Йоулупукки для Олеси

                Итак, она звалась Олеся… Впрочем, похожа была скорее на сестру пушкинской Татьяны, Ольгу — «была кругла, красна лицом она». Презрительный взгляд голубых глаз, светлые тонкие и редкие волосы дополняли образ, а манеры нашей героини, кажется, были взяты ею со страниц романа. Томная, скучающая, и ведь вроде  ещё не светская львица, лишь первая красавица на селе, а ведёт себя именно так. И всё как в романе в стихах «Евгений Онегин». Будто бы и не минул век с лишним. Живёт наша девица в посёлке городского типа. Три девятиэтажки, шесть пятиэтажек, пара трухлявых домишек, аптека, магазин, церквушка, кладбище, кафе… В последним каждую пятницу собирается молодёжь, светомузыка, пьяные вопли, драки, к утру субботы остаётся мусор, разбитые бутылки, носы и судьбы. Наша Олеся приходит туда часов в восемь, а уходит не позже десяти. Так вроде и пришла, но не запачкалась. Она знает, что её ждёт большое будущее, важно не измараться. Береги честь смолоду.

                Поступать она собирается в крупном городе, областной столице. И вузов много, и парней. Тут главное не спешить, чтобы не промахнуться. Нет, не с вузом. С вузом всё как раз понятно. Куда пройдёт, там и будет учится. С парнем. Чтобы не было как в известном выражении —  «хороших кобелей разобрали ещё щенками». Поэтому и затягивать тоже  нельзя. А то могут остаться одни дохлячки. Не будет же она рослая, видная красавица тащить на себе мужа? Это он должен её на руках носить. Тут уж как хочет, а должен. Олеся ещё перед переездом в столичный город озаботилась регистрацией на сайте барышня.ру, где придирчиво подходила к каждой анкете.   Этот на съёмной квартире живёт, но учится на юриста, языки знает, можно брать. Этот уже и вуз окончил, работает в компании, скучноват, каждую пятницу зависает в баре, вроде ничего, но ведь может и спиться. От чего? От скуки. Надо узнать, не пил ли отец.

                А этот….И тут разборчивость красавицы дала сбой. Похож на актёра Дмитрия Певцова. Просто один в один. А в Певцова тогда влюблялись классами и параллелями. И Олеська тоже не избежала этой участи. А тут… Она не могла отвести глаз от фотографии на экране. И столько драматизма. Вот этой вот достоевщины, которую наша героиня пыталась вытравить из себя как что-то мешающее ей жить. Но не успела. Встретила Женю, Жеку, Женечку. Не став дочитывать, что он там написал в анкете, сразу написала ему: «Можно послушать твои песни в реале?» И понеслось. Женя в свободное время писал песни, играл на гитаре, а солист их небольшой рок группы пел в каких-то гаражах, где собирались их поклонники. Солист вопил что-то о свободе, Женя мрачно играл, забываясь в музыке и забывая в ней, что утром пойдёт на службу, ибо рокер и бунтарь служил в областном ГАИ. И это не могло не очаровать Олесю. Ведь одно дело играть в гараже в её посёлке, носившем ничем особо не примечательное название из тех, что пруд пруди по всей Руси, то ли Подлипки, то ли Подосинки, — а совсем другое в гараже на задворках областной столицы. Женя с гитарой в Подлипках-Подосинках, и Женя с гитарой в Рязани это словно два разных Жени. Они вместе на Оке незадолго до её вступительных экзаменов. И он тем скучным, бесцветным голосом отвечает: «В этом всём нет смысла». Это так непохоже на те хриплые и страстные нотки, которые покорили её в первый вечер их встречи. И это его равнодушная манера ещё больше заводила Олесю в желании сделать красавчика своей собственностью. Непокорный, ледяной, да она огонь рядом с ним, перспективный, если хорошенько подумать. Если смирится с тем, что есть Система, научится выживать, хитрить и из несчастного сержанта вырастет в целого генерала, но только если рядом будет она, Олеся. Она знает как. И вот уже видится ей седой, подтянутый красавец, и рядом с ним она, светская львица в бархатном вечернем платье, вся в бриллиантовых украшениях… Но а пока, пока Женя вовсе не слушает её, а лежит себе на берегу и глядит в небо, наблюдая за облаками, будто её вовсе нет рядом. И тот факт, что сегодня они празднуют её поступление в вуз его абсолютно не волнует. Его вообще не волнует её судьба. И даже в постели он будто обнимает какую-то абстрактную Олесю, всё время глядя словно бы сквозь неё.

