будто я в древние времена попал в крестьянскую семью.
- А с кем говорил? Помнишь имена?
- Мать не знаю. Сестру звали Ясинка, меня самого – Будимиром. Батю – ещё не услышал. Строгий он.
Тётка задумалась. После, как бы очнувшись, сказала:
- Если так, с именами и целая семья, видимо ты в наш род попал. На кого был похож отец?
- Не присматривался. Но вот по характеру на маму мою. Она не любит простаивать, всё хлопочет и хлопочет. А лицом… Лицом… Стой, на дядю Гришу.
- Это что в Вологде сейчас? А речку во сне помнишь? Речка должна быть рядом!
- Не видел. Там не разбежишься – поле, лесок. Синее небо. Вроде лето, да позднее. Пшеница была убрана. Мелкая она у них, как рожь, низкая. Я видел в прошлом году, в деревне. На комбайне поработал. А во сне был клочок земли с края, с несобранной пшеницей. Женщины везде колоски собирали, а мы землю рыхлили. Даже кобылу Стеньку помню!
- Да, занесло тебя с непроста! Зайду сегодня в церковь, свечи поставлю.
Через час я забыл о сне. Пришел дружок Витька. Мы пошли купаться на затон. Было интересно, какая там работа в поле! Это я на минуту вспомнил о сне и забыл о нём, глядя на девчонок, учившихся в соседней школе. Они были классными, стройными и весёлыми!
Вернулся затемно, получил нагоняй от мамы за долгую отлучку. Но меня ждал вкусный ужин и почти за полночь я поплёлся на свою походную кровать. Мне было душно спать в комнате и хотелось смотреть на ночное небо и мечтать. Но в голову приходила только мысль о том сне, о горячем теле моей «сестры». Надо же, какая древность, а вот она, рядом, только закрой глаза!
И я закрыл, убаюканный звездным небом.
Сначала меня резко подняло и понесло с огромной скоростью в темноту с «проколами» звезд. Словно за темным покрывалом неба было какое-то огромное светило и его свет пробивался в виде звёзд и огромной луны. Ощущение свободы полёта было ещё то! С такой скоростью летают ракеты, а в дневном небе – самолёты. И, самое удивительное в том, что я ещё ни разу не летал на самолёте!
И вдруг снова очнулся в длинной рубашке, сидящим на траве. Все вокруг укладывались спать. Отец, покрякивая, пил мёд.
Он посмотрел на меня:
- Тебе, Будимир, рано. Вон квасу попей!
- Мне холодно здесь спать, - ответил я, стягивая рубаху внизу, почти у щиколоток.
И снова Ясинка заворчала:
- Опять Будя ко мне придёт!
- Привыкай, скоро с мужем телом делиться будешь. А то ж кровный брат!
- Ну иди уж, не дам окочуриться!
Все засмеялись.
- Завтраве пойдём в хату, - сказал батя.
- Праздник Осенины и Авсень-Таусень будет, – добавила мать. – Мои мать с отцом явятся. Да и твои – Тихомир, - это к мужу, - обещали. Все с конями будут. Будя, может к нам с отцом приляжешь?
- Ну, лба меж нами не хватало, - сказал батя.
Ясинка прижалась ко мне, обдавала жаром своего девичьего тела. И зашептала:
- Ты не Будя. Ты - дух. Мне хорошо с тобой валяться. Не балуй. не порть меня. Обними и спи.
Я провалился в сон пока не проснулся в залитом солнце дворе.
Полкан не гавкал Он лежал возле будки, сложив голову на лапы.
В доме хлопотала мама. Она вышла на крыльцо и выплеснула из чашки воду.
- Вставай Василий! Уже за одиннадцать! На столе - оладьи.
Я любил оладьи.
