de omnibus dubitandum 119. 247

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.247. БРАТ БРАТА НЕ ПОЗНАША…

    Отряд милютинских казаков под командованием войскового старшины Конькова в течение всего дня 9 мая 1918 года находился в боевом соприкосновении с красногвардейскими подразделениями, и вынужден был отступить.

    В составе отряда Конькова имелось несколько конных сотен, одно артиллерийское орудие и три пулемёта. Под давлением красных милютинцы стали отступать к хутору Жеребца, который находился в примерно в 15-18 верстах от Милютинской, и хуторам Семёнову и Полякову, располагавшимися в 8-10 верстах к востоку от станицы Милютинской.

    Коньков направляет днём 9 мая срочное донесение № 209 Каргинскому военному отделу буквально с мольбой об оказании помощи: «Положение на фронте Милютинской станицы чрезвычайно серьёзное. Красная гвардия напирает 9-го мая с.г. [сего года] на станицу со стороны х[утора] Орлова, который уже занят ими. Силы противника[,] действующего со стороны [хутора] Орлова[,] около 400 конницы и 400 пехоты, при двух орудиях и нескольких пулемётах.

    Со стороны Лукичёва тоже держится фронт. В Лукичёве около 700 человек пехоты и 100 конницы и одно орудие. Станица зажимается в тиски с двух сторон. Просим помощи. Высылайте усиленным маршем помощь войсками артиллерией и патронами. Если сами оказать помощи не можете[,] ходатайствуйте[,] возможно скорее[,] перед Командующим войсками округа. Командует сводным отрядом войсковой старшина Коньков. Начальник штаба подхорунжий Донсков» {РГВА, ф. 40118, оп. 1, д. 4, л. 34}.

    К вечеру 9 мая 1918 года, согласно донесению начальника отряда Каргинской группы, есаула Коргина {РГВА, ф. 40118, оп. 1, д. 4, л. 35}, натиск красногвардейских подразделений на милютинских казаков заметно усилился. В составе красных насчитывалось приблизительно 300 пеших воинов, 400 кавалеристов, три артиллерийских орудия, одно из которых было установлено на автомобиле, а также несколько пулемётов. Около 18 часов красногвардейцы открыли огонь по отряду войскового старшины Конькова. Мощность огневой подготовки красных оказала на милютинцев парализующее воздействие, и они не стали сопротивляться. Как говорится в донесении есаула Коргина: «Без потерь казаки в страхе, оставив одного войскового старшину Конькова, позорно бежали на гору[,] на север. Коньков один прибыл в Милютинскую. Сведений о двух с половиной сотнях и до сих пор в штабе нет».

    Очевидно, что казаки просто разбрелись по домам, поскольку идти-то было им недалеко. По сведениям командира Каргинского отряда, каргинская полусотня отправилась в Коргин (видимо, имеется в виду Каргинский юрт), две казачьих сотни отбыли к себе в станицу Краснокутскую (где они формировались). Никаких данных о том, куда делись орудие и пулемёты не было.

    Казаки полностью оголили свой участок фронта в районе хутора Семёнова. После чего красногвардейские подразделения свободно вошли в хутор Семёнов, что вызвало панику уже среди местного населения.

    Жители хутора Семёнова и хутора Поляков, находившихся в 10 и 8 верстах от станицы Милютинской, в спешном порядке покинули свои дома, собрав нехитрый домашний скарб на арбы и повозки. Беженцы уже через несколько часов буквально наводнили Милютинскую, очевидно, не зная, куда им деваться дальше.

    Сам есаул Коргин в этой ситуации не располагал всей полнотой информации о дислокации сил противостоящих сторон. Он полагал, что отряды красногвардейцев будут наступать на Милютинскую, или повернут в северном направлении. Для задержания наступления красных на Милютинскую войсковой старшина Коньков в 12 часов ночи с 9 на 10 мая 1918 года своим распоряжением снял с участка фронта в районе хутора Лукичёв пешую сотню Верхне-Чирского юрта и направил в район хутора Полякова.

