Люсинда, 3 глава

Высокая взрывоопасность
 3 глава романа  Энтони Хоупа "Люсинда", Лондон 1920 год.
ГЛАВА III

Я так много говорил о «гневе» Уолдо, что, возможно, произвел на него совершенно неправильное впечатление. «Ярость» была ненормальной, редкой и (если не использовать слово «неестественное» в отношении того, что определенно было в его природе) по крайней мере парадоксальной. Нормальный - почти неизменный и окончательно правящий - Уолдо был спокойным, добродушным парнем; не очень энергичен морально, но очень далек от дурака; умеренный
консерватор, хороший спортсмен, пылкий территориальный офицер и отличный
стрелок. У него было независимое состояние от матери, и
его «Род занятий», я полагаю, нужно было бы указать в правительственных
бланках как «Нет» или «Джентльмен»; тем не менее, он вёл полноценное, активное и не совсем бесполезное существование.
Фактически, типичный тип его сословия, за исключением тех спорадических приступов гнева, которые, я думаю, в конце концов исходили из крайнего, преувеличенного чувства справедливости. Он не сделал бы ничего плохого, но и не пострадал бы; Ему казалось возмутительным, что кто-то ущемляет его права: среди своих прав он включал справедливое, благородное и вежливое обращение - и очень высокие его стандарты. Он спросил, что он дал. Кажется странным, что тонкая чувствительность даже время от времени приводит к бешеной бешеной ярости, но, если подумать, это не непонятно.
    Сэр Пэджет говорил самым авторитетным тоном; он не давал советов; он издал приказ. Я никогда не знала, что Уолдо в конце концов откажется подчиниться приказу отца. Будет ли он подчиняться этому? Это не выглядело вероятным. Его возражение было горячим.-«По крайней мере, я должен сам судить об этом».- «Так что вы должны тогда, когда вы услышите мои причины. Садись, Уолдо. -«Я могу слушать вас очень хорошо, как и я, спасибо». «Как он был» означало стоять посреди комнаты, сердито глядя на сэра Пэджета, который
все еще курил перед камином. Я был на полпути между ними,лицом к двери комнаты. -«И я не могу понять, какие могут быть причины, которые я еще не рассмотрел». -«Хотя может быть», - спокойно возразил сэр Пэджет. «И когда я говорю вам,что должен нарушить свое слово, отдав их вам, я уверен, что вы не будете относиться к ним легкомысленно». Грозно нахмурившись, Уолдо нетерпеливо и презрительно кивнул. Он был очень враждебен, не поддавался разуму - или причинам.В этот момент вошла мисс Флеминг - тетя Берта, как мы все её называли, хотя я, по крайней мере, не имел на это права. На самом деле она приходилась тётей матери Уолдо, девушке намного младше его, на которой сэр Пэджет женился на сороковом году жизни и которая прожила всего десять
лет после ее замужества. Когда она заболела, тетя Берта приехала в
Крэгсфут, чтобы ухаживать за ней; она была там с тех пор, хозяйка дома сэра
Пэджета, его _locum tenens_(Лейтенант), когда он служил за границей, проводник юности Уолдо, теперь самый близкий друг в мире отца и
сына - и, оглядываясь назад, я не уверен, что тогда был и кто-нибудь
ближе ко мне. Я был в восторге от тети Берты.
       Она выглядела - как и всегда со мной - как сверхъестественно
постаревший и мудрый воробей, с ее крошечной фигуркой, коротким, но орлиным
носом, ее глаза блестели и проницательны под нелепым светло-коричневым
«лицом», на которое у нее была дерзость. носить. Я поспешил подкатить
для нее стул , и она со вздохом усталости упала в него, это была огромная "седельная сумка", чуть не проглотившая её.-«Как я ненавижу большие отели, лифты и современную роскошь в целом», - заметила она. Никто из нас не дал никаких комментариев или ответов. Ее глаза быстро скользнули по всей группе, которую мы составили, дольше всех задерживаясь на упрямом лице Уолдо. Но она говорила со мной. -«Свяжи меня с новостями, Джулиус». Это означало долгую историю. Что ж, возможно, это дало Уолдо время немного остыть ; на полпути он даже сел, правда, злобно плюхнувшись. -«Да», - сказала в конце тетя Берта. «И вы все можете представить себе утро, которое у меня было! Я добрался до Маунт-стрит в половине двенадцатого. Люсинда всё ещё гуляет - всё ещё! В двенадцать нет Люсинды! В половине первого тревога, а в другой - ужас, а за миссис Книветт - херес и печенье. Без четверти два - отчаяние. А потом - записка! У меня никогда не было такого утра! Однако сейчас она в постели - с грелкой. О, я не виню ее! Пэджет, ты выкуриваешь слишком много сигарет!" -«Думаю, нет, по случаю», - учтиво ответил он. - Была ли миссис Книветт - она, конечно, была расстроена, - но была ли совершенно удивлена?
