Россия 2150

(страшный, жуткий фантастический рассказ ужаса)

В четверг, после метеоритного дождя Персеиды, Василий Чпокин, небритый, загорелый и осунувшийся, наконец-то вернулся домой, на родину, на голубую планету Земля, из длительной командировки в пустынную, унылую, погрязшую в войнах реальность планеты Нибиру. Атомную электростанцию на ней строили земляне для братского народа Анунаков. Истосковались, конечно, ребятушки по матушке-Земле, по березкам и осинам, по кусту ракиты над рекой, по зеленой траве у дома, по робкой телочке, пасущейся на заливном лугу, по заливистым трелям соловья, по мычанию быка и молчанию овцы. И вот они на Земле! Здравствуй, Земля пухом!

Не спеша принял Чпокин ванну, смыл ненавистную нибирскую пыль и грязь сбрил бороду, протравил проворных нибирских, лобковых вшей одеколоном «Наташа», и, споро переодевшись в манишку и смокинг (с первой свадьбы еще валялся в комоде, не выбрасывать же!) Василий, стремглав, стремительной кометой, полетел в любимую пивную. А как же! Ведь на Нибиру пиво было отвратительное, зловонное, гнали его из буряка, тамарилло, угля, торфа, простудных козюль, коровьих кизяков и брюквы. Оттого Василий по земному пиву истосковался тоже дюже шибко.

Подойдя к знакомому месту, он в изумлении произнес тихо, но со смыслом: «Йетить твою мать!», так как не узнал своей любимой пивнушки. Три года назад, перед его командировкой, она больше напоминала хлев зажиточного, но беззаботного и неряшливого крестьянина. Худая крыша над головой. Два небольших, зарешёченных окошка без стекол. Вместо столиков, грубо сколоченные, фанерные ящики из-под помидоров. Вместо кружек – жестяные банки из-под нитрокраски. Посетителей, как правило, было обычно мало. В основном, сам Чпокин там и сиживал.


А сегодня Чпокин увидел перед собой чудо: сверкающий огнями дворец, с эркерами, колонами, апсидами, аркадами, будуарами, сортирами и даже с чуланом. Зал был полон разнополых, красноликих клиентов, гостей, посетителей. Сквозь многоголосый, многоязычный гул доносились звуки скрипки, исполняющей каприз ля-минор Паганини.

- О! Какие люди! Давненько! Давненько не заходили к нам, батенька Василий Иудович! Давненько! – радостно и громко воскликнул бармен, обрусевший фарнцуз, Николя Божоле, по кличке Mudilo, растопырив руки для объятия.

- Да, я в командировке был, - смущенно пояснил Василий, усаживаясь за барную стойку.

- Как всегда? Богучарский эль? – сверкая фарфоровыми зубами, спросил Николя, наполняя кружку. Да, да! Еще три года назад беззубый, а ныне, зубастый, словно акула, Николя, наливал любимый Василием, элитный богучарский эль не в жестяную банку из-под краски, а в настоящую, элитную, стеклянную кружку Zapodlo!!!
Что за чудеса-мудеса? Что произошло на Земле за время отсутствия Чпокина? Что? Мучительно думал Василий, жадно вливая  в себя пенистую, обжигающую жидкость крепостью 11 градусов.

- Знаете, почему я не считаю Тарковского гением? – раздался вдруг рядом незнакомый баритон.

- И почему? – повернул голову Чпокин в сторону бородатого пухляша.

- Потому что все идеи, весь видеоряд, диалоги, сюжеты, он бессовестно спи...дил у Луиса Бунюэля и Ингмара Бергмана! Вот почему.

- Вот как? Ясно, - не стал спорить Василий и гордо отвернулся.

- А вот здесь мы с шурином на рыбалке. Глядите, какую щуку я вытащил! – не отставал пухляш, сунув под чпокинский нос свой айфон.

- Хочешь, покажу тебе Дзюбу? Ну как он там, сам понимаешь… – таинственным полушепотом спросил пухляша, подошедший справа худой мужик, со скудной бородкой, похожий одновременно на Дон Кихота, работы Дюрера, и на Дзержинского.

- Да что там интересного? Никакого хайпа! Я лучше могу! Интереснее! Забавнее! Интенсивнее! Креативнее! – иронично ухмыльнувшись, обломал «Дзержинского» пухляш, - Уж если дрочить, то на крыше небоскреба, или в батискафе. А это так…. Профанация!

- Власть надо менять! – раздался из темного угла резкий хрипловатый тенорок анонима.

- Хочешь, на голую бабу взглянуть, - доверительно обратился к соседу Василия по барной стойке, лысевласый мужичок, в спортивной кофте с надписью «Олимпиада 80».
- Вообще-то, я тоже баба, пока ещё! Разуй глаза! - обиженно взвзизгнуло меццо-сопрано соседа.

- Тьфу ты! – грязно выругался лысевласый, - Вас сейчас х...й поймёшь, иде мужик иде баба! В брюках, без сисек, бухая, с сигаретой… Извините, ради всего святого! Мир вам!

