Война в моём детстве

               
 Вовка был нам с Лилей вместо игрушки, мы с ним нянчились, как могли, когда мамы не было дома. После рождения Вовы мама  с работы уволилась, и больше уже никогда не возвращалась к ней - дома хлопот хватало.   Себя я помню лет с 2-х. Помню, как приезжал к нам мамин брат, дядя Алёша.Молодой, красивый,  он всё напевал:
 «Утомлённое солнце
 нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
 что нет любви…»
             Потом он ушёл добровольцем на фронт, на ту войну с финнами, о которой через много лет написал рассказ «Война, которой могло не быть».  Как началась Великая Отечественная Война, я не запомнила, вероятно, потому, что все наши мужчины – папа, дед Савва и дядя Володя были оставлены работать в шахте по брони. Стране был нужен уголь, в соседнем городе Сталинске (ныне г. Новокузнецк)  на металлургическом комбинате плавили сталь для оборонки, а ему был нужен уголь. Для нас – тогдашней детворы там, в Сибири, далеко от линии фронта, война имела романтический ореол: учебная тревога,  затемнение окон по тревоге. Периодически отключали электричество и мы долгими вечерами сидели при свете керосинки на кухне, дожидаясь часа, когда
               
мама разбудит отца,  и он уйдёт в ночную смену на работу. В эти вечера мама тихо рассказывала нам сказки, либо читала уже в который раз единственную в доме книгу «Доктор Айболит». Папа работал много, иногда по две смены подряд, т.к. рабочих не хватало. На улице дети часто играли в войну, маршировали с песнями, воевали улицей на улицу зимой -  снежками, а летом  - камнями, были случаи, что разбивали головы в кровь, но при этом вражды друг к другу не испытывали.  Это была лишь всего игра. Часто выстраивались, как новобранцы, и маршировали по улице с песней:
                Есть на севере хороший городок,
                Он в лесах суровых северных залёг,
                Русская метелица кружит и поёт,
                Там моя подруженька - душенька живёт.

                Письмоносец к ней в окошко постучит,
                Письмецо моё  заветное вручит:
                - Принимайте весточку с дальней стороны,
                С поля битвы жаркого, с мировой войны.
         Или :   Дан приказ ему на Запад,
                Ей  -  в другую сторону,
                Уходили комсомольцы
                На гражданскую войну...   
        Зима казалась очень долгой, игрушек было мало – в основном резиновые зверушки. У нас с Лилей не было ни одной настоящей куклы.
    Иногда нам приносила бабушка Таня самодельные куклы, она их шила из старых тряпок,  а тётя Фая разрисовывала им лица. В эти куклы мы и играли, вырезали им платья из лоскутков. Позднее, когда подросли,  мы с Лилей заработали свои первые деньги. Заметили, что у входа в городскую баню продают берёзовые веники, чтобы париться, мы решили тоже заработать. Отправились на ближайшую гору, наломали берёзовых веток, дома навязали веников и – к бане. Помню, наторговали рублей 50, купили себе в магазине глиняных петушков и котов, идём домой радостные,  мяукаем, кукарекаем.   Остальные деньги отдали маме. В другой раз  сварили  жвачку. Наверное, от недоедания в войну очень была модной жвачка, её варили из канифоли с добавлением подсолнечного масла. Когда масса становилась жидкой и однородной, выливали её в холодную воду и, не дав совсем остыть, раскатывали в тонкую колбаску, из которой нарезали подушечки, по размеру конфет, складывали в банку с водой, чтобы они не склеивались. Продавали там же возле бани по рублю за штуку, наторговали 35 рублей и отдали маме. Летом трудились на огороде, пололи грядки, поливали, ведь лето в Сибири жаркое. Июнь был голодным,  с нетерпением ждали, когда вырастут морковка, горох. Каждое утро бежали в огород, проверяли: выдернешь морковку, а она тоньше мышиного хвоста, засунешь её обратно в землю, а она и завянет. Или горох, бобы… только – только завяжутся, а мы их сорвём, и опять без пользы. Родители ставили на огороде чучела не только против птиц, но и нас запугивали ими, чтобы меньше вредили своим нетерпением. В поле, на горе мы перепробовали все травы и злаки. Съедобны были молодые стволы подсолнухов, побеги гречихи сочные и кисленькие, луковицы саранок – тигровых лесных лилий, артишоки, цветки медунки. Однажды ранней весной, когда родители сажали картошку, я ещё совсем маленькая была, отравилась, поев чемерицы, приняв её за саранки.   Люди приносили из тайги  черемшу (у нас её звали колбой) Это зелень, похожая на молодой лук, только с широкими листьями. Её пучками продавали  на базаре. Хороша она была мелко нарезанная с квасом, солью и с горячей отварной картошкой.
