Ведьмины травы

- Петух закукарекал, заместо Авроры!

- Поди подмойся, Маня!

- Милости прошу к нашему шалашу!

Солнце ярко светило над усадьбой ротмистра Белова. Новый петух Евсей был голосист и кукарекал гораздо живее и звонче недавно умершего кочета Авроры. Об этом кричала девочка Маня, дочь дворовой девки Матрены; мать звала ее мыться, но та убегала от нее и перелезала через забор. Крепостной Пахом, доселе дремавший на солнцепеке, отворял ворота и с радостною ухмылкой приветствовал своего хозяина, Пафнутия Ивановича Белова с его очаровательными спутницами – мадам Марию Петровну Сурину и ее младшую сестру Люсьен, осьмнадцати лет отроду.

- Милости прошу к нашему шалашу, барыни, здравия желаю-с! Проходите-с. – кланялся в пояс Пахом. Он был типичным плутоватым крестьянином лет сорока, плешивый, с жидкою бороденкой, в лаптях и кафтане. Толстый и рябой, он производил впечатление доброго и юродивого малого. – Барин, Пафнутий Иваныч, отец родной! Я ужо все приготовил, и закуску вона принес, и портвейну французского. Все как велено-с, вашбродь!

- Похвально, друг мой – степенно сказал Белов. – Ты весьма расторопен. А ты что ж, козлов не убрал со двора, ленивая твоя рожа? Право слово, даже неловко, ей-богу.

Пахом кинулся к двум белым козликам, что вольготно расхаживали по двору и жевали травку, взял их под узду, и повел животных в стойло. «Козлов этих, чертовых, вести…» - угрюмо ворчал себе под нос крестьянин, явно расстроенный тем, что его послеобеденный отдых был нарушен.

Дом сей с хозяйством достался Белову в наследство от почившей бабушки и ныне использовался им как резиденция для летнего отдыха. Изба была вполне добротна, с резным фасадом, красной кровлею и пристройками. Высокий деревянный забор окружал двор, в котором было тщательно выметено. В трех правильных цветниках благоухала зелень.

- Милые дамы, я позволю себе отметить, что погоды нонче стоят наипрекраснейшие и посему предлагаю откушать на свежем воздухе. – учтиво отрапортовал Белов, обращаясь к гостьям. – Извольте-с пройти к столику и употребить рюмку-другую на аперитив.

Ротмистр Белов был высоким и представительным молодым человеком тридцати лет, в светлом кителе со звездою и начищенных ботфортах. Под каштановыми кудрями его блистали пронзительные карие глаза, а румяное и свежее лицо изображало достоинство и добродушие. Он был образован, красноречив, ладно сложен и посему пользовался изрядным успехом у женщин.

- Благодарю вас, Пафнутий Иваныч, мон шер, Вы весьма любезны. – очаровательно улыбнулась Мария Петровна, известная светская дама лет двадцати пяти. Ее красота была в самом расцвете и немало кавалеров увивалось за ней с предложением руки. Ее длинные белокурые волосы, небесного цвета глаза и ангельский голос разбили немало мужских сердец. Ее сестра Люси была миловидным подростком, с худой шеей, костлявыми руками и строптивым нравом.

- А что, Пахом! – воскликнул Белов. – Как там наш горемыка Тихон себя чувствует? Живой аль подох уже?

- Свят, свят, барин! – горячо зашептал Пахом и стал быстро креститься. – Плохо дело, барин, не иначе как сатана вмешался, тьфу-тьфу. Священник ужо приходил, отец Никодим! Бесовская одержимость вестимо!

- Фу ты черт! – огорчился Белов. – Одни хлопоты с вами, бестолочи. А такой хороший крестьянин был! Столько денег за него плачено, золото. Ну иди, голубчик, охолонись.

Белов проследовал к столику, где его ожидали дамы. Накрыто было чисто и умело. На белоснежной скатерти красовалась разная снедь, фрукты, вино. Раскупорив бутылки, Белов сноровисто налил портвейну и начал ухаживать за спутницами.

- За исполнение всех ваших желаний, сударыни. – поднял Белов первый тост. Мария Петровна послала ему воздушный поцелуй. Малышка Люси принялась уплетать бланманже. – Прошу-с отобедать, чем Бог послал.

