Летящая вдаль, гл. 2

Последние дни перед Новым Годом, работы – невпроворот. Туристический сезон, сезон паломничества с ретро-Земли и на ретро-Землю. Надо набраться терпения, успокоить Мисоль, выдержать тревогу и страх. За неделю ничего не должно произойти ужасного, только не выпускать Мисоль из дома. А после Нового Года Майк берёт отпуск, и запирается в лаборатории. Решено.

Рано утром прибыл «электронный привратник». Майк лично подключил защитное поле, ввёл программу. Теперь за Мисоль будет организована настоящая слежка.

«Привратник» не позволит ей самовольничать, убережёт от непродуманных действий.
Взаперти Мисоль овладел новый приступ депрессии. Чаще всего она просто сидела на краю кровати, притихшая, сжавшись в комок, с неподвижным, угасшим взором, где не плясали звёздные огоньки, несчастная, одинокая девочка, и Майка охватывала жалость и раскаяние. Он падал перед ней на колени, прижимался губами к её сомкнутым коленкам…  Мисоль не шевелилась.

- Мисоль, неужели ты так меня ненавидишь? – с отчаянием бормотал Майк.

 Мисоль молчала. Казалось, она замолчала навсегда. На неё навалилась усталость и сонная апатия. Майк не мог ни расшевелить её, ни заинтересовать, ни заставить чувствовать.

Она механически ела, механически шла в ванную, выходила на прогулку с Повиком, обходила дом. Майк взял две недели в счёт летнего отпуска – ничего, отработает потом, и двенадцать приборов, лётных инверторов SANS для перенастройки. Их доставили на транспортном универс-вездеходе, а заодно шесть ящиков списанной электроники – вместо зарплаты.

Майк теперь сажал Мисоль в лаборатории напротив себя и работал. Он работал, Повик лежал у её ног, настороженно переводя взгляд с одного на другого. А она сидела неподвижно и молчала.

Не в силах достучаться в её закаменевшее сердце, не в силах докричаться через миллиарды космических миль, Майк сникал. Чтобы молчание не стало гнетущим, он болтал всякую чепуху, пытаясь казаться остроумным и весёлым, либо просто включал музыку.

А ночью тщетно пытался пробить броню отчуждения, загладить вину жаркими, покаянными поцелуями, нежностью, словами, которые Мисоль так любила слышать от него во время соития.

- Потерпи, детка, потерпи, ещё немного, всё будет отлично, всё будет просто здорово! – уверял он с жаром. – Я сделаю так, что тебе больше не будет плохо.
Время словно остановилось, застопорилось, заклинилось на одной непрерывной, тоскливой ноте.

Майк был бесконечно терпелив и мягок. Ну и что же, лёд растает, он не вечен. Она вновь пробудится – надо только уметь ждать. Его Мисоль!

Майку казалось, что он сходит с ума от ревности – чего только стоило ему делать весёлую мину, когда сердце корчилось от страха при малейшем шорохе и скрипе!
Он разучился спать по ночам, и прислушивался, прислушивался, прислушивался к знакам Вселенной, недоступным людям. Паранойя! Чего доброго, разовьётся паранойя. Лишь одна лихорадочная мысль, один вопрос крутился в воспалённом мозгу: как сберечь своё нежданное сокровище? Неужели положиться на удачу и ждать, ждать и надеяться – ведь однажды эта капризная дама уже улыбнулась ему широко и приветливо.

Стабилизатор держит её в земном облике, но не создаёт защитный экран. Без экрана её могут быстро обнаружить свои. Обнаружить – и забрать. Что же делать? Думать – и найти новое решение.

Напряжение принесло свои плоды. Однажды Майка осенило. Он внезапно понял, что надо сделать. Сфокусировать магнитную ловушку «наоборот», заэкранировать дом, чтобы ни один сигнал из космоса не достиг Мисоль, чтобы она никогда не услышала Зов своих Братьев. Майк даже не осознал, что в этот самый миг превратился в тирана.

Но сделать это оказалось куда сложнее, чем казалось поначалу. Требовался подземный бункер, не иначе. Работа не ладилась, Майку везде чудились происки космических Братьев Мисоль. Но что значат препятствия для одержимого влюблённого!