    По мнению есаула Коргина, самые боеспособные части милютинцев находились именно на «Лукичёвском фронте», поэтому в случае неудачи и на этом участке у них нет другого выхода, как отступать в северном направлении, или с боями пробиваться на Калитву. С другой стороны были получены сведения о том, что "белогвардейские подразделения" (кавычки мои - Л.С.) утром 9 мая заняли станицу Милютинскую, а красные вынуждено из неё бежали.

    Посланный на юг есаулом Коргиным казачий разъезд зафиксировал отступление группы красноармейцев в составе 11 подвод в направлении хутора Лукичёв. Эти сведения давали надежду на благоприятное развитие событий для милютинских казаков, ожидавших нового наступления красных. По сведениям И.П. Толмачёва {Толмачёв И.П. В степях донских. (Военные мемуары). М.: Воениздат, 1959. С. 88–90}, тогда Лукичёвский отряд красной гвардии под командованием Николая Васильевича Харченко, получив помощь Каменского отряда (кавалеристы, пехота, орудийные и пулемётные расчёты) из сводной военной группировки под командованием Е.А. Щаденко*, сумел нанести поражение “белым” казакам (кавычки мои – Л.С.) в районе хутора Лукичёв и значительно потеснить противника.

*) ЩАДЕНКО Ефим Афанасьевич (евр.) (1885–1951)(см. фото) - является весьма неоднозначной исторической фигурой, оставившей заметный след в истории Дона. Большевик с дореволюционным стажем стачечной борьбы на Северном Кавказе он неоднократно попадал в разные истории, порой очень туманные. Бывший портной из станицы Каменской Донецкого округа достаточно высоко продвинулся в советской военной иерархии, стал в 1942 году генерал-полковником, был боевым соратником и другом С.М. Будённого и К.Е. Ворошилова, активно и лично участвовал в проведении сталинских репрессий в армии. В начале апреля 1918 года его задержали и посадили на гауптвахту в Новочеркасском гарнизоне (красных) по обвинению «в изготовлении фальшивых денег» и в проведении массовых незаконных реквизиций продовольствия и мануфактуры. Донской областной Военно-революционный комитет признал сам факт проводившейся по инициативе и под руководством Е.А. Щаденко переписи и учёта запасов продовольствия и мануфактуры исключительно для перераспределения в пользу нуждающихся категорий населения. Тем не менее, Донской ВРК резко настаивал на освобождении товарища Щаденко, которого он считал «давно известным, стойким и решительным борцом против всяких контрреволюционных выступлений». По-другому и быть не могло, ибо арестант входил в состав ВРК. Главным основанием для освобождения (очевидно, в виду отсутствия иных аргументов) Донской ВРК называл избрание революционера населением Донецкого округа. Заметим, на тот момент Е.А. Щаденко являлся комиссаром Донецкого окружного исполнительного комитета. Кроме того, Донской ВРК голословно утверждал, этот комиссар никак не замешан в изготовлении фальшивых денег и не проводил незаконных реквизиций, поскольку он «стойкий революционер». Однако, Донской ВРК тут же поручил двум членам комитета Ерохину и Денисову проверить действия товарища Щаденко и товарища Афанасьева «во время борьбы с контр-революционным выступлением на ст[анции] Чир».

    Судя по всему, последняя история довольно быстро забылась, поскольку дни Донского ВРК тогда оказались сочтены. Основания ареста и отношение к нему высшего органа советской власти на Дону стали известны благодаря опубликованному протоколу заседания Донского областного ВРК от 5 апреля 1918 года, проходившего под председательством Ермакова при секретаре Дорошеве.

    Примечательно, что фактически разбиралось персональное дело Е.А. Щаденко, а вопрос на заседании формулировался как «доклад о положении в Новочеркасске». (Донские известия. 1918. 10 апреля (26 марта). № 11 (среда). С. 1)}.

    Но вот серьезная работа авторов: ЛАЗАРЕВ Сергей Евгеньевич — кандидат исторических наук (Орловская обл., д. Малая Куликовка) и ГУЛЯЕВ Алексей Александрович — студент заочного отделения 3-го курса исторического факультета Московского педагогического государственного университета (г. Москва), опубликованная в военно-историческом журнале.