- Благодарю вас, Пафнутий Иваныч. – обольстительно проворковала Мария Петровна. – В этот прекрасный погожий летний день ваши угощения как нельзя кстати.

Белов находился в чрезвычайно хорошем расположении духа. Он отвешивал остроты, шутил, галантно передавал дамам приправы и источал комплименты. Своим умением поддерживать светскую беседу он был известен далеко за пределами Петербурга.

- Ох и оказия приключилась у нас намедни, милая Маша. – обратился Белов к Суриной, повязывая салфетку. – Прямо таки анекдот-с, достойный пера романиста. Два моих крестьянина, повар Пахом и конюх Тихон отправились давеча в лес, якобы по грибы. Хотя я прекрасно знаю, что эти шельмецы искали там мак для приготовления отвара. – Белов жестом предложил Люси соус, но та фыркнув отказалась. - Напьются, знаете ли –с, этого зелья и ловят всяческие видения и непотребства, как-то чертей, бесов, разных чудовищ и прочая. Одним словом наблюдают демонические проявления во всем их многообразии. А иногда наедятся мухоморов и впадают в совершенное беспамятство.

Белов обильно приправил антрекот соусом, отрезал кусок и отправил в рот.

- Да только в этот раз случилось форменное безобразие. – продолжал Белов, запивая мясо вином. - Тихон пришел занемогший, бледный и больной, с явными признаками апоплексического удара. Не иначе как отравился какими-то ягодами или поганками. Так и слег, бедолага, помирать собрался. Наш местный эскулап лишь выписал сомнительные порошки и велел уповать на милость Божию.

- О, с этими русскими крестьянами всегда много хлопот. – соблазнительно поблескивая глазами томно сказала Мария Петровна. – Мой друг, надобно заметить, с ними не приходится скучать. Знаете ли-с, за этими прохвостами нужен глаз да глаз. Намедни у нас в усадьбе также был прелюбопытнейший случай. Мой садовник Савелий изволил себе… кхм… кхм… Как бы это выразиться поделикатнее… - она стыдливо опустила глаза и не могла подобрать выражений. - Одним словом он справлял малую нужду на грядках моего огорода. – Мария Петровна вмиг залилась румянцем, а Белов изумленно перестал жевать.

– И этот оболтус доказывал, что тем самым производит подкормку почвы, дескать в Китае, эти удобрения на вес золота. – Мария Петровна положила себе на блюдо порцию дичи. – Представляете? А там у меня цветы растут, яблони… Стоит ли говорить, что этот ротозей был немедленно бит батогами.

- Право слово, это какой-то моветон, – усмехнулся Белов в усы. – Полнейший абсурд! Впрочем, здесь прослеживается определенная логика. Удобрения, навоз опять же… Вот что! – Белов весело вскинул брови. - Раз уж этот Савелий такой большой поклонник Китая, то было бы весьма забавным подвергнуть его китайской пытке водой. Да знаете ли Вы, что это такое?

Люси, которая развлекалась тем, что поймала муху и отрывала ей лапки, вдруг оживилась.

- Это когда на башку воду льют? – с интересом спросила она.

- Браво, Люсьен! – зааплодировал Белов. – Совершенно верно! Несчастного связывают, усаживают под непрерывно капающей на темя водой, и через некоторое время жертва натурально сходит с ума! Кажется, так был замучен Степан Разин.

Губы Люси искривились в злобной ухмылке.

- Ну раз он наш огород обоссал, то надобно бы и ему заместо воды на голову нассать! – прошипела она сквозь зубы, тряхнув копной рыжих волос.

Белов хрюкнул, посмотрел на Марию Петровну и картинно рассмеялся.

- Люси, где твои манеры?! – снисходительно улыбнулась Мария Петровна и развела руками. – Сестричка, лучше съешь еще этих мягких французских булок да выпей же чаю. Пафнутий, я прошу прощения за милые выходки юной проказницы.

- Ради Бога, пустяки, – кивнул головой Белов.

Пафнутий Иванович отложил нож с вилкой и принялся раскуривать трубку. Сладкий запах табака создавал ощущение благости и умиротворения, а приятный летний ветерок вкупе с безоблачным небом способствовал расслабленному состоянию духа. С улицы доносились разнообразнейшие звуки, свойственные сельской местности: скрип проезжающей телеги, гоготание гусей, мычание коров и блеяние коз. С лугов долетал прекрасный аромат полевых цветов и свежескошенного сена. Вся атмосфера способствовала состоянию душевного уюта и ровному течению мысли.