Майк похудел, под глазами его залегли синие круги. Но он готов был прыгать от радости и вопить «Эврика!» Он сделал то, что задумал. Теперь поле стабилизатора было замкнуто на Мисоль. Она никогда не сможет покинуть Землю.

Когда-нибудь она поймёт и оценит то, что он сделал для неё. Для неё ли?

Опомнись, Майк, ты сделал это для себя! Когда ты стал деспотом? Рабовладельцем?

«Всё хорошо, всё просто здорово!» - бормотал Майк сам себе утешительно. – «Она влюбится в Землю. Наша жизнь будет потрясающая, волшебная, исключительная. И кто сказал, что мы будем прикованы к Земле? Мы станем путешествовать, никто не запрещал мне путешествовать по планетам. Только надо подработать. Что там говорил Науш о контрабандных Универс-Навигаторах?»

Но передышка была кажущейся, невзгоды не прекратились. После перенастройки КОМАЛа загадочная болезнь Мисоль усугубилась.

Меж тем, краткий отпуск подходил к концу, и в предпоследний день Майк решил-таки порадовать её своим подарком. Долгожданный Йото вызвал взрыв восторга. Мисоль не терпелось его испробовать, и в один из погожих дней Майк и Мисоль выехали на прогулку.

А вернулись, не домчавшись до ручья: Мисоль потеряла сознание, Майку пришлось держать её на руках, а Йото ставить на автомат – так он и катился следом за ними, обиженный, но послушный.

Головные боли Мисоль продолжались, и Майк теперь уже не мог объяснить это месячными. А потом он стал обращать внимание, что вблизи опечатанной лаборатории Мисоль оживляется и веселеет, и её головные боли и недомогания как рукой снимает.

Каждый вечер привратник сообщал ему о самочувствии Мисоль, и о том, что она снова почти целый день читала в гостиной.

Майк заходил в гостиную, Мисоль встречала его со странным, болезненным выражением на лице, с дрожащими кончиками губ и лихорадочными, розовыми пятнами на щеках.

Однажды, снова увидев в уголках глаз влагу, он вдруг понял, что, возможно, совершил непоправимую ошибку. Ошибку, которой не могло случиться раньше, когда он летал. Жизнь без Космоса изменила его. Изменила не в лучшую сторону.

- Что, тоскливо, милая? – Майк сел рядом, погладил пепельные волосы, пушистые и лёгкие, точно январский снег.

- Майк, я хочу летать! Майк, я хочу летать! Я хочу летать… Понимаешь? Мне плохо! Очень плохо! Я не могу объяснить, но без движения я словно медленно умираю. Очень медленно – это самое худшее, что можно вообразить. Если умирать – то сразу! Понимаешь?

- Понимаю, милая, - Майк грустно улыбнулся. – Знаешь, когда это произошло, когда меня придавило балкой на строительстве станции, единственной мыслью, пробившейся сквозь боль, было: «Я хочу летать, и я буду летать!» А потом, после реаниматора, в меня впечатали клеймо: «К полётам не годен», а для меня это было равнозначно «не угоден небу». Хотелось биться головой об стенку. Я обошёл всех нелегалов – со мною никто не желал связываться: зачем им – лишний труп в Космосе? Оставалось лишь грезить наяву. И Назия меня спасала от того, чтобы не почувствовать себя насекомым. Она продолжала летать, но никогда не заставляла меня ощутить свою неполноценность, наоборот, наполняла жизнью. Потом погибла Назия – и жизнь окончилась. Зато появилась цель. А теперь я поймал небо в свои объятия. Оно со мною! – и Майк сполз на пол и уткнулся лицом в колени Мисоль.

А Мисоль тихо заплакала, и слёзы сверкали на щеках голубым перламутром.

- Ну, что же нам теперь с тобою делать, двум связанным? Потерпи, придумаем.

- Придумай, придумай, пожалуйста! Это у вас смерть такая медленная. А в Космосе нет смерти: сразу разлететься и перетечь в другую сущность. Я боюсь умирать вашей медленной смертью, Майк!

- Ну что ты такое ужасное говоришь, милая! Мы с тобою оба молоды и здоровы, какая смерть – ты начиталась женских романов? Нам не с чего умирать – ни быстро, ни медленно, мы будем жить, долго и весело. Да?