Сентиментальный сюр перед зеркалом

Опять виноват Фрейд: чайник закипел, а крышку открыть не успели. Результат налицо: я снова за клавишами.
Чаще всего я и сам не знаю, какого черта меня тянет к перу. Едешь-едешь, думаешь о чем-то простом, а оказываешься совсем в другом месте, и какая-то бабка уже норовит под колеса, потому что глаза у тебя не на дороге.
Может быть, просто мне нечего делать? Возможно, так оно и есть: поделать с собой ничего не могу, хотя стараюсь вовсю. Я не могу писать в никуда, мне нужен маяк, звезда, вершина, которую хотелось бы покорить. И если все это вдруг ощущается в ком-то, невольно закусываю удила.
Я никого не люблю.  И не страдаю от того,  что судьба отвечает мне взаимностью. Меня не тянет к друзьям, не особенно — к женщинам. Кроме одной. С которой у меня уже давно, как в могиле. Она отвечает мне: «Нет!», — и я спокойно кладу трубку, потому что все равно слышу: «Да!»  Мне просто нравятся сказки.
Я на распутье, но теперь это уже не так страшно: в конце тоннеля, кажется, промелькнул огонек, и я потихоньку крадусь навстречу. Но душу закладывать уже не хочу никому: не благодарное это дело. И пусть обо мне думают все, что угодно, — у меня все равно своя песня. Я просто пою ее, и все.
Я не оправдал многих надежд, но ни за что не упрекну других, что они не оправдали мои собственные. Возможно, я излишне великодушен. Или чрезмерно разумен. А может быть просто глуп, потому что в бою жалость ничего не решит. Она лишь вводит в заблуждение, а милосердие принимают за слабость.
               
Лезвие безопаски лихо слизывает с физиономии последствия трёхдневного загула. Пара минут — и я снова гладенький, ухоженный, приличный. Планов особых нет. Так, дребедень одна. Но я не переживаю по этому поводу: жизнь со мной пока, а значит вполне вероятны новые подвиги.
Но что это, чёрт? Моё изображение в зеркале стало расплываться! Прямое стекло стало кривым. Оно искривлялось постоянно, подобно фольге на сквозняке. Как картинки в калейдоскопе, менялись фокус, ракурс, пропорции. Нос теперь заслонял всё лицо, губы то расползались до ушей, то сворачивались в тоненькую трубочку. Но больше всего напрягали глаза, которые превратились в целые озёра и стали размером в зеркало. Я уже не видел ничего, кроме этих глаз. Те сканировали меня до самых потаённых извилин. И всё, что хранилось там моей памятью и оберегалось от постороннего любопытства, сразу отображалось в пульсирующих зрачках, словно на экране компьютера. Правда, это уже был не я, а какая-то пародия, ещё более дикая, чем «Капричос» Гойи.
Насмешкой, укорами, проклятиями, угрозами клеймило меня таинственное зазеркалье. Не Страшный ли всё это суд? Башка перелопатила тысячи версий.
—Кто? Кто ты?! — взвыл я, не выдержав ошеломляющего психического напора.
Ни звука в ответ. Лишь то же ошеломляющее презрение.
Паника, страх, мурашки по телу. Чтобы хоть как-то прикрыться от этого ужаса, я спрятал лицо во взмокшие ладони и… проснулся.
Всё позади. Какое-то время ещё ощущался в душе неприятный, гнусный осадок. Так где-то, наверное, чувствуют себя казнокрады, припёртые к стенке Следственным комитетом.
Но я же не граблю своё государство, — к чему этот сон?

