Люсинда, 7 глава, самозащита

7 глава романа  Энтони Хоупа "Люсинда"ГЛАВА VII ,САМОЗАЩИТА

   ЛЮСИНДА ничего не рассказала мне о том, как «конец Венеции» поразил или
повлиял на миссис Книветт. Можно предположить некоторое замешательство этой доброй леди ;
Я не знал, мудро ли она не задавала вопросов или, задавая их,
получала ответы, которые в пословице указываются как судьба
вопрошающих. На самом деле меня это не заботило - не больше, чем
меня заботило то, что случилось с миссис Ниветт в тот момент. (
На самом деле, как я узнал позже, она поселилась - это был её единственный талант! -
на старой и богатой старой деве и жила с ней в Торки.) Меня интересовало то,
что было у Люсинды, - она была сосредоточена на самой Люсинде.
Её рассказ прыгнул прямо из Венеции в Крэгсфут.
Она ничего не говорила о своих чувствах в антракте; она перешла к тому, что озадачило
её, - к отношениям, сложившимся между ней и Уолдо Риллингтоном.
Для них с самого начала и на всем протяжении Вальдес и то, чем он
был для нее, составляли фон, и более того, они были фактором
и содействовали, как и Нина Фрост. Но именно так она относилась к ним.
Уолдо теперь был ведущей фигурой; вокруг него была сосредоточена главная тема,
то, что нужно объяснить. -"Мы приехали днем до чая. Была только тетя Берта
(я заметил, что она все еще использовала то имя, которое научилась использовать
во время помолвки с Уолдо); Сэр Пэджет был в городе, Уолдо уезжал.
Она была чудесно добра ко мне. -"Моя дорогая, ты великолепно выглядишь!- она сказала. Мне нравятся её довольно старомодные фразы.
-"Прошлым летом ты была очень красивой девушкой, а теперь ты красивая молодая
женщина. А ты такой взрослый. Посмотрим - вы всего на два года старше
Нины Фрост. Но она школьница - довольно грубая - по сравнению с тобой.
Она сказала это, как будто ей было приятно. Тогда я не понимал, почему она
должна быть такой, но пришла в себя позже. Понимаете, тетя Берта никогда не любила Нину и ненавидела Брайармаунт и все его работы. Возможно, мы были убогими , но для неё мы были добрыми людьми,
а люди из Брайармаунта - нет; и она считала Нину смелой и склонной к наглости - в чем она была
права. Не смейся, Юлий; если вы не согласны, вы можете изложить свое мнение
позже; вы не должны перебивать.
-"Мама мурлыкала над всем этим - скорее, принимая в этом заслугу,
понимаете, а я, как вы можете предположить, чувствовал себя довольно виноватым - чувство фальшивых предлогов! - и мы уселись пить чай, когда я услышал смех и смех, разговаривает в зале.
Дверь открылась, и появилась Нина, которую привёл Уолдо. Они ехали; у нее был хороший цвет кожи, и она выглядела красивее, подумал я, но ее фигура оставалась бугристой и довольно неуклюжей.
Она помедлила у двери на мгновение, удивленно взглянув на меня.
-"О, я забыл сказать вам, что миссис Ниветт и Люсинда должны были сегодня», -
сказал Уолдо со смехом. «Я сам знал это только вчера утром».
-"Я не рискнула разочаровать его, - объяснила тетя Берта. - Я не сказала ему,
когда вы приедете, пока не была уверена в дате».
-Мне показалось, что Уолдо бросил на нее довольно забавный взгляд,
когда он проходил мимо неё, поздоровался с мамой, а затем подошел ко мне.
Он сел рядом со мной после того, как мы пожали друг другу руки.
Нина отнесла чай к дивану; он, похоже, не относился к ней с особой церемонией -
возможно, и для него она все еще была школьницей; Я был взрослым и, конечно же, новоприбывшим.
Мы поговорили, и, насколько мне известно, я забыл о ней, пока не услышал, как она сказала:
«Я должна идти домой». Ты поедешь со мной, правда, Уолдо? На мгновение он не ответил и
 не отвернулся от меня. -"Вы сказали, что будете, когда уговорили меня зайти к чаю», - добавила она.