- Пахом, а ну-к! Поди сюда! – Белов выпустил кольцо дыма и поманил крестьянина пальцем. Тот незамедлительно подбежал. – Дружок, поведай-ка нам свою историю. Я думаю, милым дамам будет забавно услышать о ваших приключениях.

- Ой, барыни, не знаю что ужо и рассказать – заохал Пахом, переминаясь с ноги на ногу. – Чавой-та? Я стал быть, Пахом, с деревни ентой. А Тихон стал быть Епифанов сын, кузнеца тутошнего! Дружны мы были с ним, значится, мать то мне всегда говорила, какой-никакой да дружище нужен…

- Пахом, ближе к делу, – заметил Белов, слегка раздражаясь и нервно покусывая мундштук трубки. – Длинные рассказы весьма утомительны, так что изволь изъясняться лаконичней.

- Виноват, вашбродь! – вытянулся Пахом. – Значится так. Значится, такие события. Пошли мы стал быть по грибы в в лес, что у Сонной Лощины. – Пахом запыхтел в бороденку. – Глухое там место, нехоженное да дремучее, еще и болото поганое. Цаплей там много, всё стоят на одной ноге и вот так делают…- Пахом встал на одну ногу, а вторую загнул за спиной и обхватил рукой. – Курлык-курлык…

Дамы переглянулись и заулыбались.

- Пахом, я попрошу тебя избавить нас от этих подробностей, – строго воскликнул Белов, одергивая китель. – Переходи-ка к сути!

- Извиняюсь, барин! – спохватился Пахом. – Значится Тихон говорит мне мол гля, Пахом, травы то какие растут, черемша да щавель. А Тихон дюже любит суп из щавеля варить. Добавляет туда лука, чеснока, перцу черного и красного, муки для вязкости, а потом ложкой ест и полушепотом приговаривает «Ух бляяя!», на лбу аж пот выступает…

Белов побагровел, лицо его исказилось от гнева, а губы задрожали. Он ударил кулаком по столу так, что зазвенела посуда.

- Подлец! Что ты себе позволяешь! – Глаза ротмистра полыхали огнем. – Ты видимо забыл, где ты находишься, раз позволяешь себе такие выражения! Да я тебя, мерзавца! В острог! В Сибирь, на выселки!

- Барин! Бес попутал! – Пахом упал на колени и с готовностью зарыдал. – Бес попутал, за язык дернул, вашбродь! Не погуби, Пафнутий Иваныч, дай руку поцелую!

- Полноте Вам, Пафнутий! – с чарующей улыбкой сказала Мария Петровна, откидывая прядь волос. – Эти русские крестьяне весьма умильны в своем косноязычии. Мон шер, это изрядно веселит и поднимает настроение. Продолжай, голубчик, в твоих историях есть определенный шарм.

- Твое счастье, стервец, что ты забавляешь сударыню, – слегка успокоился Белов. Пахом лежал у него в ногах и сотрясался от плача. – Встань, негодяй, и впредь следи за языком.

- Виноват! – Пахом мигом перестал плакать, живо вскочил, одернул кафтан и приободрился. Он подмигнул дамам. – А я и говорю Тихону – енто не щавель, дурачина, а Ведьмины Травы. Нашенские то как говорят? Сонная Лощина, почитай, бесовское место. Доводилось там бывать, скажу я вам, барин, больше ни ногой. Давеча с одной дурой я загулямши, да и пошли мы туда, браги напилися, и ее словно нечистая сила одолела. Захотелося ей плотской любви, и стала она ко мне приставать, мол, давай, Пахом, сымай портки. А я и говорю – я дескать из деревни Малофеевки и у нас тут знамо до женитьбы нельзя, мы уж ручным блудом как-нибудь перебьемся, хоть и шишка стоит…

- Пахом! – резко одернул его Белов. – Оставь свои скабрезные россказни про Малофеевку на потом. Все знают, что в вашей печально известной деревеньке творится полнейшая Содом и Гоморра с развратом и непотребствами.

Пахом со страдальческим видом зашлепал себя по губам.