                — Жень, мы теперь будем реже видеться. — Кидает она пробный шар.
                — Учись, студент! — Отвечает он с нотками сурового инспектора полиции.
                — Тебе и правда всё равно?
                — Но ты же будешь мне изменять с учебниками. Это не в счёт. — И он поворачивается на живот и начинает рисовать что-то на песке, выкопанным из его недр прутиком. Она присматривается, но нет, это не сердце, не её имя, это какая-то галиматья.

                Олеське хочется закатить скандал, но нельзя. Нутром она понимает, что для расставания нужно разок изобразить капризную кошку, и он спокойно встанет со словами: «Ах, так…» и каждый пойдёт своей дорогой.  Как в песне про вагонные споры. Её иногда напевал под нос Жека.

                С реки подуло холодным ветром, побежала серая рябь, напомнившая о приближающейся осени и парочка засобиралась по домам.

                Годы шли. Уж приближался выпуск. Ссорами, скандалами и ревностью была наполнена жизнь хладной красавицы. Она ревновали его к музыке и бегала на все его концерты. Стояла иной раз где-то в толпе, желая быть незамеченной и смотрела на то, как он играет, с какой страстью, которую она не наблюдала в их отношениях. Потому частенько упрекала его в том, что понятия «мы» не существует, а он спокойно с этим соглашался, но они продолжали встречаться. И каждое лето проводили денёк-другой на берегу Оки, где когда-то начали искать счастье. И в тот же период Олеся стала задумываться о том, что до получения вожделенного диплома остался всего год, а колечка на пальце не предвидится. Вот тут она отступать не собиралась. Однако как показала практика, на Женю давить было противопоказано — в ответ он мог запереться в своём гараже и дни напролёт пить и слушать тех мастеров рок музыки, уровень которых был для него недостижим, а это вгоняло его в депрессию. И тогда-то Олеська и активировала свою давно забытую анкету на сайтике барышня.ру, который помог ей встретить  Женька.

                Она усердно шерстила по анкетам, ища подходящего. Простого, незамысловатого парня без экзотических увлечений, работящего и не пьющего, который хочет семью и детей. И ведь нашла! Привлекло необычное имя — Микко. И его носитель себя оправдал — Миша или Микко родом был из Карелии, наполовину финн, наполовину карел. Полная противоположность Жене. Тот жгучий зеленоглазый красавец с густыми, хмурыми бровями, делающими его таким недоступным и этот светловолосый, голубоглазый, с ухоженными изящными кистями хирурга, хотя и был он талантливым программистом. Едва ли не гением, желанным везде.  Они оба были немногословны, но каждый по-своему. Женя в своих думах мрачен, Микко простодушен. Один думал о бренности бытия, второй перебирал в голове сорта пива. Первый не покидал Олесиных мыслей, второй будто и не существовал для неё вовсе. Но именно его дипломированная филолог назначила быть своим мужем. Ибо супротив себя самой не попрёшь, а в самой глубине своего нутра Олеся была верна традициям древней старины. И потому всё как написано, как положено, всё как у людей. Пятый курс — кольцо на пальце, обозначающее «обручена». Кольцо в две зарплаты  будущего мужа. Так было написано в каком-то глянцевом журнале и Олеська так и сказала Микко — другого и не приноси. А то как же! Перед матерью стыдно будет, перед подружками.
               