-"Возможно, он устал. - Мы пришлем с тобой жениха, - сказала тетя Берта.
-"О нет, я пойду, Нина. Я сказал, что буду. Он был довольно добродушен,
но должен признать, что его голос звучал немного неохотно.
Он встал и лениво потянулся. «Хорошо, я иду, Нина».
Она повернулась на каблуках и вышла, не дожидаясь, пока он откроет дверь.
Он последовал за ним, слегка пожав плечами. Когда они ушли, я увидел тетю.
Берта улыбалась сама себе. -"Я рассказал вам об этом подробно, потому что это - что я могу сказать? - устанавливает сцену. Я могу рассказать только в общих чертах, как развивались дела. Поначалу я был очень счастлив, и поэтому, наверное, очень весел и весел. В конце концов, мне показалось, что я отлично сбежал и попал в безопасную гавань. Мое чувство вины прошло под их добротой. Я мог видеть, что Уолдо любил меня и восхищался мной - и я никогда не оставался равнодушным к восхищению или оставался равнодушным к нему. Тетя Берта ласкала меня, и сэр Пэджет тоже много меня заботился, когда вернулся. Мама, конечно же,всегда улыбалась - и в восторге от еды! Затем, через два или три дня, Уолдо сказал мне, что у него назначена встреча поехать с Ниной,
и попросил меня приехать тоже. Я засмеялся и сказал, что не буду портить их
тет-а-тет. Он выглядел расстроенным, но не давил на меня. То же самое
произошло снова, и он настоял на моем приезде; иначе он сам бы не пошел.
 Итак, мы втроём начали ездить верхом или гулять вместе. И Нина
Мороз начала драться со мной!
-"У нее были все права и оправдания. Эта девушка, даже тогда, когда
она была молода , не только сделала Уолдо героем - это было бы то,
что можно часто увидеть, - но она обожала его ревниво, неистово, как
я - ну, это не мое; Я этого с трудом понимаю. Но я мог видеть это в
ней; она, казалось, не изо всех сил старалась скрыть это от меня, хотя и пыталась
скрыть это от тети Берты. И Уолдо - я до сих пор не знаю,
сколько причин он дал ей надежду, но было очевидно, что они много видели друг друга
с момента моего первого визита, и что ее почтение не было для него неприятным.
Вы должны помнить, что я, вероятно, не отдаю должного ее привлекательности!
Что ж, она меня разозлила.
Она с самого начала предположила, что я хотел поймать Уолдо;
Я была охотницей за удачей! Она втиралась в нашу бедность по-своему.
И она намекала на Арсенио - совершенно наугад, но я не уверен, что мне всегда
удавалось выглядеть спокойно. Тогда Уолдо хмурился и пытался
заставить ее замолчать; но пару раз я заметил, что он странно смотрит на меня.
Я должен был хранить свой секрет; Я выбрал очевидный способ сделать это;
Я сам начал флиртовать с Уолдо. Это была моя линия защиты, Юлий.
Я не пожалел своей морали в том, что сказал вам, и не притворяюсь,
что вёл себя особенно хорошо в Крэгсфуте. Ты скажешь, у меня не было права
флиртовать с Уолдо, даже в целях самообороны? Пусть будет так.
Но поскольку я делаю эти уступки - в ревагш, я тоже не пожалею своей скромности;
Я добился большего успеха, чем хотел или, во всяком случае, заслуживал.
Уолдо загорелся!» На мгновение она отчетливо вспомнила меня; она произнесла моё имя!
Теперь она одарила меня одной из своих улыбок - никогда не слишком многочисленной.
«Я не знаю, насколько ты мне доверяешь, Джулиус, но я действительно пытаюсь сказать правду».
-"Трудное и неблагодарное занятие, Люсинда?» - Не неблагодарное - почему-то - для вас.
На этот раз она дружески кивнула мне и вернулась к своему рассказу.
Этим вечером мы вместе ужинали ; Я курил сигару и слушал; все остальные закончили и ушли;
 собственно говоря, salle - manger(комната) была закрыта.