- Все на митинг! Долой власть воров! Хватит грабить народ! – время от времени раздавался из темного угла призывный хрипловатый тенорок.
- Ведущий на свадьбу надо? – спросил Чпокина помятый мужик с незажжённой сигарой в железных зубах, - Зажигательные конкурсы. Представь: невесте надо пропустить яичко сквозь штаны жениха!!! Все гости поуссываются от смеха! Да и жених тоже уссытся, – пообещал «помятый».
- Не надо, - наотрез отказался Чпокин. Его начинали донимать и раздражать непрошенные собеседники.

- А я сегодня приготовил чохохбили из простипомы и путассу. И, знаете, получилось очень вкусно. Я туда добавил артишоков и ванили! – нисколько не огорчился «ведущий на свадьбу», - Глядите. Вот фотка! А? Вкуснятина?!
- Путассу! Пойду поссу! – мгновенно сочинил стих, стоящий рядом «Дзержинский».
- А я котика принес! Взгляните! Мой сегодня три раза обосрался! – сразу несколько человек стали показывать Василию котиков, доставая их из-за пазух.
- Айда на митинг! Свергать олигархов на х...й! – не унимался из темного угла аноним.

- Что за хрень? – недоумевал Василий, допивая пятую кружку богучарского эля. Он давно не бывал на массовых гуляниях и оттого диву давался.
- «Шиз гон» это лучшая песня Оззи Осборна. Согласись! – хлопнул по плечу Чпокина огромный детина в потертой косухе.
- Согласен, - на всякий случай, осторожно согласился Василий.
- Да не, - возразил, возникший из тумана, мужчина с пейсами, и с ханукальной менорой в руках, - Осборн это говно. Чардаш Монти! Вот это музыка на века!
- Какая Монти против Осборна? Ты что совсем что ли….
- Мангерштерн – вот музыка на века! – сказала, явившаяся из сумрака, старушка с палками для скандинавской ходьбы в накаченных ручищах.
- Увеличение члена! Дешево! – раздался голос снизу. Это был давешний пухляш.
- Да не надо мне, - легонько пнул он стоящего перед ним на коленях пухляша.
- Хорошо. Тогда уменьшение члена! – перестроился пухляш, - Быстро! Больно. Рывком!


- А, ну! Шнтрапа! Разошлись быстро все по домам! – раздался вдруг хриплый, командный бас, не предполагающий возражений. – Быстро я сказал!!!! Ыы-ы-ы-ыии-ить!

В дверях пивнушки высилась монументом массивная, исполинская фигура городового Собакина. До отъезда Василия в командировку, он был еще юным, юрким участковым, лейтенантом Собакиным. Посетители-завсегдатаи, торопливо допивая пиво, толпясь и толкаясь, покорно стали покидать пивную.
- Видал ты? Бунтари, йети их мать! – бурчал недовольно Собакин, подходя в стойке. – Соберутся и пи...ят, пи...ят, пи...ят целыми днями! Налей-ка мне Mudillo кружечку Мытищинского, нефильтрованного!
- Всех на х...й! – раздался робкий тенорок невидимого, неугомонного анонимного бунтаря.
- Ты-то еще заткнись, сволочь! – беззлобно прикрикнул на него Собакин и легко швырнул в темный угол стул. Раздался треск ломающегося дерева и тонкий писк: «Ой, биля-а-а-а-а! Хо-ро-ш-о-о-о-о-о….»

- Попал, - удовлетворенно крякнул городовой.
- Кто это там, господин городовой? – спросил полицейского Чпокин, кивнув в сторону темного угла.
- Да-а-а-а, - брезгливо отмахнулся Собакин, - Это - Лешка-мазохист. Придет, выпьет, и орет, как Ленин резанный. Я его уже и в кутузку отвозил. И лечили его на Венере. Бесполезно. Орет и орет. Обличает всех. Меня вот давеча обличал. Еще кружечку мне налей, Николя….

- Что у вас тут происходит? – спросил Чпокин бармена Mudillo, когда городовой Собакин, допил свое мытищинское пиво, и, сладко отрыгнув в ре-мажоре, с чувством выполненного долга, покинул пивнушку.
- Уот сука! Шо вы себе думаете? Опять не заплатил, - вслед городовому тихо проурчал Mudillo-Николя, - Ах, Василий Иудович, Василий Иудович! Вы ж нихерашеньки не знаете про нашу жисть! –снисходительно рассмеялся он, - Года два назад, али боле, в нашей стране таки были наконец-то заблокированы все социальные сети. Слава правительству! Задоблали эти сети! Согласитесь! Все же по домам сидели! Совокупляться перестали! Я, по крайней мере, перестал! Пивные пустовали! Пиво плесневело и превращалось в квас! В области демографии – полная стагнация! Сейчас же народ стал хоть в пивные выходить, в парки, в леса и ущелья, в театры, в бани и кино. На танцы стали ходить, и в бильярдные.  Общаться стали! Совокупляться по выходным начали потихоньку! Жить стало веселее! И я хоть немного поднялся! Кружки настоящие, стеклянные закупил! А то ведь срамота какая: из банок пили!

- На х...й всех! – донесся из темного угла озорной, революционный тенорок неутомимого и неугомонного бунтаря, Лешки Мазохиста. И было в этом абстрактном, на первый взгляд, призыве нечто смутное, притягательное и внушающее непонятный трепет и, вызывающее потливость и тошноту.