            У всех наших подружек отцы были на фронте, их матери вынуждены были работать, им жилось несладко, и мы делили с ними их нужду. Весною, когда оттаивала земля и в поле обнажались незамеченные осенью при копке картофелины, они ярко призывно белели на солнце, их собирали, мыли и снимали кожицу, а потом толкли в ступе и из полученного теста пекли  оладьи.  К нам приходила соседка – мать Зойки Гугниной, просила разрешить испечь  такие  лепёшки на нашей плите, т.к. у нас была ровная без трещин чистая плита. Пекли прямо на плите, т.к. масло было в дефиците.  Нам эти лепёшки тоже нравились. Но у нас обычно в погребе картошки и овощей хватало до следующего урожая. Хорошо помню, что в войну мы не голодали. Помимо огорода, родители сеяли в поле просо и гречку, из проса на городской  рушилке получали мешок, а то и два, пшена. Мама выращивала в огороде много тыквы, десятка три  укладывали их под кроватями, и всю зиму варили пшённую кашу с тыквой  да ещё и с молоком. Я до сих пор люблю эту кашу. Сладости нам заменяла белая, сахарная, свёкла и морковь, их отваривали на пару в духовке, а потом подвяливали на противне, мы называли их парёнками. Раз в месяц у нас был праздник. Так как папа работал механиком, то получал итээровские талоны               
(ИТР-инженерно-технический работник), а на них выдавали много вкусного и полезного: американский шпик, индийский прессованный чай, солёную горбушу, большую медовую коврижку и среднеазиатские сушёные фрукты. В соседней квартире жили киргизы, они не ели сало, но очень любили чай, поэтому у нас был бартер - они нам всё сало, мы им весь наш чай. Мы пили чай с травами и молоком, зато папа имел дополнительный паёк сала. Хлеб в войну был ужасный, разрежешь иногда буханку, а в ней и отруби, и порой целиком мороженая картофелина. Но хлеб и картошка были для большинства людей основной едой. Картошки сажали много, так чтобы хватало до нового урожая. Но уже в конце июля наша мамочка «подкапывала» ещё цветущую картошку, она пробиралась пальчиками  к корню куста и выбирала 1-2 более крупные картофелины, а мелкие оставляла расти. Эта молодая картошечка была лакомством, особенно с молоком.
17 июля, в день моего рождения, мама срывала первые молодые огурчики,  их было 2-3, мы их «пасли» до этого дня неделю, прикрывая листиком,  и каждый день заглядывали под лист посмотреть, насколько они подросли. Первые огурцы были самые ароматные и вкусные. Землю мы полюбили с раннего детства как маму, ведь она нас кормила.
   Помню, в раннем детстве я часто по неделям жила у бабушки, меня туда отправляли, т.к. мы часто не ладили с Вовкой. Он был задирой, а так как он меньше меня, то родители бывали чаще не его стороне, ему всё прощалось.  Я же на «несправедливость» ко мне,я отвечала долгим рёвом. Дело в том, что родители как-то пошутили, что нашли меня, крошечную, завёрнутую в  стёганое голубое одеялко,  в обвале.  Обвалов в окрестности было много, т.к. уголь в этих местах залегал неглубоко, и после его выработки земля проваливалась, обвалы быстро зарастали травой, цветами, земляникой. Ну,  я и поверила, не поняв юмора взрослых. И, когда меня «обижали»,  я вспоминала, что меня нашли, значит, я чужая, то подолгу самозабвенно плакала. А взрослые и не догадывались о моих внутренних переживаниях, и думали, что я плакса, рёва, приговаривая:
 «Что за крик, что за рёв, то не стадо ли коров?