ОТ ПОРТНОГО ДО КРАСКОМА

    Чем дальше уходят от нас события Гражданской войны в России, тем труднее становится вспоминать её участников. Конечно, знаковые фигуры с обеих сторон, такие, например, как К.Е. Ворошилов, С.М. Будённый, А.И. Деникин, барон П.Н. Врангель, до сих пор, что называется, на слуху, а вот десятки других имён практически стёрлись из памяти, и найти их можно разве лишь в специальных военно-исторических публикациях да в архивах.

    К последним относится и Е.А. Щаденко, немало сделавший для становления на юге России советской власти и формирования её Вооружённых сил. Правда, в широких массах он и при жизни был не очень известен, оставаясь как бы в тени С.М. Будённого и К.Е. Ворошилова. Более того, за ним прочно закрепился образ малограмотного ретрограда, не разбиравшегося в военном деле и имевшего лишь один «талант» — личную преданность И.В. Сталину и К.Е. Ворошилову. Авторы предлагаемой вниманию читателей статьи попытались сломать сложившиеся стереотипы и показать своего героя в ином свете, по крайней мере на этапе его становления как военного деятеля, участия в Гражданской войне и в годы первого мирного десятилетия, с этим они справились, читаем.

    Ефим Афанасьевич Щаденко родился 12 сентября 1885 года в станице Каменской Донской области (ныне г. Каменск-Шахтинский Ростовской области) {Автобиография Е.А. Щаденко. См.: Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 37461. Оп. 1. Д. 1. Л. 16} написанная в 30-е годы, когда все эти бывшие "Челкаши" писали свои автобиографии, когда И.В. Сталин решил переписать историю под себя.

    Однако, по мнению его земляка С.И. Мигулина, местом рождения Е.А. Щаденко могла быть Курнаково-Липовская волость Донецкого округа Области Войска Донского, ныне с. Курнаково-Липовка Тарасовского района Ростовской области {Мигулин С.И. Щаденко Ефим Афанасьевич // Сыны земли Каменской в истории страны. М.: Изд-во ООО «Эль Гранде», 2013. С. 90—92}.

    Его отец, Афанасий Сидорович Щаденко, занимался, как тогда говорили, чёрной работой (местечковой - Л.С.), возил воду, вывозил со дворов мусор и т.п., а мать была подёнщицей {Воспоминания И.П. Ткачёва о Е.А. Щаденко. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 156. Л. 25}. Известно также, что Щаденко-старший сильно злоупотреблял спиртным {Письма Е.А. Щаденко к жене и родственникам. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 128. Л. 73, 73 об.}.

    По воспоминаниям земляков, Ефим рос бойким, добрым и отзывчивым, проявлял находчивость и изобретательность в детских играх. В возрасте 8—9 лет его отдали в церковно-приходскую школу. Учился он прилежно по всем предметам, кроме «Закона Божия». О преподавателе этого предмета Ефим писал сатирические стишки и рисовал на классной доске его карикатуры, так что нет ничего удивительного, что Е.А. Щаденко успел окончить лишь два класса церковно-приходской школы. Примечательно, что впоследствии он с таким общеобразовательным багажом успешно учился в Военной академии (все это пишут профессионалы-историки - Л.С.).

    Впрочем, и два года учёбы в церковно-приходской школе для Ефима даром не прошли. Его как человека грамотного (см. выше - Л.С.) охотно взял к себе хозяин так называемой портняжной мастерской некто Шапошников, откуда он перешёл в мастерскую Курепкина, поскольку тот выпускал более квалифицированных портных (все те же местечковые промыслы, по изготовлению Тришкиных кафтанов - Л.С). Здесь, кроме обучения профессии портного, мальчик учился жить (это да, что в дальнейшем всем им очень пригодилось, не обманешь, не продашь - Л.С.). Так, видя постоянное пьянство мастеров, к чему добавлялось и пьянство отца, подросток сделался убеждённым трезвенником. Это сохранилось на всю жизнь {Воспоминания И.П. Ткачёва о Е.А. Щаденко. Л. 25 об., 26; Воспоминания Е. Кац о Е.А. Щаденко. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Л. 14; Автобиография Е.А. Щаденко. Л. 16}.

