Нарцисс Араратской Долины. Глава 61

Как мы ехали из Вильнюса в Ленинград, - про это я ничего не помню. Возможно, что мы с Леди опять играли в шахматы. Точно то, что мы не тряслись в плацкартном вагоне, а спали в комфортном двухместном спальном. Леди могла пребывать в немного грустном настроении, так как уезжала из своего Вильнюса надолго. Всё-таки, это был её родной город, в котором она прожила всё своё детство. А в Ленинграде же она оказалась, после школы, поступив в университет, на филологическое отделение. И кто скажет, что это было легко. Возможно, - у неё было направление от республики. Такие направления давались особо одарённым детям из национальных республик. Чаще всего их получали дети высокопоставленных родителей. Опять же, не берусь утверждать, что «блатные отношения» полностью захватили советское общество. Были талантливые дети с большими способностями, которые могли сами поступить в престижный вуз. У меня был один знакомый, мой ровесник, которого звали Лёва. Он был сыном друга моего папы, дяди Вазгена. Вазген был похож на известного актёра Георгия Буркова. Он так же обаятельно разговаривал. Они с моим папой работали в одном геологическом отделе и постоянно спорили. Дядя Вазген был большим спорщиком. И единственный сын его был очень умным и одарённым. Лёва прекрасно играл на каком-то там музыкальном инструменте, возможно на скрипке. И к тому же, был круглым отличником и медалистом. И Лёва после школы, по направлению от республики, поступил в МГУ. На факультет искусствоведения. Я потом в Москве раза два с ним встречался, и он меня даже пригласил в гости. Он жил где-то далеко на западе, в Крылатском. Лёва быстро женился на сокурснице и стал настоящим москвичом. И после университета начал работать в архиве Третьяковской галереи. К сожалению, я не стал с ним поддерживать отношения и наши жизненные пути больше не пересекались. Знаю только, что он стал специалистом в области икон. И я его даже видел в телевизоре...

                Приехав в город Ленинград, мы остановились в Купчино, где у Леди была двухкомнатная квартира на каком-то там самом высоком, двенадцатом  этаже. Это был огромный район новостроек на самом юге города. До этого там были какие-то болота, поля и деревни. А если проехать ещё немного южнее, то можно было попасть в знаменитое Царское Село, которое тогда ещё назывался городом Пушкин. И в это Царское Село ходили электрички с Витебского вокзала. Леди очень любила там иногда гулять, читать книжки и предаваться размышлениям. В Купчино же гулять было малоинтересно, - район был довольно пролетарский и немного мрачноватый. Никаких архитектурных изысков. Огромные коробки для житья, построенные в 60х-80х годах. Это Купчино мало чем отличался от того же, московского Строгино, где у моей бабушки была квартирка. Ничего романтичного. Огромные пространства и многоэтажные дома с низкими потолками и тонкими стенами. Хотя название широких и прямых улиц-проспектов были в Купчино очень даже интересные. Бухарестская, Будапештская,  Белградская… и была даже улица моего любимого писателя Ярослава Гашека. И проживало в этом Купчино где-то около семидесяти тысяч человек. От конечной станции метро «Купчино» надо было ещё проехать на трамвае несколько остановок. Дорога до Невского проспекта занимала где-то около часа. Надо сказать, что мы в метро не ездили, а чаще всего ловили машину или такси. И тогда на дорогу уходило где-то минут 20-30… И никаких пробок я не помню. Машин в Ленинграде тогда было не так много. Потом, говорят, их стало значительно больше. Хотя, конечно же, не так как в Москве, которая в них утонула и застыла…

                В квартире этой проживала младшая сестра, и она была нам очень рада. Честно говоря, она мне тоже понравилась. Что такое было в ней родственное, и даже похожее на меня. Марина, как и я, не умела держать язык за зубами. И она была девушкой с богемным складом ума и с сексапильной внешностью. Работала она в то время на киностудии «Ленфильм», в качестве ассистента  режиссёра. И именно там мы с Леди, тут же по прибытию на Балтийский вокзал, оказались. Я, можно сказать, оказался в святая святых нашего советского кинематографа.  В Москве же, за все эти годы, я ни разу нигде на киностудиях не был, а тут мне так сильно повезло. Перечислять фильмы, которые здесь были созданы нет большой необходимости, ибо всякий культурный человек эти фильмы знает. На «Ленфильме», снимались фильмы самые странные и авангардные в СССР. И здесь, мне кажется, было больше творческой свободы, чем на других киностудиях. Возможно, что я ошибаюсь. Возможно, самой свободной была киностудия «Грузия-фильм».  Ну, уж точно не киностудия имени Довженко, на которой только режиссёр Параджанов смог что-то выдающееся вначале своей трагической карьеры снять; а потом ему там работать уже не давали, обвинив в мистических антисоветских умонастроениях. Мало того, его потом обвинили в гомосексуализме, в виду того, наш великий режиссёр начал заигрывать с диссидентами. У нас была такая статья под номером 122, и называлась она – мужеложство, и давали за это моральное преступление до пяти лет. И оказался режиссёр Параджанов в тюрьме. А быть гомосексуалистом в советской тюрьме – это, можно сказать, оказаться на самом дне тюремной кастовой системы. Самый презираемый и оскорбляемый. И все великие режиссёры Мира писали письма в защиту молодого автора фильма «Тени забытых предков», но Брежнев не спешил освобождать Сергея Иосифовича из нашего советского ада…