                Ну а потом как водится девичник.
                — Куда поедете в медовый месяц? — Спрашивает бухгалтер фирмы, где Олеся уже второй год трудится секретарём.
                — Я хочу в Турцию, но Микуше надо куда-то где похолоднее. Он же у меня мальчик с Севера. В общем сошлись на Швейцарии. Покатаемся с гор.
                — А чего решили поздней осенью женится?
                — Да как-то лучше в конце делового сезона — Туманно отвечала беременная Олеся. Нельзя, чтобы на фирме узнали раньше времени о грядущем декретном отпуске. А то чего доброго уволят, а эти кумушки уж точно разнесут по всему офису.... Ведь подружками они Олеське не были. Подружки остались в родной деревне, там, где играли свадьбу всем двором, но приглашать таких на девичник значило бы дискредитировать себя перед новыми столичными знакомыми. Это там в Подлипках-Подосинках  в одном учреждении могли работать родственницы по мужу, двоюродные сёстры, и даже бывшие чьи-то супруги. Там в кабинетах в рабочее время за отчётами жарко обсуждали чью-то свадьбу, вспоминая какие были знатные огурчики на столе, те самые, выращенные у тёти Зины из соседнего двора и как на утро шли будить молодожёнов. Как требовали представить честному народу «нашу овцу», и новоиспечённый муж расталкивал супругу, а потом, свесив ногу из окна рассказывал всему двору, как завтра уже полетят в заморские страны.   Но это там, среди родных лип и осин, а здесь Олеся сидит с видом как минимум будущей княгини и разливает чай, привезённый кумушками из Египта по чашкам китайского производства, купленным на местном рынке, и призванным изображать дорогой фарфор.

                — Подвязки не забудь. Первую строго под коленом правой ноги! — Говорит, показывая на свой подарок опытная Марина — целых два замужества за плечами.

                Подвязка для невесты — это святое. Традиция недавняя, но крайне модная. Потому раз все соблюдают, значит надо. Олеся прочла, что одну снимает муж и кидает своим холостым друзьям. Но а вторую снимают свежеиспечённый супруг уже брачной ночью, эту вторую называют «медовой». Так было написано в очередном гламурном журнале, где всё пишут про то, как надо.
Потом, наконец, свадьба. Только Микуше не узнать никогда, что в ночь перед свадьбой беременная невеста мёрзла в гараже с лицом, закрытым тёмным капюшоном. Чтобы не признал. А он всё же узнал и странно так улыбнулся ей, как-то весело, будто и не жаль вовсе, с эдаким наглым пониманием.  И Олеське стало тошно от этого. Она бы перенесла холодную надменность, или сцену, а вот это ёрничество,  это было выше её сил. И потому, на следующее утро, волнуется вся родня. Мрачная как зимняя ночь и такая же глухая ко всему невеста сидит и смотрит на себя в зеркало уже битый час. Гости ждут. Автобус простаивает. Шофёру уже нужно доплачивать. Мать заходит в комнату, восклицает что-то невразумительно-неодобрительное, цокает языком, а Олеся, наконец, выходит из ступора и любимой красной помадой, как у Мерлин Монро, пишет на зеркале: «Прощай!»  С кем прощается? С девичеством? Юностью? Родителями? Или всё же с ним, с Женей, единственной любовью? Наконец, дана отмашка и довольный, уже отмечающий свадьбу отец высовывается из окна: «Мы её просто так не отдадим! А ну давай показывай на что способен!»

                Радостный Микуша собирает жёлтые листья и выкладывает из них фразу: « Я люблю тебя!» Олеся равнодушно смотрит на это и даже не пытается улыбнуться. И снова пьяненький Владимир Фёдорович кричит жениху  и его друзьям: «А денег-то у вас хватит на нашу красавицу?» И вот жених идёт с мешком, звеня мелочью. Друзья, знакомые, гости, соседи весело кидают монетку и вот уже на третьем этаже многоэтажки гордый Микко вручает мешок родителям. Отец удовлетворённо потряхивает, звеня мелочью, мать, Наталия Ивановна, выше на две головы и вдвое шире супруга, благославляюще-снисходительно улыбается. Всё! Можно ехать в ЗАГС! Это раньше в церковь. А сейчас сначала в ЗАГС. Так положено. Обвенчаться потом. Второй праздник, вторая свадьба.
 