Я дал понять официанту, чтобы он оставил нам одну лампочку.
Он сиял за ее лицом, придавая ему облегчение; остальная часть комнаты была в полумраке.
Мне не составило труда понять, что ее «линия защиты» оказалась успешной -
только слишком надежной и слишком успешной. Когда я только что сказал,
что не желаю успеха - во всяком случае, сверх того, что было необходимо для
 моей самообороны, - я говорил слишком широко. Я боялся слишком большого успеха;
если Уолдо полюбит меня и попросит выйти за него замуж, мне
придется столкнуться с ситуацией, мысль о которой меня пугает.
Но сколько всего было такого, что заставило меня желать этого успеха!
Некоторые очевидные и, если хотите, вульгарные - имя, деньги, удобство,
конец выкладыванию и скэмпингу. Чуть выше идет призыв, который
мне сделал дорогой старый Крэгсфут: мне бы хотелось жить в Крэгсфуте.
Тогда я очень любил всех вас, Риллингтонов; Было бы в своем роде
замечательно принадлежать к семье, быть одним из вас. А сэр Пэджет и
тетя Берта хотели меня - к тому времени я был в этом совершенно уверен.
Особенно тётя Берта - хотя поначалу, может быть, в основном потому, что я не Нина Фрост!
В самом деле, я пришел к выводу, что мое пребывание в Крэгсфуте
именно тогда было заговором тети Берты; она почувствовала опасность Нины
и огляделась в поисках оружия против нее! Все это повлияло на
меня - я тоже полагаю, это очевидная радость бедной матери от этой идеи.
Но главное я оставил напоследок. Одно могу сказать очень
просто - Нина Фрост! Это тоже вульгарно? Я полагаю, но я думаю, что это
человек. Она объявила себя моим врагом. Кому нравится видеть
победу своего врага ? И она подумает, что меня побили по существу!
Если Уолдо спросит меня, а я ему откажу, могу ли я ей это сказать?
Поверила бы она мне, если бы я поверил?
Кроме того, моим настоящим триумфом было бы взять и сохранить, а не отказать.
 Если я откажусь, она вмешается - по крайней мере, я так думал.
Вещь, последняя вещь, конечно, что я чувствовал о Уолдо сам, и тем,
как я должен стоять к нему. Это было забавно.
У меня не было никакого смысла рисковать в Венеции - хотя я
рискнул - рискнул и, как оказалось, сильно проиграл; но в Венеции не было ничего,
кроме простой влюбленности. Не улыбайтесь - такая любовь действительно очень проста.
Но с Уолдо - и в данных обстоятельствах - дела обстояли совсем иначе.
Он мне очень нравился; он сильно отличался от Арсенио, из-за которого я,
конечно, все еще был очень обижен - обижен, а не зол. В то время он был очень весел;
если бы он плохо себя вел с Ниной, это беспокоило его, я думаю, почти так же мало,
как беспокоило меня - а это совсем не так! Но, прежде всего, Уолдо был приключением.
Какими бы великолепными ни были мои чары - мы договорились об этом, не так ли,
Джулиус? - я знал, что они мне ничего не помогут, если Уолдо узнает правду.
 Потому что я… ошибся! Это было бы шоком; это означало бы бурю. Но… ну, кто знает? Возможно!
Но Арсенио! С Арсенио! Эти двое были большими друзьями; но, в конце концов,
 глубоко внутри возник антагонизм, отвращение. Один презирал,другой чувствовал себя презираемым.
О, но я знаю - посмотрите, чем я был для них обоих!
И теперь они были соперниками! Через меня! На протяжении всей Венеции
Арсенио никогда не забывал Вальдо - ни того, как Вальдо называл его,
как я вам уже говорил. На протяжении всего Крэгсфута Уолдо никогда не забывал Арсенио.
Это было не только Нина, которые тащили Арсенио в, хотя она и сделала.