-«Что заставляет тебя спрашивать об этом, Пэджет?»
-«Что ж, люди обычно показывают какие-то признаки того, что они собираются делать. В то время можно пропустить знаки, но обычно их можно увидеть
ретроспективно, чтобы интерпретировать их после события».
- Вы имеете в виду, что можете, или я, или женщина Ниветт? - спросила тетя Берта довольно резко. -«Не обращай на меня внимания ни на минуту. Повлияло ли это на нее - это событие - так,как вы могли ожидать? -«Да, я должен так сказать, Пэджет. Бедняжка была полностью сбита с толку, ошеломлена, потеряла сознание. Но… ну, честное слово, Пэджет! Одно она действительно выразилась довольно странно. -"Ах!" - сказал сэр Пэджет. Уолдо поднял глаза с проснувшимся, хотя всё ещё угрюмым, оживлением. Я слушал с живым интересом; каким-то образом я был уверен, что эти два мудрых ребёнка мира - чего
они не должны были видеть между собой? - добьются чего-то.
-«Когда пришла её записка - вы знаете, эта записка - что бы вы сказали на её
месте? Нет, я не это имел в виду. Вы бы сказали: «Да я проклят!» Но
что ты ожидал от нее сказать? -«'Великий Бог!' или, возможно, «Боже милостивый!» - с сомнением предположил сэр Пэджет.
-"Она ушла - ушла!" Я рискнул представить. -«Именно так - именно то, что я должна была сказать», - согласилась тетя Берта. -«Что-то вроде того. Наша подруга миссис Ниветт сказала мне: «Мисс Флеминг, она сделала это!»
-«Что вы сказали?» Сэр Пэджет чуть не выдал это так, как мог бы огрызнуться человек его городской жизни.
-«Не думаю, что я что-то сказал. Казалось, что… - Значит, вы поняли, что она имела в виду?" Тетя Берта надула губы и как бы с опаской посмотрела
на сэра Пэджета. -«Да, полагаю, должна была», - заключила она с явным
искренним удивлением. -«Иногда мы обнаруживаем, что знаем - в некотором смысле - вещи, о которых мы никогда не догадывались, но которые мы знали, - сказал сэр Пейдж, - многое из того, что я говорил раньше. Но… ну, вы и миссис Ниветт, кажется, где-то в ваших мыслях возникла идея - предположение, - что Люсинда могла бы сделать то же самое. Вы можете вообще нам сказать, почему? Потому что обычно такого не бывает». -«Ей-богу, нет!» Уолдо хмыкнул. «И я не вижу в этом ничего хорошего во всей этой челюсти».
  Лёгкий, красивый румянец проявился на морщинистых щеках тёти Берты - её морщины казались счастливыми, складки превратились в улыбки,не в борозды, вспаханные печалью. - Я никогда не была замужем, - сказала она, - и
была только однажды влюблена. Он был убит на войне зулусов, когда ты был
всего лишь мальчиком, Пэджет. Так что, возможно, я не судья. Но… дорогой Уолдо, ты можешь меня простить? Она никогда в последнее время не выглядела… как девушка, ожидающая своего любовника. Это всё, что мне нужно, Пэджет, абсолютно всё. Я видел, как руки Уолдо сжались; он сидел на месте, но, казалось, делал это с усилием.
- А миссис Книветт? - "Сейчас от нее ничего не вытащить. Но, конечно, если она действительно пришла в голову, это должно быть из-за Арсенио Вальдеса!"
Это имя показалось Уолдо уколом шпаги; он почти вскочил на ноги.