    По окончании учёбы у Курепкина Ефим перешёл в мастерскую Макарова, где он организовал первую забастовку. Кончилась она тем, что Ефиму Афанасьевичу пришлось (вынудили царские сатрапы - Л.С.) покинуть родные пенаты и уехать на Кавказ (не в Сибирь или на Дальний Восток - Л.С.){Воспоминания М.И. Щаденко о Е.А. Щаденко. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Л. 56}. За несколько лет он побывал в Ростове-на-Дону, в Баку, в Пятигорске, где в апреле 1904 года вступил в объединённую организацию социал-демократов {Анкета для старых большевиков и ветеранов революции. 12 декабря 1931 г. // См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 1. Л. 36}(анкета, как я уже писал написана в 1931 г. - Л.С.).

    Первая русская революция 1905—1907 гг. застала его в г. Баку (странно Сталин в это время тоже оказался в Баку, вот как везет настоящим революционэрам - Л.С.): он работал в мастерской Наугольнева, затем перешёл в более крупную мастерскую Тумаева. Здесь Щаденко возглавил борьбу рабочих за улучшение условий труда, организовал забастовку, которая длилась около двух месяцев, и требование работников о девятичасовом рабочем дне хозяину пришлось удовлетворить (странно подтверждено одними воспоминаниями родственника, это наших ученых не настораживает - Л.С.) {Воспоминания М.И. Щаденко о Е.А. Щаденко. Л. 57}. Здесь, пожалуй, следует сказать, что куда бы ни забросила судьба Ефима Афанасьевича, он не изменял полученной профессии портного. Так что в крупных рабочих коллективах работать ему не доводилось. Тем не менее искусство агитации масс, видимо, было у него в крови (очень глубокое наблюдение, достойное кандидата исторических наук, а может быть и доктора - Л.С.).

    Так, вернувшись в 1906 году в Каменскую, он организовал маёвку (у нас эти маевки, как потеплеет, организуют все подряд и, ни о каком свержении чего-нибудь, речь никогда не идет - Л.С.). Из воспоминаний её участника: «Хорошо сохранилось в памяти организованное Ефимом Афанасьевичем первомайское собрание. Собралось нас человек тридцать—сорок. На берегу р. Северный Донец {Правильнее — Северский Донец}, между дамбой и левадой; выставив охрану, Ефим Афанасьевич просто, понятно и толково обрисовал значение первомайских демонстраций пролетариата в борьбе его за свержение самодержавия и капитализма» {Воспоминания П. Ерёменко о Е.А. Щаденко. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 156. Л. 31}.

    Осенью 1906 года Е.А. Щаденко приехал в г. Владикавказ, где устроился работать в мастерскую Позина. Поступив на учёт местной большевистской организации, он организовал в портновских мастерских и Апшеронском полку несколько подпольных кружков {Воспоминания М.И. Щаденко о Е.А. Щаденко. Л. 57}. В январе 1907 года их деятельность активизировалась, пришлось даже снимать конспиративную квартиру. Кроме того, Е.А. Щаденко организовал в портновских мастерских союз «Игла», который регулярно проводил забастовки.

    Опираясь на созданные подпольные кружки и портновскую «Иглу», Ефим Афанасьевич организовал на Базарной площади массовое открытое первомайское собрание, вернее, митинг. Прибывший заместитель губернатора попросил (! - Л.С.) рабочих разойтись, те согласились, но после того, как дослушают выступавшего в тот момент Е.А. Щаденко. Однако проводившие собственный митинг черносотенцы осуществили провокацию, завязалась массовая драка (которую скорее всего спровоцировали сторонники Щаденко, тут они мастера - Л.С.). После этих событий Е.А. Щаденко как организатору митинга угрожал арест. Пришлось скрываться: через г. Ростов-на-Дону он бежал в Каменскую. Без Ефима Афанасьевича кружки в портновских мастерских во Владикавказе фактически развалились, а в июне 1907 года был разогнан и союз «Игла» {Воспоминания Е. Кац о Е.А. Щаденко. Л. 12}.

    Неудачи не сломили молодого революционера. 20 августа 1907 года под его непосредственным руководством в большинстве сапожных мастерских станицы Каменской произошли забастовки. Вышедших на улицы забастовщиков разогнали, а организаторов арестовали. Подвергся аресту и Е.А. Щаденко, но на очной ставке его никто не выдал, и Ефим Афанасьевич был освобождён {Воспоминания И.П. Ткачёва о Е.А. Щаденко. Л. 27; Воспоминания М.И. Щаденко о Е.А. Щаденко. Л. 57 об.}.