Уолдо называл свое имя и смотрел на меня. Однажды он сказал мне легким тоном:
«Я полагаю, вы с нашим другом Обезьяной прекрасно флиртовали в
Венеции - гондолы, концерты на Гранд-канале и все такое прочее
?» Я засмеялся и сказал: «Конечно, были! Но не думаю, что Венеция меня опьяняла сильнее,
чем… ну, чем Крэгсфут, Уолдо. Это подняло облако от его лиц. Он взял это себе -
как я и хотел; немного тактики самообороны! Это был далеко не единственный раз,
когда он пытался привлечь меня к Арсенио. Но он никогда не задавал маме ни единого вопроса - ни одного.
Знаете, это было против его кодекса.
«Вот и все: очарование Крэгсфута, желание доставить удовольствие,
утешение, раздражение по отношению к Арсенио, гнев на Нину, симпатию к Уолдо -
и приключения! Казалось, в конце концов, я действовал импульсивно;
Я полагаю, что это действительно результат всего этого.
Но это казалось побуждением, и Нина была прямой - я имею в виду,
непосредственной - причиной этого. Как я помню тот день!
Она пришла пообедать в Крэгсфут и была для нее довольно любезна.
После обеда мы втроём были одни в курительной, и она предложила
Уолдо вернуться с ней в Брайармаунт и поиграть в бильярд.
Шла склонность к дождю, что было непривлекательно для долгой прогулки. Уолдо
тоже попросил меня прийти. Погода меня не искушала; Я сказал нет.
К настоящему времени я, конечно, нисколько не боялся оставить его наедине с Ниной.
Однако он продолжал давить на меня, и в конце концов я согласился. Она
молчала во время прессинга, но я видел суровый взгляд в ее глазах, который
всегда означал вспыльчивость. Мы двинулись в путь, все в наших макинтошах,
потому что теперь дождь лил круто. Тишина в течение первых полумили или
около того; Нос нос Нины был в воздухе, Уолдо был угрюм; Я был удивлен; но я
не собирался заговаривать за них, если они захотят быть угрюмыми.
Вдруг она снова принялась за Арсенио. Ей хотелось, чтобы здесь был дон Арсенио!
Какие у нас были веселые времена, когда здесь был Дон Арсенио! И так далее.
Никто из нас ничего не сказал. Затем она сказала прямо мне, через Уолдо,
который шёл между нами: «Разве ты не знаешь, где он? Вы никогда не слышали о нём?
Он был вашим большим поклонником. Я небрежно ответил, что ничего не
слышал с тех пор, как он уехал из Венеции; но я почувствовал, как мой цвет растет.
Уолдо молча слушал , но я чувствовал, что он раздражается - я всегда мог.
И мне стало страшно. Если бы мы были наедине, я бы легко ушёл от
темы и сгладил его. Но она была там. - Разве ты не скучаешь по нему, Уолдо?
 Вы, он и Люсинда так весело проводили время вместе!
Я видел, что Уолдо просто сдерживается. «С Обезьяной всё в порядке,
- сказал он, - но я могу жить без него, знаешь ли.
Думаю, ты тоже можешь, Люсинда? Выражение его лица мне не понравилось.
 Я видел это, Нина или нет, Нина, я должен что-то сделать. 'Прекрасно!' -
 сказал я со смехом. Я взяла его за руку и слегка сжала его запястье.
Я думаю, у нас все в порядке, Уолдо!
-«Мы были как раз на вершине холма - там, где вы поворачиваете вдоль утеса в
сторону Брайармаунта. Уолдо зажал мою руку между своей рукой и боком,
так что я не могла отвести её. Он остановился и встал вот так лицом к Нине,
заставляя меня смотреть ей в лицо, вот так сжимая его руку. «Теперь вы
понимаете наши взгляды и можете отказаться от этой темы», - сказал он тихим
голосом; он немного дрожал. Я был очень взволнован; Я не знал, как она это
воспримет, что она скажет; его голос был резким, злым, презрительным.
Но я не был готов к тому, что произошло. С минуту она стояла напротив нас,
саркастически улыбаясь или пытаясь улыбнуться; потом ее рот начал работать,
и ее губы опустились, и - она заплакала! Довольно громко - как страстный ребёнок.