—Милый, милый писатель!
Она откладывает на крышку рояля мой очередной литературный бред.
—Не пойму, где ты? Твои персонажи такие разные, а говорят все и действуют от Первого лица. Злодеи, паиньки, придурки, мудрецы, — все! Я — это кто: автор или маска?
Пожимаю плечами:
—Когда как.
—Такое впечатление, что все знакомые, друзья нужны тебе лишь в качестве прообразов будущих литературных героев.
—Это так важно?
—Да просто интересно, кто для тебя я? Глина, из которой ты вылепишь, что тебе  вздумается, или всё-таки живая женщина? Подружка, невеста, жена, может быть. Ты можешь быть просто живым человеком?
—Совсем недавно ты говорила другое.
—Не помню.
—Могу процитировать пост твой на сайте знакомств.
—И что я там говорила?

«Странное дело, сегодня первое, что пришло в голову утром, когда я открыла глаза :" Мне абсолютно всё равно, как он выглядит..." Ты понимаешь? Ты настолько гармоничен и красив внутри, что не имеет никакого значения оболочка,  в которую поместили эту удивительную субстанцию... Даже если ты ходишь в таджикском халате и тюбетейке, мне всё равно... я тебя вижу и чувствую и это главное.. хотелось бы, чтобы это не оказалось оптическим обманом, нам свойственно выдавать желаемое за действительное, особенно, когда это очень долго и очень сильно "желаемое"... Что я чувствую в последнее время можно уместить в одно простое и ёмкое слово: неужели?!"...               
Так бывает, когда видишь яркий, цветной и радостный сон и не хочешь просыпаться... а если и просыпаешься, то изо всех сил стараешься заснуть опять...
Я понимаю, что это не любовь, а скорее её ожидание, готовность номер один... Я стою на пороге и осталось сделать всего один, самый последний шаг... Душа тянется к тебе изо всех сил, но я старательно удерживаю её за хвостик. Для её же блага…».

—Так не честно. Я тебя тогда ещё не видела и совсем мало знала. Это просто карт-бланш, не более того.
—То есть проверку на «вшивость» в реальности я не вытянул?
—Давай сменим тему. Ты писатель. Очень милый, но всё же писатель.
—Сомнительный комплимент в твоих устах.
—Какой есть. Ты не живёшь на земле. Тебе скучно среди нормальных людей. Нужны приключения, сумасшедшие страсти, экстрим. Зачем тебе женщина? Ты самодостаточен и в полном одиночестве.
Серьёзные глазки её прищурились. Она склонила набок голову и рассмеялась:
—Шучу!

Часы остановились без пяти двенадцать. Почти в апофеозе событий. Почему так случилось —  не важно. Случилось, и всё. Пути разошлись. Время рассеяло шквалы глухой тоски. Штиль на душе. Разве что лёгкая рябь подёргивает иногда гладь слабеющей памяти.
Фантастика! Как я исцелился? Ещё вчера мне казалось, что Голгофа теперь навсегда.
И вдруг стало скучно. Душит лень. Пора, а не пишется, не думается, даже не смотрится в зеркало: мне все равно, как я выгляжу. Зал полон, а зрителя, которому хочется что-то сказать, в нем нет.
Великое дело требует великой любви, сказал Ницше. Я бы добавил еще к его словам, что отсутствие любви неизбежно склоняет к мелочи, суете. Не спасает даже Великое желание, потому что оно от разума, а не сердца.

О чём писать? Обо всем уже всё известно. Придуманы все слова и законы, открыты и перепаханы земли, изборождены моря и глубины. Чем все это кончится, знает каждый.
Так думали во все века. И всё же… Что-то толкает при этом двигаться дальше. Жизнь ведь действительно прекрасна, пусть в этом сомневаются даже тысяча Энштейнов. Это так уже потому, что с утра снова взошло солнце, что лето, безумное, ослепительное лето гоняет по лугам серебряные гривы ковыля, что твой бокал еще полон, и чьи-то очаровательные глаза, чья-то божественная улыбка все еще согревают твою душу неописуемо нежной любовью. А ты улыбаешься ей в ответ и, покраснев, как мальчишка, шепчешь свое восторженное:
—Будь!

Иллюстрация:Крымский пейзаж. Роберт Фальк