                Пустой актовый зал наполняется людьми. Они теснятся, освобождая место для торжественно входящих «любящих сердец». У самой сцены их ждёт такая же казённая дама, которая старается выглядеть так взволнованно-торжественно-радостно, но выходит скучно-пыльно-натужно. Обычные слова. Подписи. Фото, конечно же, фото. Вручение подарков прямо у сцены. Подарки скидывают прямо около пары. Олеся, не глядя на дарителя, бросает какие-то благодарственные фразы.  Благодарить есть за что — дарителям придётся собрать подарки и отнести их в лимузин, который повезёт супругов в город — догуливать свадьбу.  А гости, ну что же у них свои обязанности, пока золотистым лаком рисуют на замочке — Микко+Олеся.  А потом... потом Рязанский Кремль, где все теперь вешают замочки… И конечно любимую нужно перенести через мост, а лучше через семь и не уронить. Но Олеся ведь пошла в мать, а Микуша узкий и худой. Зато гений. Гений может быть хлюпиком. Осенняя хмара, уже скоро стемнеет, холодный дождь превращает белую меховую кофточку в серую, гости уже с нетерпением ждут, когда же их повезут в баню, а муж силится поднять Олесю на руки, ему это не удаётся и он закрывшись женой как щитом и чуть оторвав её от земли тащит через мост, стараясь не дышать шумно и тяжело. Но даже если бы и стонал и кряхтел, никто бы этого и не услышал за громкими пьяными разговорами.

                Но главное всё исполнили. Подвязка, замочки, мосты, букет, банкет...Всё по правилам, по традициям, пускай не нашим, пускай заимствованным, всё как в журналах. Традиции надо соблюдать. Соблюла, исполнила часть договора с жизнью. Жизнь должна исполнить свою часть.
                ***

                Жаркое лето, Олеся превратилась в три Олеси. Распухла, раздулась, похожа на морское чудище. Вот-вот родится маленький Ильмар. И там всё также, всё как положено. Родители, друзья, подарки, крещение… Дальше не как обычно. Виза, чемоданы, Финляндия, Йоулупукки. Это их дед Мороз. Из деревни Санта-Клауса в Лапландии, не из Великого Устюга. Теперь нужно осваивать новые традиции. Йоулупукки в переводе означает «Рождественский козёл». Был козлом, дорос до местного деда Мороза с женой и с гномами.

                Олеся теперь живёт в финской многоэтажке в Хельсинки со стиральной машиной в подвале. Микко чувствует себя отлично, ходит на работу в местный офис, болтает с финнами о том, о сём, вечером пьёт пиво и смотрит телевизор. Потом няня, работа, думы о новом ребёнке под католическое Рождество. И скука. Всегда скука. И бесконечные фильмы с Дмитрием Певцовым и шуточки Микко: «Ты правда была в него так влюблена? Но тогда все влюблялись, я помню. Традиция такая была. А теперь у тебя новая традиция строем вместе сауну, потом дом, да, Mussu?»

                Олеся кивает и сдержанно улыбается. Здесь принято быть сдержанными. Наконец, удалось вытравить из себя достоевщину. Она всё правильно сделала. Выполнила свою часть сделки. Вот только иногда, по весне, как сойдёт лёд, как пробьётся первая зелень, как заискрится освобождённая от оков река, всё почему-то вспоминаются не то Подлипки, не то Подосинки и та другая река и те сильные, загорелые  руки, рисующие прутиком на песке… И тогда она наливает себе бокал мартини и не успокаивается пока не выпьет всю бутылку до дна. Муж знает, что в таких случаях её лучше не  трогать. Ничего, пройдёт, просто скука. Жизнь выполнила свою часть сделки.