    Но самым ярким событием в дореволюционной истории Каменской, связанным с именем Е.А. Щаденко, стало создание им в 1907 году первого Каменского товарищества портных, работавшего по принципу коммуны. В него вошли четыре частные мастерские, хозяева которых разорились. «Это товарищество на практике наглядно показало возможность организации труда без хозяев», — писал позже земляк Ефима Афанасьевича П. Ерёменко {Воспоминания П. Ерёменко о Е.А. Щаденко. Л. 31}. Е.А. Щаденко использовал товарищество в интересах революции: вёл среди портных агитацию, устраивал чтения марксистской литературы. Не удивительно, что вскоре он попал в поле зрения полиции, вновь пришлось скрываться. В 1908 году Е.А. Щаденко уехал на станцию Кавказская, а на следующий год по распоряжению окружного атамана генерала Макеева полиция закрыла товарищество {Воспоминания П. Ерёменко о Е.А. Щаденко. Л. 31}.

    На станции Кавказская Ефим Афанасьевич, работая в швейной мастерской, вёл революционную агитацию среди работников депо {Воспоминания М.И. Щаденко о Е.А. Щаденко. Л. 58}. Летом 1910 года его постигло личное горе — умерла мать, а вскоре и отец. Е.А. Щаденко продолжал революционную деятельность, организовывал демонстрации и стачки, выпуск листовок, за что в 1913 году был осуждён к двум годам содержания в крепости (темная история, за перечисленное крепости не давали - Л.С.) {Личное дело депутата Верховного совета СССР Ю.П. (Юхима Панасовича) Щаденко. См.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-7523. Оп. 1. Д. 423. Л. 18}.

    Первую мировую войну Е.А. Щаденко в числе других политзаключённых встретил в тюрьме г. Армавира (Кубанская область). По соседству с тюрьмой располагался запасной драгунский кавалерийский дивизион, в котором нёс службу старший унтер-офицер С.М. Будённый (так называемый казак, полный георгиевский кавалер, читая его Пройденный путь с первых страниц понимаешь - БРЕХНЯ! - Л.С.). Трудно сказать, что побудило драгун на этот поступок (хорошо выпили в самоволке, больше ничего - Л.С.), но с началом войны, в августе 1914 года они разогнали тюремную стражу и выпустили заключённых. Так Е.А. Щаденко, оказавшись на свободе, познакомился с С.М. Будённым. Удивительно, но никакого наказания драгуны не понесли — их попросту отправили на фронт {Будённый С.М. Пройденный путь. Кн. 1. М.: Воениздат, 1959. С. 12, 13}.

    Февральская революция 1917 года застала Е.А. Щаденко в родной станице, где он развернул широкую агитацию за идеи большевистской партии. Авторитет среди земляков и предыдущая кипучая деятельность сделали своё дело: Каменская организация Российской социал-демократической рабочей партии, изгнав из своих рядов «приспешников буржуазии», в августе 1917 года избрала новое руководство во главе с Ефимом Афанасьевичем и получила новое название: «Каменская организация Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков)» (РСДРП(б)){Воспоминания П. Ерёменко о Е.А. Щаденко. Л. 31 об.}.

    Но Е.А. Щаденко занимался не только партийной работой. Он организовывал профсоюзы, кооперативно-промысловые артели, создавал полковой, батальонные и ротные солдатские комитеты в 237-м запасном пехотном полку {Воспоминания И.П. Ткачёва о Е.А. Щаденко. Л. 27 об.}. В дни Октябрьской революции Ефим Афанасьевич находился в Петрограде в качестве делегата Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, проходившего 7—9 ноября 1917 года, на котором было создано первое советское правительство — Совет Народных Комиссаров (СНК){Письма Е.А. Щаденко И.В. Сталину. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 141. Л. 3}.

    По возвращении в Каменскую Е.А. Щаденко организовал из рабочих и ремесленников, а также шахтёров близлежащих районов отряды Красной Гвардии, а когда в станицу стали прибывать казаки-фронтовики, развернул работу по их «большевизации». И в том, что именно в станице Каменской 10 января 1918 года состоялся съезд представителей фронтовых казачьих полков, на котором был избран казачий Военно-революционный комитет во главе с Ф.Г. Подтёлковым и М.В. Кривошлыковым, провозгласивший на Дону советскую власть, есть немалая доля и его труда.