- Ой, виноват, барин, язык-то без костей. – Вдруг Пахом вжал голову в плечи, оглянулся по сторонам и с выпученными глазами зашептал: – А только люди гуторят, что Сонная Лощина вестимо колдовской лес. Тут ведьмы шабаши проводят у костра, и старухи и молодухи, разденутся догола да через полымя и прыгают. А потом в воздух взмывают аки на крыльях. Вот-с. Приведут стал быть козла черного, а в него словно черт вселяется да и начинает тот козел человеческим голосом говорить. А еще чернокнижницы младенцев у матерей крадут, а потом енто дитятко ножом режут и из него кровь на землюшку льется. Из крови-то той Ведьмины Травы и растут.

Мария Петровна засмеялась. Белов заулыбался. Люси иронично хмыкнула.

- Вы представляете, Маша, душа моя, – многозначительно обратился Белов к Суриной, – в наше время, в век науки и просвещения, эти наивные крестьяне до сих пор верят в эту деревенскую мистику и мракобесие. Воистину нонсенс! О каком культурном прогрессе может идти речь? Что было дальше, Пахом?

- Ну, значится, стал Тихон щавель ентот собирать. – Пахом почесал живот. – А я все время крутился как бы невзначай рядом и все спрашивал, мол, что ты там затих, почему тебя не слышно? Что ты там молчишь, что с тобой? А он стал быть ентот щавель жрет! Прямо таки уминает за обе щеки!

Пахом хлопнул себя по коленям и с увлечением крякнул. Очевидно, роль рассказчика была ему весьма по нраву.

- Я ж ему говорю, мол Тихон, ирод окаянный, не ешь ведьмину траву, худо будет, а он все свое! – Пахом скорбно причмокнул. - Уж очень он щавель любил, дескать, енто первое дело для желудку. Все он щавель ел, чтобы срать часто, срал по 5 раз в день, а потом говорил, мол жопу жжет и еще пердел он, прр-прр-прр. – Пахом стал издавать языком соответствующие звуки.

Мария Петровна и Люси захохотали в голос. Белов стал пунцовым от смущения и нервно теребил край скатерти. Находясь в некоторой растерянности, он недоуменно смотрел на дам.

- Пахом, твои истории меня порядком утомили, – наконец медленно сказал Белов, когда веселье поутихло. - Я не могу их слушать совершенно. Одна история удивительнее другой. Ты говоришь пошлейшие вещи. Какую историю ты нам еще расскажешь?

- Виноват, барин, увлекся! – спохватился Пахом и стал кланяться. – Наелся значится Тихон ентого щавеля бесовского и плохо ему стало, ой как плохо. Кровь горлом пошла, побледнел весь, занемог. Еле я его дотащил. Так и слег, бедолага. А все он про каких-то чертей и демонов с клыками говорил, про чудищ со щупальцами, про монстру трехглавую, да про живых мертвецов. Свят-свят! – Пахом начал быстро и мелко креститься.

- Врешь, плутовская твоя рожа, – прищурился Белов. – Какие еще живые мертвецы? Знаю я вашего брата, наскрозь вижу. Коноплей поди голову затуманили, вот и мерещится всякая чушь. Или мухоморов наелись, вот видения и случились. Я тебя выпорю, собака!

- Не вели пороть, барин! – заголосил Пахом и снова шлепнулся на колени. – Вашбродь! За какой-такой страдать приходиться понапраслину?!

- Ладно, ступай уж, надоел. – махнул рукой Белов. – Иди вон курей со двора прогони.

Пахом резво вскочил, поклонился и бормоча «Цыпа-цыпа» принялся бегать за курицами. Закончив, он отправился в дальний угол двора чистить картошку.

Мария Петровна разглядывала себя в зеркальце и прихорашивалась. Люси жевала виноград и откровенно скучала. Полуденный ветер колыхал верхушки деревьев и убаюкивал, а стрекотание кузнечиков и цикад навевало дрему.

- Бог весть что творится, Маша. – в шутку пожаловался Белов Суриной. Та смотрела на него влюбленными глазами. – Эти крестьяне ленивы, невежественны, грубы и плутоваты, они предаются дурману и пьянству. Это вопиющее бескультурье. О времена, о нравы! Но не только среди крестьян я наблюдаю следы нравственного упадка, это распространено повсеместно!

Белов кинул в рот маслину, чуть не поперхнулся косточкой и откашлялся.