Нет, то не коровушка, это Галя – рёвушка.
Плачет-заливается, платьем вытирается…
Дали рёве молока – «кружка слишком велика…»
Дали рёве чаю – «Чаю не желаю…» ууууу…
    Вот и гостила я часто у бабушки. Они тогда с дедом Савой и тётей Фаей жили на Российской улице, занимая полдома. Вокруг дома был небольшой сад, в котором были берёзы, лиственница и огромная ива,
А с другой стороны дома  был маленький огородик. Вся тропинка от калитки до дома была всегда обсажена цветами - астрами, виолой и настурцией. Я днями копалась в саду, разглядывая в траве её обитателей. Особенно мне нравились изумрудного цвета жучки, которых я собирала в спичечную коробочку. Иногда в сад залетали бабочки, и я их ловила.   Подружек здесь у меня не было, так как бабушка не разрешала  выходить за ограду. Мне было скучно, но когда вечером дед возвращался с работы, они  с бабушкой меня развлекали – разыгрывали. Увидев в окно идущего  к дому деда, бабушка заставляла меня спрятаться. Только дед переступал порог, бабушка ему говорила: «Савва, ты не встретил Галочку? Она пошла домой». Дед начинал ругать бабушку, что я могу заблудиться… Я долго не могла это выдерживать, выбегала к деду  с криком «Я здесь, дедушка!» Мы с дедом очень любили друг друга, даже спали  вместе, укутавшись зимой тонким суконным одеялом по случаю холода в доме. Дед много курил самосад. Сам табак выращивал в огороде.  Летним вечером после жаркого дня любил он посидеть на высоком крыльце дома с самокруткой – так называли скрученную из газетки папироску с самосадом. Интересно было наблюдать, как дед закуривал. Для этого брал кусочек ватного трута, прикладывал его к краешку  кварцевого камня, прижимал большим пальцем и начинал бить по этому краю стальной железкой – кресалом*, отчего появлялись искры и вата, загорев, дымилась, тогда он от неё и прикуривал свою самокрутку. Так в войну многие прикуривали, спички-то были дефицитом. Помню, пальцы деда от всего этого были жёлтые и всегда  едко  пахли табаком. Но это не мешало моей любви к нему.
Бабушка с дедом жили беднее моих родителей, дед работал на шахте сторожем и не имел итееровского пайка, как папа, да и коровы  у них не было. Но зимой мама замораживала в мисках молоко и такие молочные кругляки подолгу хранились с холодной кладовке. Бабушка их разогревала на плите, варила кашу, да и так пили молоко. Вскоре мне у бабушки надоедало, и я начинала проситься домой.
*- кресало, огниво –кусок стали, которым выбивали огонь из кремния, (В. Даль) 
               
Дома нас было трое, да и мама с нами интереснее занималась. Она очень образно и артистично рассказывала нам сказки, учила нас с Лилей вышивать. Про цветные нитки «мулинэ» мы узнали  не скоро.
А тогда папа принес с шахты кусок толстого кабеля, в котором под верхним слоем резины  было несколько пучков   проводов, искусно обвитых  разноцветными ниткам основных цветов.  Мы тщательно распутывали эту обмотку и получали нитки. Ими и  вышивали рисунки.  А ещё было интересное занятие – выкладывать на столе разные картины с помощью фасоли. Её много выращивали на зиму. Фасоль была яркая – жёлтая, красная, белая и рябенькая. О телевидении в то время мы ещё не знали. В доме у каждого была чёрная картонная «тарелка» проводного радио-репродуктора, откуда мы узнавали последние известия с фронта. В нашем маленьком  городе Прокопьевске  работал единственный кинотеатр им. Н. Островского, куда мы иногда бегали.      Мама меня и Лилю рано научила писать печатными буквами, и мы часто под  её  диктовку писали письма на фронт дяде Алёше. Письма тогда посылали без конвертов и марок, свернув их в треугольник и подписав адрес- номер полевой почты.  Такие письма посылали и некоторое время после войны, но приклеивали марки, а если приходило письмо без марки, то получатель платил  за него почтальону.