    В мае—июне 1918 года красногвардейцы Каменской приняли боевое крещение. Им пришлось отступать из родных мест вдоль железной дороги к Царицыну, отбиваясь от немцев и казаков П.Н. Краснова. В ходе этих боёв Е.А. Щаденко получил ранения в руку и плечо {Учётно-послужная карта Е.А. Щаденко. См.: РГВА. Ф. 40895}.

    В районе станицы Тацинской Ефим Афанасьевич собрал красногвардейцев и предложил идти с ним по волостям Донецкого округа для организации крестьян и беднейшего казачества на борьбу за советскую власть. Согласились не все. Е.А. Щаденко заявил, что трусы могут оставаться.

    Из воспоминаний одного из красногвардейцев (в скором времени ставшим "красным партизаном", выбивающим для себя какие-то льготы - Л.С.), ушедших с Ефимом Афанасьевичем: «Дойдя до Карпово-Обрывской, тов. Щаденко собрал всех крестьян, стал проводить митинг. Крестьяне заявили ему: “Давай оружие, и мы будем защищать Советскую власть в своём селе”. На это своего согласия т. Щаденко не дал и добавил: “Нужно организоваться воедино и защищать общие интересы пролетариата и беднейшего крестьянства (всего мира, забыл добавить товарищ, который им совсем не товарищ - Л.С.), а не одно своё село. Какой тут нейтралитет и защита вашего села? Ведь придут паны — Ефремов, Греков, Хохлачёв — и сведут с вами расчёты за взятую у них скотину и землю!”. После этого митинга был заметен перелом в настроениях крестьян, в результате чего в наш отряд вступило человек 200. Потом тов. Щаденко поехал по остальным сёлам, расположенным по направлению [станицы] Скосырской» {Воспоминания Д. Попова о Е.А. Щаденко. См.: РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 156. Л. 4, 5}.

    Здесь удалось сформировать целый отряд: одних только крестьян насчитывалось в нём до 2,5 тыс. человек. Но чтобы пробиться в станицу Морозовскую, этих сил оказалось недостаточно. Из-за острого дефицита патронов затяжные бои с белыми грозили поражением. Моральное состояние красногвардейцев падало (начались погромы - Л.С.). Внезапно на помощь пришла неизвестная кавалерия. Вскоре, однако, выяснилось, что эта кавалерия оказалась тоже красногвардейской: её Е.А. Щаденко несколько ранее сформировал из жителей «волостей Грековой, Ефремо-Степановской, Большинской и Голово-Килитвинской» (когда успел, вот неуловимый Янус - Л.С.) {РГВА. Ф. 37461. Оп. 1. Д. 156. Л. 5—7}. Соединившись с кавалеристами, отряд Щаденко с боями проложил себе путь в станицу Морозовскую, далее — к Царицыну.

    Здесь 23 июня 1918 года из частей 3-й и 5-й Украинской армий, а также красногвардейских отрядов Донецкого и Морозовского округов была образована группа К.Е. Ворошилова, задачей которой стала оборона Царицына. Е.А. Щаденко принимал активное участие в этих боевых действиях, в ходе которых он вновь встретился с С.М. Будённым, командовавшим бригадой, включённой в состав Особой кавалерийской дивизии, близко познакомился с К.Е. Ворошиловым и И.В. Сталиным. <…>
   
    Большую роль тогда в боевом столкновении сыграло применение артиллерийских орудий и пулемётных расчётов. Не удалась и хитрость милютинских казаков: с использованием стада коров они хотели приблизиться к позициям красногвардейцев, ибо те из орудий просто расстреляли обезумевших животных.

    В этой боевой схватке Толмачёв (как он написал в своих воспоминаниях - Л.С.) на смерть зарубил местного сотника Калмыкова, но далее вовремя остановился, занеся шашку на родного брата Прокофия, внезапно появившегося в составе красногвардейского (?) кавалерийского подразделения.