«О, мы сидим здесь и разговариваем, пока...»- пробормотал он. Затем он повысил голос, придавая словам более четкую и решительную артикуляцию. «Я
сказал тебе, что собираюсь делать. Юлий может пойти со мной или нет, как ему
нравится. -"Нет, Уолдо, ты не собираешься этого делать. Я люблю - я любил - Люсинду. Я протянул ей руки. Я думал, что у меня будет то, чего у меня никогда не было, чему я завидовал многим мужчинам,- дочь. Что ж, теперь… -
его голос, который превратился в нежность, снова стал твёрдым и даже резким. "Но теперь - что она теперь?" - «Женщина обезьяны Вальдеса!»
  Эти слова из уст Уолдо были для меня почти невероятными. Не из-за
их жестокости - я знал, что он может быть жестоким в своей ярости, - а из-за их грубой пошлости. Я не понимал, как он мог их использовать. Секундой
позже он настолько раскаялся - пока что к своим манерам вернулся, - что сказал: «Прошу прощения за это, тётя Берта».
-«Мой бедный мальчик!» -было всё, что сказала старушка.
- Кем бы она ни была - даже если бы она действительно была такой, как вы
думали, - вы не должны преследовать ее сейчас, Уолдо - ни вы, ни Джулиус с
вами. Он остановился на мгновение, а затем медленно продолжил. «По моему осознанному суждению, основанному на определенных фактах, дошедших до меня, и подкрепленных моим знанием определенных лиц, занимающих высокие посты, вся Европа будет в состоянии войны через неделю, и эта страна будет в ней - в войне. до смерти. Вы, ребята, будете нужны; мы все будем нужны. Неужели сейчас самое время застать вас двоих, плывущих по континенту по следу
сбежавшей пары, и, возможно, попадете в тюрьму; Как бы то ни было, вы не
уверены, что сможете вернуться домой и исполнить свой долг как джентльмены? А
ты, Уолдо, солдат!"
Уолдо снова сел; его глаза были устремлены на лицо отца.
-«Вы не можете заподозрить меня в уловке или уловке. Вы знаете, что я
верю тому, что говорю вам, и знаете, что я не должен верить этому
без веских причин?» -«Да», - тихо согласился Уолдо. Казалось, страсть оставила его; но его лицо и голос были полны отчаяния. -«Для меня это вопрос жизни и смерти, не говоря уже о чести».
-«Где на самом деле ваша честь?» Он выбросил сигарету, подошёл
к сыну и положил руку ему на плечо. Но он сначала заговорил со мной. «Как я уже сказал, я нарушаю свое слово, говоря о своих знаниях. Желательно ограничить такое злоупотребление доверием как можно более узкими рамками. Если я уговорю Уолдо, ты, Джулиус, примешь его решение?
-«Конечно, сэр Пэджет. Кроме того, зачем мне ехать без него? В самом деле,
как я мог - ну, разве что миссис Книветт?"
-«Mrs. Книветт не имеет ничего общего с нашей точкой зрения. Уолдо, ты пойдёшь со мной на часок? -Уолдо медленно поднялся. -"Да. Я хотел бы сначала измениться". На нём всё ещё был сюртук, а в петлице висел белый цветок.
Получив кивок согласия от сэра Пэджета, он вышел из комнаты. Сэр Пэджет
вернулся к камину и закурил новую сигарету.
-«Он будет делать то, что правильно», - объявил он. - И я думаю, нам лучше
отвезти его в Крэгсфут завтра. Ты тоже пойдёшь, Юлий. Будем там ждать
развития событий. Я сделал и сказал все, что мог, в помещениях, к
которым у меня есть доступ. Теперь нечего делать, кроме как ждать бури".

Он оторвался от темы, резко повернувшись к тете Берте.
-"Это чертовски странное дело. Есть ли у вас какие-нибудь мнения?"
-"Мать слабая и глупая, и она составляет довольно второсортную
компанию», - сказала старушка. -"Подобное окружение
действует даже на хорошую девушку. И она очень очаровательна, правда?
- Вы сами ее знаете, - с улыбкой заметил сэр Пэджет.
- Я имею в виду мужчин. Именно так, Пэджет?
-"Ну, Юлиус?» -"О, без сомнения. Просто рождён, чтобы создавать проблемы!