    Однажды зимой папа обрисовал на бумаге наши ноги, обмерил их  и сделал по чертежам деревянные колодки и стал шить нам сапоги.  Не знаю, где он этому учился, вероятно,  учителем его была Жизненная Необходимость. Из чего шил? И тут выручала родная шахта, отходы производства.  Брали   кусок списанной транспортёрной ленты, раздирали её на слои грубой прорезиненной ткани, из неё выкраивали верхнюю часть тапочек, голенища сапог, а  на  подошву  и союзку шёл непромокаемый, покрытый  резиной,  верхний  слой  ленты. Нитки для шитья папа тоже делал сам, расплетая прорезиненную ткань,  и для прочности и эластичности хорошо смазывал их  чёрным битумом.И тогда их называли дратвой.  Сапоги получились отличные и даже красивые, их хорошо смазывали солидолом, чтобы не промокали.   Такой же резиной подшивали старые валенки. Наш народ умел выживать!!! Теперь мы с нетерпением ждали весну, чтобы обновить сапоги. В Западной Сибири после февральских метелей, уже в начале марта начиналась весна.  Солнце днём хорошо припекало, и с длинных сосулек под крышей летела звонкая капель. Снег довольно дружно таял, журчали весёлые ручьи, особенно с гор. Нам не терпелось обновить сапоги. Когда с гор сходил снег, мы наряжались и шли бродить по горам и оврагам. В оврагах ещё лежал снег, и нас просто тянуло туда, измерить его глубину. Иногда при этом ноги так увязали в талом рыхлом снегу, что вытаскивали ногу из сугроба без сапога, затем руками вытаскивали сапог, часто полный ледяной воды, выливали воду, наматывали на ногу мокрую портянку и, натянув сапог, бежать домой, ведь болеть весной никому не хотелось.  Да мы почти тогда не болели, были закалёнными бедностью, т.к. дома всю зиму ходили по полу босиком. Ни ковров, ни дорожек, ни комнатных тапочек ещё не было. А ещё для нас было геройством сбегать к подружке по снегу босиком, а летом обожали бегать по лужам под дождём. Ну, и купания в Абушке. Начинали купаться уже  в мае. Абушка неглубокая, прогревалась быстро, купались всё лето, пока держалось тепло.
 Вдоль нашей улицы протекал ручей, неся свои мутные воды в речку Абушку. Здесь мы пускали бумажные кораблики. Нас всё радовало, каждый новый день был не похож на предыдущий и приносил нам много интересного.   Когда оттаявшая земля просыхала, а в нашем дворе становилась сухой и ровной, мы начинали играть в классики. Было  их два вида, привожу картинку, чтобы познакомить потомков (а, вдруг, захотят тоже поиграть)  Классик с 10 классами и раем.
Пинаешь ногой коробочку из под сапожного крема так, чтобы она продвигалась через линию  с 1 по 10 класс, не застряв на прочерченной линии.  Если коробочка попадала на линию, то ты «пропал» и выходишь из игры на время, пока твой партнёр не ошибётся. Далее ты продолжаешь двигаться вперёд, начиная с того класса, где ошиблась ранее. Цель – пройти все 10 классов и попасть в рай  раньше  всех играющих.
Второй вид  8 классиков рисуем в форме человечка (голова, шея, руки и туловище из 3-х клеточек).  Здесь тренировка  на меткость при  бросании стёклышка и точность при прыгании по клеткам. Играли так: бросаешь стёклышко в 1 клетку, оно не должно задеть нарисованные линии, после этого скачешь на одной ноге по 3 клеткам, в «руках» встаёшь двумя, затем скачешь в «шею» и снова на 2 ноги  - в «голову», вращаясь  в прыжке вокруг себя,  перескакиваешь в «голове» в обратную сторону и далее прыгаешь  до 1-й клетки, забираешь в ней стёклышко и выходишь из класса. Потом поочерёдно всё проделываешь с каждой следующей клеткой до 8 класса, не наступив нигде на линии.
  Эти игры сменялись прыганьем  со скакалкой, одиночным  и коллективным. Чуть позже, когда просыхали поляна и лужайки, играли с мячом в лапту. Но вот расцветала земля,  и нас уже тянуло гулять   по склонам гор, собирать букеты цветов, ловить и надувать лягушек, разорять птичьи гнёзда. Конечно, грех это был, но родители об этом не знали.