- Помните-с, я рассказывал вам о двух военных, с которыми я служил на судне «Грин Элефант» на Азове? – продолжал ротмистр, обмахиваясь салфеткой. – Так вот-с, один из них страстно увлекался собиранием марок, за что и носил прозвище Филателист. Между собой мы звали его Филя, мда-с. Другой же господин именовался Пистоном, из-за его пикантной особенности знакомиться с дамами. Как он говаривал: «Позвольте-с, сударыня, один пистон!».

На лице Белова обозначилась сардоническая улыбка. Однако через секунду его мимика омрачилась маской озадаченности и напряженности. Очевидно под воздействием неприятных воспоминаний он побледнел и стал нервно кусать губы.

- И вы представляете, ангел мой? – обратился он к Марии Петровне, нежно взяв ее за ладонь. Голос его был полон страдания и возмущения. – Эти господа имели между собой ни много ни мало как … Дорогая, поверьте, мне трудно это говорить… Они имели между собой однополую интимную связь! Sic! Вы можете себе это представить? На ведомственном судне, на государевой службе – творится подобная вакханалия! Это немыслимо! Какой разврат! – срываясь на фальцет кричал Белов со слезами на глазах.

Мария Петровна ласково гладила его по руке, успокаивая кавалера. Люси давилась смехом в кулак и еле слышно приговаривала: «Мдаа, ну и истории у тебя!». Белов находился в расстроенных чувствах и лишь присутствие обворожительных дам не позволяло ему окончательно упасть духом.

- Чего тебе, Пахом? – вдруг вскинул Белов воспаленные глаза на стоящего рядом и мнущегося Пахома с тарелкой в руках.

- Вот-с, барин, сладкого хлебу принес! Как вы велели! – подмигнул Пахом и поставил тарелку с лакомством на стол. – Сам делал. У нас в деревне то все мой сладкий хлеб ели.

- Да, я запамятовал. – встрепенулся Белов, слегка приходя в себя. – Извольте угоститься, сударыни. Этот сладкий шоколадный хлеб весьма неплох в качестве десерта и хорошо подходит под красное вино.

- Маша, я не буду это есть, – вдруг капризно сказала Люси и презрительно сморщила прелестное личико. – Это выглядит как дерьмо. Бьюсь об заклад, что на вкус это тоже дерьмо совершеннейшее.

- О, мон шер, моя прелесть, – Мария Петровна залилась переливчатым смехом. – А ты разве знаешь, какое дерьмо на вкус?

- Брось эти шуточки! – вспылила Люси. – Твоя бестактность меня убивает!

- Пафнутий Иваныч, простите мою сестру за такое поведение, – мило сказала Сурина, призывно облизывая пухлые губы. – Крошка Люси рассталась со своим молодым человеком и теперь зла на весь мир. Она молода, а юности свойственны заблуждения.

Белов рассеяно пропустил слова Суриной мимо ушей. Его лоб был нахмурен, а глаза полны печали. Казалось, он погрузился в тяжелые раздумья и мысли его витали где-то вдали.

- Так вот-с, этот милостивый государь Пистон приревновал своего любовника Филю к нашему корабельному коку, арапу Винсенту. – Белов продолжил историю, хотя было очевидно, что эти воспоминания бередят его душу. - Знаете ли, эти слухи, что чернокожие мавры обладают выдающимся мужским достоинством? Вздор да и только, выдумки пустобрехов. Пистон стал придираться к Филе, проявлял неблагосклонность, насмехался над ним и даже заставлял чистить гальюн вилкой. Можно ли себе такое представить? Форменное разгильдяйство. Так вот-с, о чем это я... - Белов вскинул брови и многозначительно посмотрел на дам.  - В продолжение затронутой Вами темы, Люси! Однажды, во время ужина Пистон подсунул Филе вместо пирожного самое натуральное дерьмо!

Мария Петровна картинно закатила глаза и сделала вид, что упала в обморок. Белов учтиво похлопал ее по щекам и привел в чувство. Люси поперхнулась эклером.

- Был ужасный скандал, – высоким голосом продолжал Белов, застегивая китель на все пуговицы. Пальцы не слушались его. – Тех двоих немедленно разжаловали, а руководство призвали к объяснениям. Но в моей памяти прочно отложился отвратительнейший момент, когда Филя на расспросы о дерьме, нисколько не смущаясь ответствовал, что на вкус оно как земля. Тьфу!

