Веселый хутор Свинопухи. Глава 21

--- НОЧНОЙ ВОР ---

Была лунная тёплая ночь конца июня. Ущербная луна, словно стесняясь своего несовершенства, прикрывалась лениво плывущими мимо облаками. И очень редко её бледно-жёлтый краешек выглядывал наружу. Ночь была тихой, безветренной. Вся Собаковка давно спала крепким сном. Но вдруг послышался шорох. Ветки старой яблони, которая росла у правого угла забора, задрожали, листья зашелестели. По толстой ветке дерева, которая свешивалась за ограду, кто-то полз к стволу. Вот он добрался до ствола и опустился по нему на землю. Луна слегка выглянула из-за облака, и стала заметна чёрная длинная тень на заборе, которая двигалась в сторону курятника. Тень принадлежала худому высокому человеку, который, несмотря на тёплую погоду, был одет в куртку с капюшоном. Он неслышно пробрался к курятнику, бесшумно открыл калитку птичьего двора, затем — дверь самого курятника, и тут началось.

— Ко-ко-ко! Ко-ко-ко! Помогите! Убивают! — раздался крик Пенелопы.

Она била крыльями, пытаясь взлететь, но вор сунул её в большой рюкзак, надел его и бросился бежать, плотно прикрыв дверь курятника. С внутренней стороны сэр Питер бился о дверь, пытаясь её открыть, но у него ничего не получалось. А вор был уже у старой яблони. Он схватился за верх забора, чтобы перекинуть через него ногу и оказаться с другой стороны.

— Дружок, голос! — раздалась команда месье Бодлера.

— Гав-гав-гав-гав-гав-гав! — Дружок изображал самый страшный голос самого страшного зверя на свете. И это сработало. Вор, испугавшись, упал вниз, но сразу же снова вцепился в стену забора.

Тот же командный голос крикнул:

— Фас!

Пёсик вцепился в правую штанину незнакомца и повис на ней тяжёлым грузом. Ткань не выдержала мёртвой хватки и стала рваться, образовывая на штанах длинную бахрому. Когда пёсик доехал до края штанины, он вновь подпрыгнул и вцепился в штанину в районе колена.

— А-а-а! — кричал вор, и неспроста.

В сражение вступил Бодя. Он разогнался и бил вора со всей силы чуть пониже спины. И это ещё не всё. Сэр Питер, наконец, открыл дверь и налетел на незнакомца, как ураган. Он клевал его куда попало и пытался стащить капюшон.

— Ну-ка, слезай, а не то выстрелю! — раздался голос Степановны.

Она стояла у соседнего дерева с двустволкой, направленной на человека в куртке. Рядом стояли Фанечка, Манечка и Санечка, вооружённые выбивалкой, шваброй и веником.

— А ну-ка, ну-ка, снимай капюшон! — скомандовала хозяйка.

— Это я, Степановна, — вор откинул капюшон, и при слабом свете луны все увидели соседа Василия Петровича с очередным синяком вокруг глаза.

Петрович открыл рюкзак, достал из него еле живую перепуганную Пенни и протянул женщине.

— Как ты мог, Петрович? Она же говорит с тобой на одном языке, а ты…

Минуту было тихо, а потом Петрович еле слышно произнёс:

— Я три дня ничего не ел. Я есть хотел.

— Всё понятно. Опять друзья?

— Да.

— Ну, хорошо. Сейчас мы что-нибудь придумаем. Посиди-ка пока на веранде. «Весёлые свинопухи» — по кроватям, Бодя и Дружок — в сторожку, и всем спать. Сэр Питер, идите, успокойте Пенни. Ничего страшного с ней не произошло, она только испугалась.

Через некоторое время женщина выставила перед Петровичем три тарелки с едой и чашку компота. Поднос устроила на краю стола, а сама села в плетёное кресло. Взгляд её упал на лицо Петровича. Он спал, тихо посапывая. Давно хозяйка не видела так близко лицо соседа, и она невольно стала разглядывать его. Когда-то высокий, сильный, жизнерадостный мужчина изменился до неузнаваемости. Ссутулился так, что стал меньше ростом, исхудал так, что стал похож на скелет, обтянутый жёлтой кожей. Глаза его ввалились, нос заострился и напоминал птичий клюв. Рот был приоткрыт, и зубы можно было пересчитать по пальцам. Грязные, сальные космы свисали ниже плеч.

— М-да, — еле слышно произнесла Степановна. — Кто бы мог подумать?

Она помнила Василия Петровича ещё главным агрономом местного колхоза «Светлый путь». Второго такого специалиста в области отыскать было трудно. Жили они с женой Катенькой недалеко от хутора. Маргарита Степановна и Екатерина Дмитриевна были подругами. И всё бы хорошо, да случилось несчастье. Тяжело заболела Катенька, слегла, и через месяц её не стало. После этого и начал Василий Петрович употреблять спиртное. Тут же нашлись дружки — Сенька с Петькой, которые разделяли с ним это «удовольствие». Прослышав о том, что в деревне почтальон выплатил пенсию, они появлялись тут как тут и проживали у Петровича, пока не закончатся деньги. И что ел сосед до следующей пенсии —
неизвестно.

— Василий Петрович, проснись, поешь! — легко коснувшись его рукой, сказала женщина.

Сосед вздрогнул, открыл глаза и удивлённо уставился на тарелки.

— Это — мне? — неуверенно спросил он.

— Конечно. Только сходи к колодцу, вымой руки — и можешь приступать. Одно условие — ешь медленно и хорошо жуй, иначе станет плохо.

Вскоре Петрович уже расправлялся с овощным супом, затем с картофельной запеканкой и компотом. Руки его тряслись, и он всё порывался есть побыстрее. В эти моменты Степановна прикасалась к его руке, и Петрович слегка приостанавливался. Жалость к этому когда-то очень хорошему человеку сжимала женщине сердце.

«Я помогу ему выбраться из этой неприятности, чего бы этого ни стоило! Думаю, Катенька бы этого хотела».

— Петрович, иди к себе, отсыпайся, завтра после обеда мы к тебе придём и посмотрим, что с твоим хозяйством можно сделать. Питаться будешь у меня. Мы берём над тобой шефство. Согласен?

Лицо Петровича просияло.

— Спасибо!

А Степановна продолжила:

— Думаю, мы скоро справимся со всеми неприятностями. Кстати, когда у тебя пенсия?

— Послезавтра.

— Отлично, я уверена, что Бодя и Дружок быстро отвадят твоих так называемых друзей от твоего дома. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! — ответил сосед, уходя к калитке по белой дорожке.