-"Что ж, она сделала это! Мы ещё встретимся за чаем, тетя Берта? Я заеду за Уолдо в его комнате по коридору. И мне лучше избавиться и от свадебного украшения. Он вынул розу из лацкана пальто, швырнул ее в камин и вышел из комнаты, оставив меня с тетей Бертой.
-"На первый взгляд , она просто внезапно и очень поздно передумала, не хватило смелости признать это и признаться , и поэтому она решила
это сделать?" Я предложил. - Из любви - по всей видимости, внезапной любви - к Арсенио Вальдесу или просто чтобы избежать Вальдо? Похоже, нет никаких сомнений в том, что Арсенио забрал её. Он только раз был в квартире, а девушка каждый день гуляла - совсем одна; то, что я понял от ее матери, она
раньше делала очень редко».
-"О, это Обезьяна, хорошо. Но это говорит нам только о факте,
но не объясняет его».
-"Очень часто в любовных делах нет никаких объяснений - никаких разумных, Юлиус. Боюсь, Уолдо очень тяжело переживает.
-"Она сделала из него задницу перед всем Лондоном. Знаешь, это действительно невозможно замять.
-"Что ж, - откровенно призналась тетя Берта, - если такая интрижка случится в
какой-либо другой семье, я непременно сделаю своим делом узнать об этом
все, что я могу». Она вздохнула. -"Для меня это шок. Я много видел и знал много людей в свое время. Но когда вы стареете, ваш мир сужается. Он становится настолько маленьким, что его может разбить малая вещь. Вы, люди Риллингтона, стали моим миром; и я только что открыл его достаточно широко, чтобы впустить Люсинду. Теперь кажется, что с таким же успехом я
мог пустить взрывчатку. Выбираясь снова сама, она разнесла все это - целую мелочь - на куски."
-"Любовь - безумный и жестокий хозяин», - сказал
я - думаю, с воспоминаниями о моих классических произведениях. «Ему все равно, кого или что он сломает.
"Нет! Бедная Люсинда! Желаю, чтобы с ней была милая женщина!»
Я засмеялся над этим. -"Я думаю, эта милая женщина чувствовала бы себя необычно _de trop_(слишком много)».
-"Она могла заварить себе чай и сказать ей, что в сложившихся обстоятельствах она вряд ли может нести ответственность за свои поступки. Это два
способа утешить женщину, Юлий.
-"Как бы то ни было, она, вероятно, уехала в какое-то чудовищно незнакомое место, где нет никакого чая, пригодного для питья, и Обезьяна Вальдес живописно, но не тактично, настаивает на том, что ее чудесный путь стал причиной всех проблем!»
-"Бедная Люсинда!» снова вздохнула тетя Берта.
И на этой ноте - из сочувствия, если не из оправдания - наш разговор закончился; скорее вопреки тому, что, возможно, можно было ожидать от двух людей, столь тесно связанных с брошенным и разгневанным любовником, но потому, что каким-то образом тетя Берта соблазнила меня своим настроением, и
она - которая любила мужчин и их компанию так же сильно, как любую женщину, которую Я знал - никогда, как мне кажется, не думал о них _en masse_(в массе) иначе, как о враге-сексе. Если и там, где они не желали, чтобы
прекрасные женщины опускались до безумия, они всегда сознательно или
бессознательно, по закону своего мужского существа, подстрекали их к
такому прискорбному поведению. Кто же тогда (как добрая женщина спросила бы
Люсинду, протягивая ей чашку чая) действительно виноват, когда происходили
такие вещи? Такой образ мыслей был гораздо более распространен
среди современников тети Берты, чем сегодня. Сама же тётя Берта всегда хвалила Раненую Невинность с некоторой долей злобы. В ее жалости к Люсинде и в средствах, предложенных для ее утешения, была только изюминка.
Мое собственное отношение к девушке в этот момент было во многом таким же, как и в случае самоубийства. Она закончила свою жизнь так, как мы знали
ее жизнь в последние годы; это казалось одновременно целью и результатом
ее действия. Какого рода новая жизнь предстала перед ней сейчас, было вопросом догадок, и у нас были тонкие _data_(данные), на которых она основывалась. Что действительно казалось допустимым - из милосердия к ней и без предательства по отношению к Уолдо - так это некоторая симпатия к борьбе, через которую она, должно быть, прошла до того, как была достигнута её сокрушительная решимость.




ГЛАВА IV.