    Итог операции объединённых сил красных очевиден: «Оставив станицу Ново-Донецкую, “белоказаки” (кавычки мои – Л.С.) стали отходить на Милютинскую. Наш отряд расположился в хуторе Петровском» {Толмачёв И.П. В степях донских. (Военные мемуары). М.: Воениздат, 1959. С. 90}.

    По сообщению начальника отряда станицы Чернышевской {РГВА, ф. 40118, оп. 1, д. 2. л. 89}, военная операция в районе станицы Милютинской развивалась следующим образом. Около 18 часов 9 мая хутор Орлов заняли отряды красной гвардии. Одновременно "белогвардейские подразделения" (кавычки мои - Л.С.) покинули хутор Леонов. Сплошного фронта, судя по всему, тогда не было. Со стороны “белых” (кавычки мои – Л.С.) существовало несколько очагов противостояния наступлению красных. Понаморёвская группа и Кутейниковская группа сосредоточились в хуторе Севостьяновом. Численность этих групп составляла две сотни с одним орудием и двумя пулемётами.

    Под давлением красных, хутор Артёмов 9 мая 1918 года оставила Чернышевская группа. Милютинские отряды в направлении хутора Орлова 9 мая так и не выступили и оставались в районе хутора Лукичёв. Наступавшие красногвардейские отряды в общей сложности насчитывали около 500 человек, в том числе три кавалерийские сотни, а из вооружения отмечалось наличие двух орудий и трёх-четырёх пулемётов. После занятия хутора Орлова 9 мая эта группировка красных там и остановилась. По мнению начальника отряда станицы Чернышевской, красногвардейцы должны были дальше двигаться в направлении станицы Милютинской и хутора Лукичёв.

    10 мая 1918 года вечером красные примерно в семь вечера стали обстреливать станицу Милютинскую. Военная фортуна в течение этого дня оказалась переменчива: противники в одном месте выигрывали, а другом месте проигрывали. Если из района хутора Тернового «белые» (кавычки мои – Л.С.) отступили, то на другом участке милютинские «белогвардейские отряды» (кавычки мои – Л.С.) сумели взять хутор Поляков, хутор Орлов и продолжали наступление дальше. Противостояние не выявило очевидного победителя лишь в районе хутора Лукичёв. 10 мая 1918 года, по сведениям начальника отряда Каргинской группы, подразделения “белых” казаков (кавычки мои – Л.С.) отошли из всего района Милютинской станицы и отступили к хутору Севостьянов.

    «Причина отступления: недостаток в некоторых сотнях патронов (до последнего) и угрожающее положение со стороны Маньково-Берёзовской, разъезды от которой появлялись в хуторах Петровском и Покровском. Силы наши сосредоточенные в хуторе Севостьянове: 1.200 человек конных и пеших с 7-ю пулемётами и 2-мя орудиями. Силы противника: 1.000 чел[овек] пехоты, 4 эскадрона кавалерии при 4-х орудиях» {РГВА, ф. 40118, оп. 1, д. 4, л. 44}.

    Обозначенный недостаток в боеприпасах, которым объяснялось отступление из района Милютинской станицы, имел вполне субъективный характер. Как отмечалось в той же сводке донесений о ситуации на 10 мая, «В 5–10 верстах от Севостьянова находятся наших 30 подвод с оружием и припасами, привезёнными из Чертково. Одна подвода прибыла, а остальные задержаны хохлами. Послана сотня на выручку» {РГВА, ф. 40118, оп. 1, д. 4, л. 44}.

    Характер этой информации говорит сам за себя: здесь не только проявляется сословный антагонизм между казаками и местными крестьянами-малороссами, но и подчёркивается: кто-то пошёл за «белыми» (кавычки мои – Л.С.), а кто-то стал помогать красным.

    Как красноречиво пишет И.П. Толмачёв, «радостно встретило красногвардейцев и население хутора Петровского. Бойцов нарасхват зазывали в гостеприимно распахнутые двери хат, охотно угощали. На хуторском собрании в честь разгрома большой группы “белоказаков” (кавычки мои – Л.С.) решили устроить угощение воинам. Зарезали трёх быков, десяток баранов. И вот запылали разложенные на площади костры, засуетились гостеприимные хозяйки» {Толмачёв И.П. В степях донских. (Военные мемуары). М.: Воениздат, 1959. С. 91}.