Люси сделала вид, что ее тошнит. Мария Петровна застонала от невыносимого конфуза. Белов дрожащими руками налил полный стакан портвейну и выпил залпом.

- Ничего не понимаю… И это офицеры? Дерьмо какое-то. Содомиты, право слово. – Ротмистр закусил сладким хлебом, который оставил на его щеках коричневые следы. - Родина им дала звездочки. Носи, носи звездочки. Нет, не хочу, хочу жрать дерьмо. Что такое? Это армия? Это армия?

- Мон шер, это Бог весть что! – негодующе вторила Мария Петровна, любезно вытирая ему лицо салфеткой. – Это просто возмутительно!

Белов положил в рот ломтик ананаса, пожевал и тут же выплюнул.

- Негодяи! Подлецы! - тяжело дышал ротмистр. - Офицеры... Погоны нацепили, дерьмо жрут. Содомиты чертовы. – По лицу его, сердитому и разгоряченному, стекали капли пота. - Я просто хочу сказать, что…

Внезапно речь его была прервана совершенно диким женским криком, доносившимся из дома.

…

Длинный протяжный безумный вопль прекратился так же резко как и возник. Белов и дамы в смятении переглянулись. Пахом, гревшийся на солнцепеке, тут же вскочил с перепуганным видом.

- Пахом, что происходит? – удивленно и рассержено вскричал Белов. – Что такое? Кто в доме?

- Вашбродь, в доме только Матрена да Тихон! Сейчас, сейчас, ужо проверю! – Пахом сноровисто подтянул портки и немедленно побежал к крыльцу. Вдруг дверь дома резко открылась и от сильного удара Пахом скатился по ступенькам.

- Ой, барин! – лежа на земле вытаращил глаза Пахом, словно увидев что-то невыносимо страшное. Лицо его перекосилось совершенно.

- В чем дело, Пахом? – строго крикнул Белов, не могущий увидеть то, что происходило в дверном проеме.

В тот же момент из открытой двери вылетел какой-то круглый предмет, отдаленно напоминающий мяч. Он упал на землю и покатился под ноги Пахому. Внезапно Пахом заорал диким голосом.

Это была голова девки Матрены.

В сию же секунду раздалось отвратительное рычание и из дому вышел Тихон. Вид его ужасал неимоверно. Крестьянин рычал, хрипел, завывал, и захлебывался идущей изо рта кровью. Ростом он был трех аршинов, внушительной комплекции и изрядной физической силы. Мощные руки его были в крови, ровно как и изодранная одежда. Лицо его исказилось безобразной гримасою и он походил на мерзкого и жуткого монстра.

Дамы завизжали. Белов вскочил и попятился. Пахом заверещал благим матом.

Внезапно Тихон резко повернул голову и молниеносно кинулся к Марии Петровне. Огромными ладонями с обломками ногтей он сграбастал ее за лицо и одним движением сорвал кожу. Брызнула кровь и лицо истошно кричащей Суриной превратилось в кровавую маску с белками глаз. Рыча, Тихон вцепился ей зубами в глотку и тотчас перегрыз горло несчастной. Мария Петровна забулькала кровью и замертво осела на землю. Хрипя и завывая, Тихон стал грызть ее бездыханное тело, вырывая куски плоти и с чавканьем их пережевывая.

«Живой мертвец! Упырь! Ревенант!» - пронеслось в голове у Белова.

- Люси! Немедленно спасайтесь! Бегите! – воскликнул Белов, доставая пистолет. Вопящая Люси, спотыкаясь и падая, побежала вглубь двора за угол дома. Пахом остолбенело стоял с обезумевшим взором и непрерывно крестился.

Белов выстрелил в Тихона, но к удивлению ротмистра, пуля нисколько не причинила ему вреда. Монстр оторвался от трупа Суриной и с мерзкой ухмылкой посмотрел на Белова осмысленным взглядом. Белов выхватил кортик, незамедлительно подбежал к упырю и пронзил его сердце. Однако и этот маневр не имел успеха.

Громадной лапищей Тихон схватил Белова за кисть и с поразительной легкостью оторвал ее. Белов ошарашенно посмотрел на лоскутья кожи, обрывки сухожилий, на обломок кости, на бьющий фонтан крови и крик вырвался из его груди. На подкосившихся ногах он сделал несколько шагов назад и упал спиною на землю.