То, что я пережила, считается величайшим унижением, которое может
пережить женщина - быть взятой и оставленной. Но то, через что она проходила,
казалось мне бесконечно хуже. Я прошептала: «Нина!» и попытался отвести
мою руку от Уолдо; Я чувствовал, что должен пойти к ней. Он не позволил
мне; он держал мою руку в тисках, а сам просто стоял и смотрел на нее,
бледный, как бледный, абсолютно тихий! Она попыталась заговорить, но не могла
произнести ни слова из-за рыданий. Она отказалась от этого и начала
расстегивать макинтош, чтобы достать носовой платок. Она нашла его и вытерла глаза;
но она всё ещё рыдала. Теперь я цеплялся за Уолдо за поддержку; мои ноги дрожали подо мной;
 Я не рыдал, но почувствовал слезы на щеках.
 Наконец она протянула к нам руку угрожающим жестом и всхлипнула:
«Вы пожалеете об этом!» отвернулся и поспешил по утесу к Брайармаунту.
Её фигура покачивалась при ходьбе. Это было очень жалко.
-«Но Уолдо наблюдал за ней без малейшей жалости - наблюдал за ней, пока она
не отошла довольно далеко. Затем он повернулся ко мне, взял меня за руки
и притянул к себе; он покрыл мое лицо поцелуями - мое лицо было
мокрым от дождя и слез. «Ты любишь меня, ты любишь меня, Люсинда?»
-он прошептал. Я не говорил; Я позволил ему поцеловать меня.
Я думаю, что любил его; во всяком случае, я был полностью подавлен.
Теперь я начал рыдать, просто повторяя «Уолдо! Уолдо! через мои рыдания -
ничего больше - и цепляясь за него. Люсинда остановилась, а затем
перевела взгляд на меня - они смотрели в полумрак зала… - яслей -
«Итак… это случилось», - сказала она.
  Она достаточно ярко представила мне свою сцену - три мокрые, тусклые,
в макинтоше фигуры на скале под дождем; внезапный взрыв страданий, несмотря и любовь;
драка между двумя девушками; бедствие для одного, для другого победа,
которая не принесла прочного мира. Тем не менее, пока она говорила, в моем
воображении возникла другая, конкурирующая картина. В том же месте - совершенно
случайно в том же месте, или она его преследовала? - высокая статная молодая женщина -
ее фигура теперь совершенно «закончена», больше не бугорчатая - молодая женщина
сдержанная, ироничная, почти дерзкая - всё же просто уязвима, склонна покраснеть,
склонна к лжи, когда речь шла о свадьбе Уолдо и Люсинды.
еперь я понял, почему ее не пригласили на эту церемонию.
Ее присутствие было бы неудобно для всех сторон.
Действительно, скелет на пиру - если пир вообще случился!
Но против нее, рыдающая девушка, с ее жалкой страстью, ее мелодраматическое
- «Вы пожалеете об этом», выброшенное наугад ярости и злобы, но, возможно, не
без какого-то тонкого инстинкта, какой-то женской интуиции истины.
«Я однажды видел Нину Фрост, когда последний раз был в Англии, - сказал я после долгой паузы.
«Если вы когда-нибудь встретите ее снова, вы обнаружите, что она сильно изменилась.
Теперь она настоящая светская женщина».
«Она последний человек во всем мире, с которым я хотел бы встретиться!»
"Я это понимаю. Это не могло быть приятным ни для кого из вас.
 Ну, наверное, никогда не узнаешь. -«Да, мы будем.
Между мной и Ниной еще не все закончено. Я одержал победу; Я выбросил.
Я видел ее в ужасном унижении; интересно, как она меня увидит в следующий раз!"
- Разве такая идея не очень… ну, Люсинда, фантастическая?
Она не ответила; вуаль упала ей на глаза; она слегка вздрогнула.
«Здесь холодно», - сказал я. «Пойдем туда, где тепло и светло - в ресторан - и закончим вечер».
  Я улыбнулся, добавив: «И историю тоже, пожалуйста».
«Я могу привести его в порядок. Я получил сегодня письмо от Арсенио.
Я почувствовал легкое удивление. Я думал об Арсенио как об исторической фигуре -
эпизоде из ее прошлого. Однако он был также существующим фактом;
а что за факт? Об этом я всё ещё не знал.