Букинистика

      В полуподвальном помещении «сталинки» или, как его еще называют - в цокольном этаже, под неброской вывеской «Книги б/у» рядом с химчисткой притаился обыкновенный букинистический магазинчик - неизменное место паломничества собирателей древних манускриптов, искусствоведов и алкоголиков.
Я не отношусь ни к тем, ни к другим, ни к третьим, но, тем не менее, мне сейчас сюда.
Втянув в плечи голову так, чтобы не задеть ею низкий свод козырька, я занырнул в тесный арочный проем и уперся носом в объявление: «Антикварные книги. Принимаем дорого - отдаем дешево».
"Принимаем дорого" - это как раз то, что нужно", - подумал я, памятуя о том, что под мышкой у меня лежит укутанное в газету старинное собрание сказок Г. Х. Андерсена, увидевшее свет еще в лохматом-прелохматом 1914 году. Я потянул на себя дверь, отозвавшуюся едва уловимым дребезжанием колокольчика.
   Только чур, на меня укоризненно не смотреть. Подумаешь, наследство дядино прожигаю потихоньку.  Кстати, не вижу в этом ничего предосудительного. Все лучше, чем оно на антресолях, среди банок с соленьями пылиться будет. А так, может, встретит настоящего эстета наконец, того, что пыль с него дыханием трепетным сдует. Небольшая транзакция - и вуаля, все получили удовлетворение. Иной моральное, а кто-то, если повезет, и материальное.
  В ожидании отлучившегося хозяина я задумчиво бродил по бесконечным галереям забитых доверху книгами стеллажей и, оценивая по ходу свои перспективы, изучал представленный литературный ассортимент.
  И тут на тебе! Заплутав в книжных кущах, я, бывают же такие чудеса, совершено неожиданно наткнулся на абсолютного, извините за выражение - однояйцевого, близнеца своего фолианта.
Знакомый серо-розовый корешок был зажат между потрёпанной энциклопедией «Лекарственные растения Азербайджана» и томом четвертым собрания сочинений Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка».
Я взял книгу в руки: "Изданiе т-ва Сытина, 1914 годъ", серенькая, невзрачненькая такая книженция в твердом потрепанном переплете. И правда, один в один. Разве что состояние, мягко говоря, не первый сорт.
Машинально бросив взгляд на ценник, я оторопел так, что язык к небу приклеился. Силы небесные – тридцать тысяч целковых!
    Из культурного шока меня вывел дрожащий, елейный голосок, донесшийся откуда-то из пыльных глубин книжного царства.
- Интересуетесь?
  Протирая свою красную, блестящую как медаль плешь, вдогон за репликой показался, судя по его деловому виду, хозяин погребка - эдакий невзрачный субъект преклонных годов. На хищном ястребином носу мужчины висело старомодное пенсне с цепочкой. В руках он держал эмалированную табакерку.
- Инвестиция, пчхи, в безбедную старость или изящный подарок к юбилею?
- Да как вам сказать, - ответил я ему, кивнув на книгу. - Невероятно! Целых тридцать тысяч, неужели находятся даже те, кто берет?
- Спрашиваете! Еще как находятся, с руками отрывают.  Кстати, ничего удивительного. Очень смешные, признаюсь, деньги за такой ценный, редкий экземпляр. От начального тиража уж и не осталось ничего поди.  Вы только посмотрите, посмотрите, что за издатель, - гордо сунул он мне под нос обложку. - А!? Типография Сытина, одна из наиболее уважаемых до революции была. Да-c, это вам не какой-то там Пантелеев. У коллекционеров такая вещь пользуется исключительным спросом. Желаете спросить -  почему?
Я утвердительно мотнул головой и почесал за ухом, как пёс.
- Сказки! - провозгласил он, подняв вверх указательный палец. - Гм, универсальное чтиво. Причем не простые сказки, а самого Ганса Христиана. Философия жизни, так сказать. Одинаково интересны любому возрасту. И навсегда таковыми останутся. Так что берите -  не прогадаете, через десять лет стоимость только удвоится.
- А то, что она занюханная до невозможности, - продолжил задавать провокационные вопросы я, - ничего? Желтая вон вся, страницы, слипшиеся…
- В том-то вся и соль, любезный. На ней осела, не побоюсь этого слова, пыль минувших лет. Причем каждая ее историческая пылинка на вес золота будет. Вот и выходит, чем потрепанней фолиант, тем он дороже.
Он сложил губы в обидчивую трубочку и, поплевав на обложку, протер ее рукавом своего сюртука.
- А даже если и пожухла слегка, так это лучшая гарантия того, что вещица настоящая, не репринтное издание, не левак, понимаете? 
- К тому же изрисованная сплошь, - не унимался я, расчесывая себе запястье, будто меня укусил комар. -  Каракули какие-то везде, будто ручку расписывали.
- Скажете тоже - каракули. Культурное наследие!
Он взял с полки какой-то букинистический журнал и с чувством продекламировал:
- Оставленные на полях раритетного издания заметки известных людей могут увеличить стоимость книги в несколько раз.
- Так-то ведь известных, а тут непонятно кто отметился.
- Ваша правда. Оттого и дороже в два раза только.