Тихон отбросил оторванную конечность, а после с кривлянием и рычанием стал надвигаться на Белова, растопырив руки и клацая зубами. Истекая кровью ротмистр полз назад, зовя на помощь и мысленно прощался с жизнью.

Вдруг Пахом, доселе стоявший неподвижно, схватил вилы и подбежал к Тихону.

- Изыди, сатана! – иступленно закричал он и вонзил вилы в спину монстра. Металл прошел через тело и вышел наружу. Гнилая зловонная черная жижа полилась из ран упыря.

Тихон заорал утробным звериным голосом. Он быстро повернулся к Пахому, схватил его руками за голову, сей же момент оторвал ее и отбросил прочь. Кровь брызнула изрядной струей. Обмякшее тело Пахома, словно обезглавленная топором курица, шатаясь сделало несколько шагов и в конце концов свалилось оземь, обильно орошая землю алым фонтаном. Тихон, завывая, пытался вытащить вилы из спины.

Белов, лежащий на земле и истекающий кровью, понял, что находится в совершенно безвыходной ситуации. Путь к воротам был прегражден монстром. Нечего было и думать перелезть через забор двора с искалеченной рукой. Бежать было некуда и ротмистр в отчаянии предчувствовал скорую погибель.

- Пафнутий! Сюда! Скорее сюда! – вдруг услышал он голос Люси и повернул голову. Приоткрыв дверь девушка кричала из нужника, стоящего в глубине двора в неприметном месте. Белов собрал остатки сил и заплетаясь побежал к ней. Зайдя в сортир, он захлопнул прочную деревянную дверь на щеколду.

- Боже мой, что происходит! Мон шер, Пафнутий, что это за кровавое безумие? – иступленно шептала Люси с совершенно сумасшедшими глазами.

- Тише, Люси, ради всего святого, тише! – шипел Белов, зажимая здоровой рукой окровавленную культю. – Сейчас на крики сбежится народ и мы будем спасены!

- Во имя всех святых! Мари, моя сестричка! Мари умерла! – горько зарыдала Люси, закрыв лицо руками. - Помогите! Помогите! – вдруг громко закричала она.

- Да замолчите же вы, Люси! – Белов был в отчаянии. – Нам нужно хранить молчание!

Однако Люсьен совершенно потеряла остатки самообладания.

- Надо бежать! Спасаться! – она присела и сделала попытку пролезть через отверстие нужника. – Нужно бежать через выгребную яму!

- Люси, это безумие! – увещевал Белов. – Нет никаких шансов сбежать этим путем или укрыться там! Это верная погибель!

Одна Люси уже почти пролезла и лишь девичьи ноги ее торчали на поверхности; тотчас исчезли и они. Белов услышал шлепок тела о нечистоты, а далее визг, который перешел в захлебывающийся стон о помощи.

«Какой кошмар! Бедняжка Люси!» - пронеслось в голове у Белова, когда он услышал предсмертные бульканья несчастной, которые впрочем длились недолго. – «Какая ужасная смерть!». В его помутившемся рассудке мелькнула дикая мысль, что бедная Люси всё же распробовала вкус дерьма в полной мере.

Однако вскорости ротмистр поймал себя на том, что слышит снаружи лишь тишину. Белов напряженно вслушивался, но до него доносились только жужжание мух, кудахтанье кур да завывания ветра. Рычаний и криков упыря более не отмечалось. В сознании Белова забрезжила робкая надежда на спасение.

Непрерывно повторяя про себя все известные молитвы, ротмистр прислонился к стенке. Кровь из руки шла не переставая и ноги Белова скользили по окровавленному деревянному полу. Наконец Белов корчась от боли присел, склонился и осторожно посмотрел в щель под дверью.

Неимоверный, неописуемый ужас обуял все его члены и перед глазами пошли алые пятна. Казалось волосы зашевелились на голове, а дыхание сковал нечеловеческий испуг. Сердце замерло в груди его, а в горле застрял беззвучный крик.

Окровавленный и ухмыляющийся упырь, присев на карачки и наклонив голову к земле, смотрел на него в щель лукавыми глазами. В совершеннейшем безумии Белов хватал воздух ртом, не в состоянии пошевелиться от парализующего страха.

- Ты что, барин? Рехнулся? – утробно прохрипел Тихон, обнажив клыки и оскалившись. – Что ты там делаешь?