 Прошло ещё несколько дней, месяцев и лет. И больше не попадал в сон к своим предкам. Я окончил сельскохозяйственный институт, стал инженером-механиком. Направили в район, где была деревня мамы и тётки. Называлась Утиное. Но уток там было мало. А девушек – много. Однажды я повстречал одну из них. Она гнала корову на ферму. Весело пела какую-то пустую песню, что любят петь незамужние девушки. На меня, ехавшего на велосипеде до мастерских даже не обратила внимания, но её бурёнка шарахнулась от меня.
- Что ж ты корову пугаешь! Ты из Усинок?
Соседняя деревня. Я уже ориентировался в здешней локации.
Она держала в руке длинный прут и легко замахнулась на меня. Когда девушка подняла голову, и я встретился с ней взглядом, то обомлел. Ну чистая Ясинка! На моём лице было столько изумления, что «Ясинка» сменила тон:
- Тебе плохо?
У меня невольно вырвалось:
- Я ведь с тобой спал, ну, грелся рядом…
- Да что же это такое! Первый раз вижу! Ах ты гад! На тебе! На!
И хлестнула прутом по оттопыренному карману с купленными в городе мелкими запчастями к комбайну.
- Что ж ты железки лупишь? Или ты всех так встречаешь?
- Вот хам! Все городские такие! Пошли Машка на ферму! Пошли!
Корова послушалась, и они вскоре исчезли в пыли промчавшейся машины председателя колхоза.
Да, прототипы часто встречаются в нашей жизни. Я уже видел похожего на «отца» дальнего родственника. Дядя Петя Орлов. Ещё видел «мать» Полину Стеблову. Я с ними познакомился, но для них я был чужим, хотя какого-то Гришку им напомнил. Он в это время служил в армии. И про Ясинку узнал, она была маминой троюродной внучкой. Был повод прийти в гости к Поляковым, нашим дальним родственником. А вообще было очень интересно находиться среди как бы "близких и дальних родных". Я чувствовал, как они составляют какое-то общее гнездо людей с похожими лицами и характерами. Но Ясинка была каким-то необыкновенным чудом. И однажды я пригласил её на танец в местном клубе. Сделал это, не смотря на грозный, не обещавший ничего хорошего взгляд электрика Мишки.
- Не боишься? – спросила девушка.
- Кого? –как бы не понял я.
- Он уже год приглашает меня танцевать, а тут ты!
- Прута у тебя нет?
- Вот ещё скотинкой хочешь! Да уж потанцуем.
Когда я обхватил талию напарницы, почувствовал такое родное тело, что в жар бросило!
- Тебя как зовут то?
- Веселиной.
- Вот здорово то! А меня Василием!
- Слышала уже. Мама говорила, что ты родственник нам.
- А замуж тебе за родственника можно?
- Мишка то отметелит тебя! Женишок!
Но я видел, что ей приятна шутка про замужество.
То, что почувствовал её родной, не говорит ни о чём. Я почувствовал  РОД. Да Веселина должна стать моей навсегда! Пусть хоть убьют! Не страшно. Страшно будет, если я ей не приглянулся. Но Мишка оказался родственником поближе – двоюродным братом. И всё как-то само собой разрешилось.
А в моём взгляде на Веселину было столько нежности и трепетности, что к ноябрьским праздникам мы сыграли свадьбу.
Однажды мы лежали в постели и оба проснулись. Было прохладно, я натянул на себя одеяло, а жена откидывала его:
- Жарко!
Я дотронулся к ней и вспомнил жар своей «сестры» из сна.
- Всё сбывается!
- Ты о чём?
Я рассказал ей о своём давнишнем сне.
- Не может быть! Ты мне тоже снился в какой-то рубахе холщовой, жалкий и продрогший! Я разрешила лечь со мной. Что это? Неужели судьба?
- Это был знак нам обоим, - глубокомысленно изрёк я, - Древние не дремлют, они хотят, чтобы мы оставались в своём роду. Ведь я приехал в Утиное не спроста…
Через год Веселина родила близняшек. Мы назвали их, порывшись в Интернете – ГолУбой и Дариной. А через три года у нас родился Милан. В ЗАГСе спорили, что мы придумали всё это. Но мы доказали, что всё это наши, исконные имена!