                Всё наше Политбюро сильно не любило мужеложство, потому что видело в этом гнилостные проявление разложившейся буржуазной морали. В советском обществе не допускалось, чтобы один мужчина лежал на одном ложе с другим мужчиной, особенно в голом виде и испытывая сексуальное возбуждение. Просто спать рядом разрешалось, и в этом не было ничего предосудительного. По поводу женщин были намного лояльные отношения, и женщины могли лежать на одном ложе обнажённые. Хотя, тоже про это ничего не писали, и в кино, разумеется, не показывали; но и уголовной статьи за это, вроде бы, не было. Одно дело целоваться в губы, что очень любил делать дорогой наш Леонид Ильич, который целовался взасос со всеми гостями Кремля, и с другими членами Политбюро. Делал он это от всей своей широкой души, не вкладывая в это эротического подтекста. Не всем это нравилось. Товарищ Суслов вообще не любил целоваться, будучи от природы человеком стеснительным и скромным. Михаил Андреевич даже не любил ходить с другими членами Политбюро в кремлёвскую русскую баню, где все ходили без трусов и весело гоготали, тряся своими мужскими достоинствами. Суслов, будь его полная воля, вообще бы запретил и бани. Никто из членов Политбюро не мог про товарища Суслова рассказать что-то аморальное и недостойное коммуниста. В отношении же мужеложства Суслов был настолько непримирим, что даже предлагал уголовную статью за эту мерзость усилить и сажать на пятнадцать лет. Добрый Леонид Ильич не соглашался, и говорил, что пяти лет вполне достаточно, и сажать сразу тоже нельзя; а сперва должен быть товарищеский суд и только потом, если оступившийся покаялся, дать ему загладить свою вину.  Два года на строительстве Байкало-Амурской магистрали…

  А на «Ленфильме» в это время снимали очередной фильм. И не просто какой-то там советский, а самый настоящий американский. И Марина на нём работала в качестве ассистентки. Фильм назывался «Dance Macabre», и в главной роли там был известный актёр Роберт Инглунд, который в основном играл в фильмах ужасов – Фреди Крюгера. Ну и здесь он тоже был маньяком, который убивает разных там балерин. Честно говоря, я не большой любитель ужасов и триллеров. И я этого фильма потом так и не увидел, да и фильм этот был явно не шедевром. Просто я помню, когда мы туда явились на съёмочную площадку, где в это время снимали сцену с какими-то там массовыми танцами; меня попросили там тоже потанцевать в стиле диско, - режиссёру понравился мой худой и молодой имидж. И видимо, я где-то там оказался в кадре (а может и не оказался). Я и говорю, что у меня была внешность довольно своеобразная, и довольно европейская. И я вполне мог бы играть роли негодяев и чудиков. С циничной широкой улыбкой, на бледном красивом лице. Во мне явно были какие-то там нераскрытые актёрские таланты, но что теперь по этому поводу горевать? Сколько у нас в Стране Советов было талантливых людей, так и не сумевших себя раскрыть! Да и надо ли раскрывать все эти таланты? Это интересная тема для размышлений, на которые я тогда был не очень способен, в виду своей инфантильности. Зачем нам даны таланты и что с ними делать? Надо ли их выгодно продавать? Или скромно их отпускать, видя в них бесовские игры астральных миров. Лично я так и не могу на этот вопрос ответить. Просто я знаю, что есть такие таланты, которые человека мучают и заставляют его сильно страдать. И именно на них человек должен обратить своё внимание. И осветить их силой своего ироничного творческого разума. В противном случае, человеку, в лучшем случае, грозят страдания и одиночество. А в худшем – безумие и распад личности.

                И откуда берутся все эти таланты?.. В этом вопросе я бы не стал винить во всём, так называемые, гены и разные там хромосомы. Здесь, конечно же, очень важно и окружение человека и его воспитание. Родись, к примеру, великий композитор Бетховен где-нибудь в другом месте, а не в музыкальной Германии, он, конечно же, никем бы не стал. Окружающая среда очень сильно воздействует на маленькое и любознательное дитя. И тут, конечно же, очень многим не везёт, и они рождаются не там, и таланты их не расцветают буйным цветом, и психика их, не выдерживая грубости грустной и варварской действительности, нарушается. И человек себя совсем не реализует на, так сказать, физическом плане.  Сколько таких вот Бетховенов остаются никем не узнанными. Я думаю, что очень много! На одного узнанного Бетховена приходится тысяча потерянных в хаосе и безвременье талантливых душ. Ну и что? Зачем людям так много Бетховенов? Куда их всех девать? Зачем человечеству миллионы новых симфоний? И кто тогда будет просто скромно работать, сеять хлеб и строить дороги, и воевать за своё Отечество. Сильной потребности в огромном количестве разных там Ван Гогов и тех же Бетховенов, человечество не испытывает. Надо сказать спасибо и за то, что этих заметили и оценили. В СССР совсем не нужны были в большом количестве, всякие там Бетховены. Нужны были спортсмены, и их у нас было в огромном количестве.  Здесь талантливое юное дарование не могло остаться незамеченным. Ну, и поэтому, страна выдавала  спортивные победы и мировые рекорды. Даже я, слабовольный и мало-спортивный юноша сумел доплавать до кандидата в мастера спорта. Если бы эту энергию я бы потратил на ту же живопись, и помногу рисовал с натуры, то результат был бы более существенный. Самое печальное, что никто не знает всех своих возможностей. Никто не знает всех своих талантов. Никто не знает, откуда он пришёл на эту не очень счастливую Землю, где люди никак не могут между собой договориться ни в одном вопросе. Разве что, все признают, что композитор Бетховен был гений…