- Ну в два так в два, - не расстроился я, вспомнив, что у меня на первой странице стоит экслибрис дяди-букиниста. - В два раза - это, пожалуй, тоже неплохо выйдет.
Я еще раз пролистал книгу, прежде чем поставить ее обратно на полку.
- Ой, смотрите, двух страниц не хватает как будто...
- Эка печаль, - лукаво прищурился хозяин, убедившись в справедливости моих слов.  - Сколько страниц в ней всего – триста? Вооот.  А тут парочка какая-то несчастная? Мизер, честное слово, меньше процента даже. Что есть они, что их нет. В рамках статистической погрешности, можно сказать.
Наконец он приблизил пенсне к моему лицу и кисло улыбнулся.
-  Эх, гулять так гулять, предлагаю вам скидку... однопроцентную. Даааа, с ума я сошел, видно, в убыток себе отдаю. Ну как, по рукам?
   - Вряд ли, - сочувственно выдохнул я в ответ. - У меня у самого такая имеется. Вот взгляните, - размотав газету, я вытащил на свет Божий двойника той, что торговалась стариком-антикваром. -  Хоть и ценная вещь, но мне совершенно без надобности. Возьмете? На тридцать тысяч, понятно, не претендую, ведь не на голом же энтузиазме вы тут сидите, но дешевить, извините, тоже не намерен.
    Лицо антиквара из красного сделалось бледным, даже в синеву стало слегка отливать. Нос еще больше заострился. Он понюхал из своей табакерки и протер пенсне.
- Сказки принесли, говорите, пчхи, - проскрипел он разочарованно. -  Да уж, нашли чем удивить в наш-то просвещенный век. Вы, молодой человек, похоже, не совсем в теме, что у порядочных людей на повестке сейчас.
"Вот тебе и здрасьте! А мне до сих пор казалось, что сказки Андерсена на века."
- Надо же. И какие вещи востребованы, по-вашему?
- Естествознание в цене, история, - начал загибать пальцы старик, - энциклопедия Брокгауза и Эфрона еще. Одним словом - реализм. А вы со своими сказками пожаловали! Даже не знаю, что вам тут посоветовать, уважаемый.  Кстати, этот экземплярчик, - он презрительно кивнул в сторону своего Андерсена, - полгода уже на полке маринуется.  Даром никому не нужен, а уж за подобные деньжищи тем более. Вы первый за все прошедшее время, кто на эту лабудень глаз положил. Я-то, дурак старый, перекрестился было, что и на нее свой простофиля нашелся. Только, видно, скоро лишь сказка сказывается.
- Но ведь Сытин же, редкая вещь, как бы первый до революции...
- Опять вы заладили свое - Сытин, Сытин. Что вам дался этот Сытин? Сытина много на рынке стало теперь, надоел всем до смерти. Вот если бы вы Пантелеева принесли, тогда другое дело, тогда я точно отсыпал бы вам, не торгуясь. А тут какой-то Сытин. «Ладно, дайте-ка ее сюда», - сказал он и, брезгливо сморщившись, взял книгу в руки. - Ну точно, все так и есть, вон листочек загнут, а еще царапина, видите, на обложке? Дааа, реставрация нужна серьезная. Без больших затрат не обойдешься. Не уверен даже, имеет ли смысл в нее вкладываться.
- Впрочем, как пожелаете, - я потянул было книгу на себя.
- Да погодите, погодите вы, - он живо отстранил мою руку, - горячий какой. Я же не сказал - нет. Сложно, говорю, с реализацией дальнейшей придется. Цена от этого падает сильно.
- Что ж, падает так падает, - вздохнул я, отчаянно почесываясь. - Уступлю за десять тысяч в таком случае.
- Желтая какая-то она у вас, выцвела вся. Две тысячи дам, если хотите.
- Сколько? А то, что печать хозяина на титульном листе стоит, пыль веков, сами же говорили, - ткнул я пальцем в фиолетовое клеймо. - Побойтесь Бога, накиньте еще хотя бы столько же, за культурное наследие.
- Это-то наследие? Мазня какая-то неприличная, - скривился он, посмотрев на именной знак через увеличительное стекло. - Эдак я вам сейчас сам под Хохлому ее разрисую и денег потом попрошу. Дефект — это батенька, де-фэкт, - повторил он, смакуя последний слог, - так что - тысяча, вот мое вам последнее слово, пчхи.
- Черт с вами, штука так штука, - махнул рукой я, - легко пришло - легко ушло. Бог дал - Бог взял. Только деньги вперед пожалте.
   Антиквар, громко шаркая ногами, пошел к сейфу. Там он долго возился с ключами, время от времени бросая подозрительные взгляды в мою сторону.
- Скажите, кто я, если не старый дурак и не безнадежный романтик? -  бормотал он, отсчитывая дрожащей рукой мятые сторублевки. - Что мне с этой напастью делать прикажете, солить этого Сытина, что ли? Ну да раз обещал…
  Уже на выходе я припомнил, что у меня среди всего прочего сам Пантелеев на антресолях пыль собирает: "Интересно, а вдруг на нем повезет озолотиться".
- Любезный, вы вроде намекали, что Пантелеев сейчас в цене…
Повернувшись лицом к хозяину, я увидел, как тот с довольным лицом ставит новую книгу на полку, как раз вместо того экземпляра, который привлек мое внимание накануне…